Весть о обращении Папы быстро достигла Раймунда VI. Провозглашение крестового похода было совершенно неожиданным, и граф немедленно принял меры, чтобы предотвратить любую угрозу с севера. Папское письмо прибыло в Париж в середине декабря, и король Филипп поручил местному епископу подготовить ответ. На юге Раймунд поспешно попытался добиться капитуляции путем переговоров. В конце декабря он отправил Пьеру де Кастельно известие, что готов удовлетворить все его требования, если отлучение будет снято, и пригласил легатов на встречу в Сен-Жиль в январе. Два легата, сам Пьер и епископ Кузерана, прибыли в Сен-Жиль на второй неделе января. 13-го числа их принял угрюмый и обиженный граф. Раймунд ничего не знал о переговорах в Париже, и был намерен удовлетворить легатов, сохранив при этом свободу маневра, насколько позволяло его уязвимое положение. Он чередовал смиренную покорность и гневное неповиновение. К концу дня легаты так и не добились никаких существенных уступок, и Пьер объявил, что предлагает всем разойтись. Граф настаивал на том, чтобы они остались, гневно угрожая, что "нет места на суше или на воде, где бы он не следил за ними". Несвоевременное вмешательство аббата Сен-Жиль и ведущих горожан не смогло успокоить Раймунда, и с наступлением темноты легаты покинули город в сопровождении телохранителей из аббатства, направившись на восток вдоль болотистого берега рукава Роны.

В Риме же папские чиновники изучали ответ французского короля, который, был далеко не обнадеживающим. Филипп не отказался от вторжения в Тулузское графство, но выдвинул свои жесткие условия. Английскому королю Иоанну удалось поднять против него восстание в Пуату, а его союзники заперлись в крепости Туар. Филипп не мог вести две войны одновременно. Но если Папа поспособствует заключению перемирия с Иоанном и обеспечит, чтобы французское духовенство и баронство оплатили расходы на войну, король рассмотрит возможность проведения кампании на Юге. Если же король Иоанн нарушит перемирие, Филипп оставлял за собой право немедленно отозвать свою армию. Филипп знал, что Иннокентий был не в состоянии выполнить эти условия. Английский король находился под угрозой интердикта, и эта угроза была воплощена в жизнь лишь два месяца спустя. Влияние Папы на Иоанна было незначительным. Французские дворяне также не могли быть более сговорчивыми, чем их государь. Решение проблемы Иннокентия было еще далеко не ясным, когда совершенно непредвиденное событие в корне изменило ситуацию. 14 января Пьер де Кастельно был убит придворным графа Тулузского.

В феврале 1208 года весть об убийстве легата достигла Рима. Папа, по словам наваррского посла, опустил голову на руки и удалился помолиться в святилище Святого Петра под главным алтарем Ватиканской базилики. Через несколько дней после этого прибыли аббат Сито и епископы Тулузы и Кузерана с полным отчетом об обстоятельствах смерти легата. Они не оставили у Иннокентия сомнений в том, что виновником смерти был Раймунд. Папе, вероятно, рассказали о злобных слухах, утверждавших что Раймунд публично почтил убийцу как "единственного человека, достаточно преданного, чтобы избавить меня от моего врага". Эти истории, конечно, были неправдой, но ни в коем случае нельзя сказать, что граф был невиновен; личность убийцы была хорошо известна, и по мнения многих современников, Раймунд несомненно был причастен к убийству, из-за того, что не наказал его. Воспоминания о смерти Томаса Бекета должны были всплыть во многих умах. Позже Иннокентий признал, что улики были не более чем "сильным подозрением", но в то время он должен был немедленно отреагировать. В окружении аббата Сито и двенадцати кардиналов Иннокентий возобновил отлучение графа Тулузского, погасив зажженный светильник, как того требовала традиция для этого случая. 10 марта он обратился с новым письмом к рыцарям и баронам Франции, приглашая их наложить руки на графа и завладеть его имуществом. "Вперед, воины Христовы! Вперед, добровольцы армии Божьей! Идите вперед с воплем страдания Церкви, звучащим в ваших ушах. Наполните свои души благочестивой яростью, чтобы отомстить за оскорбление, нанесенное Господу". За свершение Божьей мести каждый должен был получить всеобщую индульгенцию, равную индульгенции для крестоносцев в Святой земле[4].

