Теперь судьба крестового похода зависела от красноречия горстки проповедников, которые в то время завершали зимнее турне по северным провинциям Франции. Но в Испании случилось непредвиденное несчастье, которое должно было поставить под угрозу все их усилия. Летом 1211 года визирь Альмохадов ан-Насир вторгся в Кастилию с огромной армией из северной Африки; в сентябре, после двухмесячной осады, пала крепость Сальватьерра, открыв мусульманам доступ на север Испании. Накал эмоций по этому поводу во Франции был высок, поскольку крепость Сальватьерра принадлежала военно-монашескому ордену Калатрава, имевшему тесные связи с цистерцианцами. В январе 1212 года был провозглашен Кастильский крестовый поход. Арно-Амори, который к тому времени был избран архиепископом Нарбона, взялся провести французских добровольцев через Пиренеи. Кастильский король Альфонсо VIII послал своего личного врача для вербовки крестоносцев среди знати западной Франции, а архиепископ Толедо, находясь при французском дворе, активно проповедовал священную войну. Несмотря на безразличие Филиппа Августа к судьбе Испании, многие из его подданных приняли крест и собирались в поход против мавров. Лангедок, правда, был ближе и менее опасен, а его климат более умеренный. Но Испания, по слухам, была сказочно богата, о чем знал любой рыцарь, слышавший Песнь о Роланде, и Альфонсо VIII открыто заявил о перспективе богатой добычи для тех, кто примет участие в походе. Это неожиданное предприятие вряд ли могло быть желанным для Симона. Тем не менее, его главный военный инженер, архидиакон Парижа, в октябре отправился на север, чтобы посвятить себя более духовному делу — проповеди крестового похода в Лангедоке. Там уже находился епископ Каркассона, а ряд северных церковников также вызвались помочь, в том числе Жак де Витри, каноник-августинец из епархии Льежа, чье использование шуток и забавных историй, риторическим приемам, которым еще не научился Святой Доминик, стало революцией в искусстве проповеди. Со временем эти истории были составлены в специальные сборники, которыми другие проповедники активно пользовались. Но в 1211 году они были еще свежи и увлекательны, а также весьма убедительны, поскольку многие из тех, кто их слушал, впоследствии оказались в Лангедоке[18].

В 1212 году произошла последняя спонтанная вспышка крестоносного энтузиазма в Западной Европе. Помимо официальных крестовых походов в Испанию и Лангедок и продолжающегося призыва к переселенцам в Латинской империи, произошел экстраординарный Детский крестовый поход, привлекший внимание к росту эсхатологической истерии среди бедняков. Альбигойский крестовый поход получил свою долю этих добровольцев из простонародья, проявлявших больше энтузиазма, чем военной подготовки. Их участие привело к большей доле пеших воинов, чем это было в предыдущие годы, а также к неуместному количеству тех, кто пришел вовсе без оружия. Эти безоружные люди, ранее, стали серьезной помехой для ближневосточных крестовых походов. После чего предпринимались решительные попытки, правда не всегда успешные, от них избавиться. Но в Лангедоке таких людей, похоже, принимали достаточно охотно. По крайней мере, один город, Сент-Антонин на реке Аверон, был захвачен их усилиями. Среди аристократов вербовочная кампания оказалась более успешной, чем кто-либо ожидал. Особенно повезло проповедникам в Германии, где им не пришлось конкурировать с агитаторами испанского крестового похода. Проректор Кельнского собора принял крест вместе со своим братом, графом фон Берг; с ними решили отправиться в поход Вильгельм, граф Юлихский, и Леопольд VI, герцог Австрийский[19]. Но были и важные контингенты из северной Франции, мелкие сеньоры из Оверни и армия нормандцев и шампанцев, прибывшая с архидиаконом Парижа в апреле. Небольшие группы приходили через нерегулярные промежутки времени в течение лета, некоторые из них прибыли из Италии и итальянских колоний на побережье Далмации. Их тяготы начались задолго до того, как они достигли лагеря Симона. Им было велено сначала отправиться в штаб-квартиру крестового похода в Каркассоне, откуда их направили далее. Но у них не было карт, а в узких долинах Монтань-Нуар даже предводители местных войск, как известно, сбивались с пути. Бродячие крестоносцы, попавшие в руки графа Фуа, были убиты или искалечены. Истощение, голод и безжалостная летняя жара собирали свои жертвы. В августе тяжело нагруженные новобранцы падали в обморок на обочинах дорог к северу от Каркассона. Жена Симона, проезжавшая мимо по дороге к мужу, спасла некоторых из них и довезла в лагерь на повозке.

