Столкновение с земным огнестрельным оружием оказалось для ранхордов очень неприятным сюрпризом, за следующий час они лишились почти четверти флота, однако продолжали рваться вперед. И кое-где добирались до расстояния действия магических плетений, после чего земляне тоже начали нести потери. Даже «Иосиф Сталин» пострадал, получив пятиметровую бортовую пробоину, откуда сейчас выходил воздух. Несколько корветов и два фрегата вообще были уничтожены стихийниками-огневиками при помощи первородного пламени. Потери среди советских парусников тоже были немалыми, уже больше пятисот превратились в мелкие обломки.

Самым действенным оружием, как ни удивительно, оказались истребители. Ни местные канониры, ни маги не умели сражаться на таких скоростях. Юркие машины проносились мимо, походя расстреливая противников из мезонных пушек и засыпая торпедами и небольшими ракетами. Парусникам хватало — магическая защита против кинетического оружия оказалась почти бессильна. А магов, способных поставить действенную, было немного. И неудивительно, обычно в Миросплетении атаковали энергетическими и огненными плетениями, против них и разрабатывалась основная защита. Теперь же щитовики столкнулись с неизвестным им оружием и только бессильно матерились, глядя, как один за другим гибнут их корабли.

Зенитчики вели огонь с парусников и с астероидов вокруг прохода между поясами. Дальнобойные гаубицы с орбитальных платформ тоже старались вовсю, разрывы их снарядов очень не нравились ранхордам, но поделать они ничего не могли — к платформам было не прорваться. Советские парусники бросались в самоубийственные атаки, гибли, но забирали с собой на тот свет по два-три, а то и больше кораблей противника. «Ленинградский рабочий» по примеру других прикрыл собой главный ордер эскадры и попал под атаку огневика, как ни удивительно, не уничтожившую его полностью. Впрочем, Лешка этого уже не видел. Он стрелял до последнего, пока после очередного залпа для него внезапно не наступила темнота.

Свою немалую роль сыграли установленные мастером Гатхом с учениками ловушки. Одни превращали попавшие в них корабли в двухмерные тени, другие выворачивали их наизнанку, а третьи растирали в мелкую пыль. Ранхорны потеряли почти две тысячи парусников, прежде чем поняли, что проходы между большими астероидами поясов намертво перекрыты очень сильными пространственником. Осталось только продолжать атаковать в лоб.

Контр-адмирал Красовский, дождавшись, пока часть флота противника на дальних подступах собьется в кучу, атаковал ее десятком гиперторпед с термоядерными боеголовками, что произвело на ранхордов буквально шоковое впечатление. Ничего подобного этому огненному аду они и представить себе не могли. Но это было только начало, ведь разведчики обнаружили ожидавшую в стороне часть флота противника и сообщили ее координаты на флагман. Красовский зло усмехнулся, покосился на сидевшую за пультом второго навигатора Ирочку, недавно ставшую его невестой и радостно улыбнувшуюся будущему мужу, после чего отдал приказ атаковать засадный ордер сразу сорока гиперторпедами, причем россыпью, чтобы накрыть как можно большую площадь. Полыхнуло так, что находившиеся недалеко от взрыва разумные ослепли ненадолго. И засадного ордера не стало, все восемь тысяч кораблей, входивших в него, приказали долго жить.

Это стало камнем, переломившим хребет ранхордов. То один, то другой их отряд начали отступать, вот только истребители быстро настигали пустившихся наутек, не давая им уйти в гиперпространство. Однако бежали не все, многие наоборот бросались в отчаянные, безумные атаку — знали, что сдаваться бесполезно, ведь в клане Советский Союз к работорговцам относятся, как к чудовищам, и за разумных не считают, уничтожая там, где встретят. Оказаться на каторге никому не хотелось, лучше уж сразу погибнуть.

Победа нелегко далась советскому флоту, была потеряна почти половина кораблей из эскадры Красовского, а уж парусников не досчитались больше двух тысяч. Но потери оказались не напрасными, разгром противника был попросту ошеломляющим, они лишились больше тридцати тысяч кораблей. От такого удара клан нескоро оправится, если оправится вовсе. А времени на это товарищ Сталин давать работорговцам не собирался. Враг должен быть уничтожен! Полностью. Чтобы больше никогда не поднял голову.