Поскольку известие о смерти Пьера де Кастельно было еще у всех на слуху, Арно-Амори не составило труда завербовать Эда III герцога Бургундского и Эрве де Донзи, графа Неверского, которые были одними из самых знатных баронов Франции. Эд же был человеком особой важности. Его герцогство было одним из самых богатых фьефов короны, а его рыцарская дружина была самой многочисленной в королевской армии после дружины самого короля. Крестоносные традиции были сильны в его семье, поскольку его предки были среди предводителей крестовых походов XI и XII веков в Испанию. Мотивы Эрве де Донзи менее ясны, но среди них, несомненно, было стремление расширить свои владения. Десятью годами ранее он был малозначительным бароном в Ниверне. В августе 1199 года он победил и захватил в сражении графа Невера и заставил своего пленника выдать за себя замуж его дочь и уступить управление графством. В королевскую армию Эрве должен был выставлять всего одиннадцать рыцарей, но для своих целей он, вероятно, мог собрать в три или четыре раза большее число. Эд и Эрве заявили Арно-Амори, что вдвоем они могли бы собрать 500 рыцарей, которые составили бы ядро значительной армии. Но поскольку эти рыцари были в первую очередь обязаны военной службой французскому королю, они поставили свою поддержку в зависимость от его одобрения.

Сотрудничество Филиппа Августа было важно и по другой причине, поскольку ему, как сюзерену Раймунда, предстояло вернуть себе владение графством Тулуза. В марте Иннокентий написал королю вкрадчивое письмо, в котором поздравлял с успехами его правления и указывал, что нет лучшего применения его силе, дарованной Богом, чем сражение за Церковь на Юге. Когда это послание достигло Франции, Филипп Август все еще был поглощен делами в Пуату. Он находился со своей армией под Туаром осаждая союзников короля Иоанна, да сам и чувствовал себя неважно. Вместо ожидаемого обещания помощи Иннокентий получил бесплатную лекцию по праву. Граф Тулузский, ответил Филипп, конечно, не является его другом, но не дело Папы приглашать французов вторгнуться во владения графа. Если Иннокентий уведомит его в надлежащей форме, что граф осужден за ересь, чего еще сделано не было, то он конфискует фьеф в надлежащее время. На Филиппа не произвели впечатления инструкции Папы Римского различным французским прелатам с требованием договориться о перемирии между ним и его врагами. Король также был недоволен тем, что его военная мощь уменьшилась, даже временно, из-за набора крестоносной армии среди его вассалов.

В мае, когда Филипп оправлялся от болезни во время кампании, его посетил в Шиноне келарь монастыря Сито, который от имени герцога Бургундского и графа Неверского попросил у него разрешения принять крест. Король неохотно дал разрешение, но с оговоркой, что другим баронам не будет позволено последовать их примеру. Если бы это условие было выполнено, крестовый поход угас бы толком не начавшись. Но в конце месяца войска Филиппа одержали победу в Пуату, и его отношение к крестоносному предприятию смягчилось. Более того, становилось очевидным, что возмущение, вызванное смертью Пьера де Кастельно, было слишком сильным, чтобы сдержать его бесстрастными политическими расчетами Филиппа. Оговорка была отменена и забыта.

Заручившись поддержкой нескольких знатных баронов, чья поддержка была крайне необходима, Арно-Амори дождался 14 сентября, прежде чем официально провозгласить крестовый поход на общем капитуле ордена цистерцианцев. Альбигойский крестовый поход не обладал мощной эмоциональной привлекательностью ближневосточных крестовых походов, а Арно-Амори не был ни Святым Бернардом, ни Урбаном II. Однако цистерцианцы энергично проповедовали поход всю зиму 1208-9 годов, и реакция французской знати оказалась весьма обнадеживающей. Современники не были так шокированы идеей крестового похода в христианскую страну, как антиклерикальные историки XIX века. В обществе, основанном на общности религии, разве еретики не были иностранцами? Не были ли они, как настаивал Иннокентий в своем письме французскому королю, даже хуже сарацин, потому что были ближе к сердцу христианства? Обещание всеобщей индульгенции за уничтожение таких паразитов было слишком хорошим предложением, чтобы от него отказываться. "Я категорически обещаю, — заявил проповедник Четвертого крестового похода в Базеле всего за четыре года до этого, — что каждый из вас, кто примет крест и исповедуется, будет полностью очищен от всех своих грехов". Это обещание теперь повторялось по всей Бургундии и северной Франции. Те, кто слышал его, ничего не знали о богословских угрызениях совести, которые проводили различие между отпущением греха и исповедью. Они хотели быть причисленными к "предприимчивым бизнесменам", к которым обращался Святой Бернард во время проповеди Второго крестового похода в 1146 году. "Крест, говорил он, — это выгодная сделка, которую нельзя упустить: он обойдется вам недорого, но если вы будете носить его со смирением, он будет стоить Царства Небесного". Многие согласились, от вора из Лилля, которого графиня Шампани предпочла бы видеть в тюрьме, до графа Оверни, которого заставили присоединиться к крестоносной армии в качестве наказания за наложение рук на епископа.