Вера с большим удивлением узнала, что картошка почему-то особым спросом у народа не пользовалась, хотя было ее на рынке очень много, да и стоила она копейки. Точнее, полтинник за пуд, а топленое говяжье сало — меньше рубля за килограмм. Так что по утрам и в обеденный перерыв несколько заранее выбранных парней быстренько бежали в магазинчик, чистили там ведер пять картошки — а все остальное делала жена Евдокима Герасимовича. То есть просто ставила эту картошку вариться, а по готовности толкла ее, добавляя то самое говяжье сало и — в каждый ведерный котел отдельно — по дюжине яиц, ну а вечером готовый продукт уже ждал жадных до знаний (и вкусной еды) студентов. Чтобы торговцу разрешили снабжать студентов едой, Вера как раз «административный ресурс» члена комитета комсомола и использовала на полную катушку. А спустя всего лишь неделю посте начала этой практики Вера с некоторым удивлением обнаружила, что собираемых ею со студентов «коммунальных взносов» стало гораздо больше, а число слушателей уже заметно превысило количество первокурсников на факультете. Ну а когда к ней подошли уже несколько аспирантов, лаборантов и преподавателей я просьбами принять их в коммуну…
Фокус, с помощью которого Вера обошла некоторые советские законы, был прост и незатейлив: официально лавочник просто продавал студенческой коммуне картошку и сало с яйцами, по обычной цене продавал. А уж что делала с закупленными товарами коммуна — его вообще не интересовало. Правда, супруга его тоже была членом коммуны «Сытый студент», а уж как эти студенты (и примкнувшие к ним товарищи) распределяют внутри себя «членские взносы», налоговую инспекцию вообще не могло интересовать. То есть интересовало, но университетские комсомольцы (с привлечением парторганизации города) налоговикам быстро объяснили, что студенческие копейки им считать не стоит. И это было очень важно: налоги на любую частную точку общепита были такими, что цена паршивой каши какой-нибудь могла поспорить с фуагра в парижском ресторане — и в коммуне удавалось цены удерживать на исключительно низком уровне. А очень немногим товарищам, возмутившимся тем фактом, что «какой-то нэпман на рабочем классе наживается», другие товарищи мягко указывали на некоторую неуместность подобных высказываний. Вплоть до высылки в отдаленные районы указывали: тут уж Вера вовсю пользовалась своим старым преподавательским опытом, вкладывая в головы партийных руководителей «ценные знания» о высказываниях того же Владимира Ильича по этому поводу…
Но все же больше Вера занималась учебой, и то, что Лена ей ключ от лаборатории дала, оказалось более чем кстати…
Всем людям — в том числе и двенадцатилетним девочкам — свойственно расти. А девочки (как, впрочем, и мальчики) при этом еще и взрослеют. И взросление девочек приводит на определенном этапе к очень определенным последствиям.
Вера, когда почувствовала знакомую (но уже прилично подзабытую) тяжесть в животе, поначалу даже расстроилась, сообразив, что нынешние аптеки ее в этом плане порадовать не могут. То есть могут, но не совсем порадовать: нынешние цены на различные «перевязочные средства» кроме уныния могли вызвать разве что ужас и возмущение.
Впрочем, первую — и все же слабую — «атаку» она перенесла без существенного ущерба, а когда «борьба с природой» завершилась хоть и временной, но победой, Вера внезапно вспомнила одно слово. Вначале было слово, и слово это был «полиакрилат калия» — вот только откуда это слово возникло у Веры в голове, она так и не поняла. Однако это было уже не важно — и Вера, отменив несколько вечерних лекций, заперлась на пару дней в лаборатории. Точнее, на пару ночей и одно воскресенье. И утром в понедельник пришедшая на работу Лена увидела спящую у вытяжки Веру, а возле нее на столе — химический стакан с каким-то белым порошком и были разбросаны большие клочья ваты. Еще в лаборатории попахивало какой-то странной «химией», но уточнить, почему девочка произвела такой бардак, Лене не удалось: в лабораторию вошел Николай Дмитриевич — сразу после того, как разбуженная Леной Вера продрала глаза.