Лешка открыл глаза в светлой, большой палате, на удобной кровати, и по запахам сразу понял, что он в госпитале. Рядом всхлипывала сидящая на табуретке Тарха, ее утешала какая-то пожилая нянечка, говорящая, что ничего, жив ее муж, в отличие от многих других, а что без ноги и руки остался, так ничего страшного. Слетает в Москву или Ленинград, там в центральных госпиталях за несколько дней новые отрастят. И главное, мол, тоже уцелело, не беспокойся девица. А может и сюда, в Новомихайловск, новые капсулы привезут, их сейчас в Свердловске делают, с каждым днем все больше и больше.

— Кха-кха… — откашлялся Лешка. — Воды…

— Очнулся, милок! — захлопотала вокруг него нянечка, напоила из чайничка и оставила молодоженов наедине, ее позвал другой раненый. Видимо, опытного персонала все еще не хватало.

Гарха некоторое время осторожно поглаживала Лешку по щеке, сглатывая слезы, потом выдохнула:

— Живой, мой родной, живой, мой хороший…

— Живой… — подтвердил парень, он хотел было улыбнуться, но стало больно. — Мы отбились?..

— Отбились! — заверила полуорка. — По радио объявили, что всего несколько сотен кораблей сбежало. Теперь, когда мы ранхордов побили, на нас никто больше не полезет, побоятся! Они ж самыми сильными считались во всем Миросплетении! А теперь наш клан самый сильный.

— Вот и хорошо, — Лешка ощутил, что у него закрываются глаза. — Я посплю…

— Спи, родной, спи! Я тут посижу, посторожу твой сон.

Гарха еще раз осторожно погладила парня по щеке и утерла слезы. Слава всем богам, она не потеряла свою нежданную любовь. И теперь сделает все, чтобы муж был счастлив. Ничего не пожалеет, даже жизни.

— Старх не простит нам проигрыша… — уронил Сентран, хмуро оглядывая едва ли три сотни кое-как уцелевших, полуразбитых кораблей. — Мы там половину нашего флота оставили. И что теперь?

— Не знаю, — понуро ответил Кортин, смазывая целебным бальзамом рану на голове. — Но мы этот чертов клан с дурацким названием недооценили. Сильно недооценили! О таком оружии, как у них, в Миросплетении раньше вообще не слышали, даже Железный остров применял что-то другое. У меня возникло одно паршивое подозрение. И если я прав…

— Какое?

— Мы столкнулись не с кланом, а с устоявшимся, сильным государством, для которого эти острова в Миросплетении — всего лишь малозначимая периферия. Но своего оно не отдаст никому.

— И что это значит? — растерянно посмотрел на старого друга адмирал. — Какое отличие клана от государства?

— Очень большое, — тяжело вздохнул разведчик. — Это следующий после клана уровень развития общества. Государство всегда выиграет в столкновении с кланом, поскольку способно объединить на порядок больше разумных, причем на принципиально других условиях. Извини, долго объяснять. Прими на веру, что это так. И если перед нами сильное государство, то с ним лучше договориться и разделить зоны ответственности. Но тут проблема в том, что они объявили основу нашего благополучия, работорговлю, вне закона. По их моральным нормам работорговцы — абсолютное зло, чудовища, живущие чужой болью и горем. Так что договориться не получится. И они нас теперь, после нападения, в покое однозначно не оставят. Я бы не оставил, не думаю, что руководство Советского Союза глупее. Тем более, что до наших планет добраться, в отличие от их, совсем нетрудно. Они всем известны.

— Значит возвращаемся, нужно готовиться к обороне, — недовольно передернул губами Сентран. — Работы много, не будем терять времени.

— Старх может нас и казнить за провал… — поежился Кортин.

— Ну, казнит, так казнит, — пожал плечами адмирал и достал связной амулет, начав отдавать команды уцелевшим кораблям.