Симон де Монфор видел, как граф Фуа и его подкрепление выехали из лагеря Раймунда в сторону Сен-Мартена, и с тревогой ожидал появления Бушара и его отряда. Но никто не появился. Тогда он посоветовался со своими людьми у северных ворот города, но их мнения разделились. Руководствуясь инстинктом и рыцарским предпочтением сражения перед осадой, Симон решил помочь своим людям в Сен-Мартене, даже если это означало рискнуть потерей города. Оставив пять рыцарей и большую часть пехоты удерживать Кастельнодари, он поскакал по римской дороге с пятьюдесятью всадниками и прибыл как раз в тот момент, когда люди Бушара покидали поле боя. К несчастью ждя них, южане не стали преследовать разбитого врага. Многие из них, вероятно, были еще не получившими плату наемниками, чья страсть к захвату добычи была самым сильным военным инстинктом, которым они обладали. Они грабили продовольственный обоз крестоносцев и тела убитых, когда прибыл Симон со своими людьми. Бушар, увидев, что Симон приближается к полю битвы с запада, развернул своих людей и вернулся, чтобы снова вступить в бой с востока. Южане застигнутые врасплох атакой сразу с двух сторон, были разбиты и понесли большие потери. Граф Фуа и его сын отчаянно защищались, пока их щиты не были разбиты, а мечи зазубрены и затуплены. Потери с обеих сторон были велики. Симон потерял 30 своих лучших людей. Южане были истреблены. Некоторые из них, желая спастись, кричавшие: "Монфор! Монфор!", были приняты за крестоносцев и перебиты своими же людьми.

Как только Симон покинул Кастельнодари, южане атаковали город, возглавляемые пуатевинскими наемниками Савари де Молеона и отрядом арбалетчиков. Им удалось вновь занять пригород, но внезапное возвращение крестоносцев прервало штурм и заставило их поспешно отступить. Симон был за то, чтобы преследовать их и перенести сражение в лагерь южан. Но его люди устали и не хотели рисковать своей победой штурмуя рвы и палисады лагеря Раймунда. Вместо этого они прошли через ворота и расположились у церкви, чтобы спеть Те Deum. Навыки, дисциплина и умелое командование одержали убедительную победу над численностью, а моральный дух Раймунда не выдержал дальнейшего продолжения осады. Его осадные инженеры докладывали, что ядра из мягкого местного камня бесполезно крошатся при ударе о стены. По дороге издалека подвозили валуны, но даже в этом случае за время осады удалось нанести только два прямых попадания по стенам. Некоторые из рыцарей Раймунда дезертировали, узнав о поражении при Сен-Мартен. Другие, опасаясь внезапного нападения на лагерь, вынуждены были спать в своих доспехах. На вторую ночь после битвы южане подожгли лагерь и свои осадные машины и ушли.

Однако дело Симона было далеко от победы. Попытка завоевания четверти Франции на одном акре Тулузской равнины была попыткой вырваться из цепких пут. В идеализированном мире сhanson de geste королевства могли быть завоеваны рыцарством на поле боя, но население Лангедока было не так легко впечатлить. Кроме того, шла психологическая война, и Симон ее проиграл. Граф Фуа, который вырвал управление делами из рук незадачливого Раймунда, разослал по всему региону гонцов с известием о поражении Симона. Говорили, что французов перебили, а Симона повесили. Враждебное отношение к крестовому походу переросло в открытое восстание. Одновременные восстания в долинах рек Тарн и Аверон были спровоцированы плотником из Лаграва, который зарубил топором капитана гарнизона, осматривавшего новые бочки для воды. Весть о восстании стремительно распространилась вниз по течению. Это был регион, который Симон занял всего четыре месяца назад. Его власть там была хлипкой, а гарнизон северян, под командованием Бодуэна Тулузского, находился лишь в Брюникеле. Бодуэн находился в Монтегю (ныне Лиль-сюр-Тарн), когда произошло восстание. Он сразу же отправился в Лаграв, пока горожане готовились к обороне. Увидев на его знамени золотой крест Тулузы, они приняли Бодуэна за его старшего брата, открыли ему ворота и взволнованно рассказали об убийстве командира гарнизона. Бодуэн немедленно приказал расправиться с бунтовщиками. Но пока он усмирял Лаграв к восстанию присоединились Монтегю и Сент-Антонин, и он был вынужден отступить в Брюникель, оставив небольшой гарнизон в Лаграве. Далее на юг восстание охватило несколько замков в предгорьях Пиренеев и даже Савердён, один из первых городов, принявших власть Симона в 1209 году.