В начале апреля крестоносцы захватили замок Отпуль (ныне Мазаме), контролировавший важный перекресток дорог между Каркассоном и равниной Альбижуа. Ночью гарнизон бежал под покровом густого тумана спустившегося с гор, а утром крестоносцы обнаружили, что ворота открыты а замок пуст. Это был переломный момент в судьбе Симона. В течение следующего месяца к нему присоединились не менее трех новых армий из Оверни, Германии и северной Франции, и он смог рассмотреть возможность проведения сразу двух кампаний. Ги де Монфор получил под командование нормандцев и шампанцев и отправился на юг, чтобы вторгнуться в графство Фуа. Он взял штурмом Лавлане и расправились с его населением, после чего смог без труда пройти через владения графа Фуа, опустошая земли и разрушая деревни и города, которые попадались ему на пути. Симон, с немцами и овернцами, вторгся в Лораге, область, которую он завоевал и потерял предыдущим летом. Кампания обернулась триумфальным шествием, поскольку никто не осмелился оказать ему сопротивление. Раймунд VI, запершийся поначалу в замке Пюилоран, бежал от-туда со своей армией, как только Симон приблизился к стенам. Сен-Мишель-де-Ланес, один из немногих городов, оказавших хоть какое-то сопротивление, был сравнен с землей.

В мае Симон вернулся в долину реки Тарн, где Раймунд ранее дважды помешал ему. Большинство городов в этом регионе принадлежали графу, и шесть из них были названы Авиньонским Собором в 1209 году печально известными оплотами катаризма. На этот раз Раймунда не было рядом, чтобы защитить их. Лагерь Симона был заполнен делегациями из городов, готовых подчиниться ему на любых условиях, которые он пожелает выдвинуть. Годом раньше Симон сразу же принял бы эти предложения. Теперь же он понял, что страх — единственная гарантия лояльности в городах, которые хотели, чтобы их оставили в покое. Когда жители Сен-Марселя пришли отдаться на его милость, он напомнил им, что в начале года они в течение месяца противостояли его армии и отказались подчиниться. Позже Симон нашел город опустевшим и приказал снести укрепления и сжечь деревянные дома. Город Лагепи, расположенный в нескольких милях от Сен-Марселя, постигла та же участь. В Сент-Антонине Симон отказался вести переговоры с гарнизоном. Когда барбаканы были взяты штурмом толпой безоружных бедняков из лагеря крестоносцев, он приказал заточить коменданта города, в и без того переполненные, камеры под цитаделью Каркассона. Некоторые горожане попытались бежать, переплыв Аверон, но их поймали и убили. Остальных, укрывшихся в церкви, постигла бы та же участь, если бы Симона не убедили, что населенный город стоит больше, чем обугленная пустошь.

Симон оставил Бодуэна Тулузского завершать завоевание долины Аверона, а сам совершил поход на запад в графство Ажене. Ажене был самым последним дополнением к мозаике владений Раймунда. Он получил его в 1196 году от Ричарда Львиное Сердце в качестве приданого своей четвертой жены, Жанны Плантагенет. Ересь никогда не процветала в провинциях Плантагенетов. Хотя в 1167 году появился катарский епископ города Ажен, о его деятельности ничего не известно, а в 1210 году сам Иннокентий III отметил отсутствие в провинции совершенных. Вероятно, они бежали оттуда во время злополучной экспедиции архиепископа Бордо в 1209 году. Тем не менее, у Симона был приемлемый повод для вторжения в Ажене; это была одна из самых богатых частей владений Раймунда, и местный епископ, который стремился сбросить суверенитет Раймунда, пригласил крестоносцев завладеть провинцией.