— Так… Вера Андреевна, если я не ошибаюсь? Слышал я, что Лена вам без разрешения ключ от лаборатории выдала — но слышал и о лекциях, какие вы студентам по вечерам давали, и почему на нарушение решил глаза закрыть. Но, вероятно, зря… вы что тут натворили? Сейчас через десять минут занятия начинаются, а у вас в лаборатории как будто Мамай прошел. И как вы это объясните?
— Я сейчас за пять минут порядок наведу, ничего с занятиями не случится. А объяснить — просто: я тут одну очень полезную вещь схимичила.
— И какую же?
— Называется вещь «полиакрилат калия».
— И чем же этот полиакрилат так полезен? Я, конечно, помню, что у вас какие-то идеи по поводу акриловой кислоты были…
— А теперь часть из них воплотилась. Смотрите, видите кусок ваты на столе?
— Мусор этот?
— Пусть будет мусор. Но с этим мусором я вам покажу презабавнейший фокус. Вот, набираю стакан воды… набрала. Вот этот стакан не спеша выливаю на эту ватку… вылила. А теперь попробуйте из ватки выжать воду.
— То есть?
— То есть возьмите ватку в руку и крепко ее сожмите.
— Хм… очень интересно. А вода-то куда делась?
— Да никуда она не делась, вся в этой ватке и осталась. То есть не совсем в ватке: я в эту ватку запихала примерно один грамм полиакрилата — и этот грамм способен впитать уже поллитра воды.
— Это как?
— Это очень просто. Этот полиакрилат по структуре… как бы объяснить-то понагляднее… он как рыба фугу японская, которую каждый самурай должен хотя бы раз в жизни попробовать. Но не суть, суть в том, что рыба умеет раздуваться в шар, потому что у нее скелет не как у селедки, а раздвижной… может, в зоологическом музее скелет есть? Ладно, по другому попробую. Полиакрилат — это такая пространственная структура, у которой внутренняя поверхность молекулярной цепи очень гидрофильная, и она притягивает воду, при этом не химически, а чисто физически — и ее удерживает внутри потолстевшей молекулярной цепочки. Удерживает настолько крепко, что руками — и даже чем-то более тяжелым и сильным — воду изнутри молекул выжать невозможно. А от испарения вода прикрыта как раз полимером, который сам по себе воду пропускает довольно плохо, поэтому испаряется захваченная полимером вода исключительно медленно. То есть если вода попадет в полиакрилат, то она там и останется…
— Зачем?
— А затем. Коэффициент инспирации у пшеницы составляет пятьсот…
— Коэффициент чего?
— Это сколько единиц воды растение должно испарить чтобы получилась единица зерна. Так вот, чтобы собрать в степи десять центнеров пшеницы, пшеница должна испарить уже пятьсот тонн воды! А метровый слой почвы может весной накопить хорошо если сотню тонн на гектар. Понятно, потом еще и дождики льют — но весной-то после таяния снега с этого гектара тонн двести воды просто стекают! А если в земличку осенью добавить этот самый полиакрилат, примерно по полкило на квадратный метр, то этот квадратный метр легко впитает уже четверть тонны воды, что в пересчете на гектар составит… в общем, хватит пшенице на выращивание пятидесяти центнеров с гектара. А если учесть, что поликакрилат даже из влажного воздуха воду вытягивает… Но вот корни растений воду вытягивают куда как сильнее человеческого кулака, и даже сильнее, чем ее удерживает макромолекула полиакрилата — так что пойманная им вода вся пойдет на рост столь нужного стране зерна.
— Интересно… а во что такое поле обойдется?
— Одной заправки поля хватит примерно на пять лет работы, потом корни растений из него калий вытащат и акриловую кислоту разложат на воду и воздух. А если полиакрилат производить на большом заводе, то цена окажется вполне приемлемой, я думаю, заправка им поля за год окупится за счет прироста урожая.
— Да… — химик еще раз попытался выжать воду из куска ваты, — вы, похоже, открыли… придумали очень интересное вещество, даже, пожалуй, новый класс веществ. А такое на приличную научную работу тянет, даже на диссертацию минимум кандидатскую… У вас процесс получения расписан? Дайте-ка мне глянуть.