Симон отреагировал на эту новость двумя неделями бешеной активности. Он разрушил до основания укрепления Кастельнодари и форсированными маршами добрался сначала до восточных районов Корбьера, а затем двинулся на север через Лораге в долину реки Тарн. Но не дойдя до долины, он узнал, что его дело там проиграно. Гарнизон Монтегю, осажденный в цитадели, сдался горожанам. Крестоносцы повернули назад и затворились в Памье, пока отряды графа Фуа патрулировали долины вокруг. От дальнейшего унижения Симона спасла мягкая зима и прибытие сотни опытных рыцарей, набранных Робертом де Мовуазеном на севере Франции. Они помогли Симону вернуть несколько мятежных замков на юге его владений; но он потерял все города, которые принесли ему первые победы этого года, за исключением Лавора. Как и плотник из Лаграва, он стал рассматривать эту войну как национальную и больше не верил, что Юг можно как-то сплотить против альбигойской ереси. В октябре Симона покинул даже Гийом Кот, рыцарь-южанин, который был крестным отцом его дочери и сражался рядом с ним при Кастельнодари. Говорят, что эта измена оставила в Симоне глубокую ненависть и недоверие ко всем, кто говорил на языке ок и он больше не собирался на них полагаться.

Симон был серьезным, интроспективным человеком. Гнетущее одиночество двух лет, проведенных им в Лангедоке, проявилось в требовательности и нетерпимости как к друзьям, так и к врагам. По отношению к своим подчиненным он был скрупулезно корректен. Он оставался с ними, когда они были в опасности, регулярно советовался с ними и прислушивался к их советам. Но сам он оставался отстраненным и неразговорчивым. Командуя чередой армий со сроком службы в сорок дней, он стал равнодушен к отдельным людям. У него было мало близких друзей. Роберт де Мовуазен, выполнявший от его имени сложные миссии в Риме и Париже, был его ближайшим политическим советником. Но Роберт часто уезжал по служебным делам, да и здоровье его часто подводило. Симон все больше полагался на других, часто на священников, таких как Ги, епископ Каркассона, который, будучи аббатом Во-де-Серне близ Монфор-л'Амори, убедил его присоединиться к первой экспедиции 1209 года. Он также в значительной степени полагался на членов своей семьи. На Рождество 1211 года к Симону находившемуся в Кастре неожиданно приехал его брат Ги, человек, разделявший его неугомонные амбиции, но лишенный его серьезности, и хуже Симона понимавший всю сложность политической ситуации в Лангедоке. Ранее Ги сопровождал брата в Четвертом крестовом походе и разделял его отвращение к решению крестоносцев атаковать город Зару. Они оба вернулись в Италию и оттуда добрались до Сирии, но Ги остался там и осуществил мечту многих безземельных младших сыновей баронов, женившись на даме более высокого положения, чем его собственное, Элоизе де Ибелин. Элоиза принадлежала к королевской семье Иерусалимского королевства, но это королевство в 1211 году было не более чем названием. Ги, несомненно, считал, что в Лангедоке его перспективы будут более радужными, хотя в этом он жестоко обманулся. Но Симон был рад его приезду, особенно потому, что несколько городов уже сдались Ги, во время его пути от побережья.

После Рождества 1211 года Симон попытался восстановить свое положение в западном Альбижуа, между реками Тарн и Аверон. Граф Тулузы провел всю осень в этом регионе и отвоевал все крепости, кроме Брюникеля, который его брат Бодуэн все еще удерживал для крестоносцев. Эта кампания для Симона оказалась крайне неудачной. Армия Раймунда, не вступая в сражения, следовала за ним повсюду, уничтожая отставших и фуражиров. Главной же проблемой стали коммуникации. В регионе с крутыми речными ущельями южане контролировали каждую переправу через Тарн к западу от Альби. В лагере крестоносцев стала ощущаться нехватка продовольствия. В середине зимы поля были пустыми, в то время как амбары в обнесенных стенами городах были заполнены урожаем осенней жатвы. Месяц был потрачен на бесплодную осаду Сен-Марселя, важного убежища катаров к северу от реки Тарн. К Пасхе 1212 года Симон не добился ничего, кроме захвата двух незначительных замков.