Несколько лет назад их также выбрали на драфте НХЛ, и они хотели расторгнуть свои контракты, чтобы продолжить карьеру в Северной Америке. Все это совпало с публикацией в «Правде» одной из самых противоречивых заметок, соавтором которой был Матвеев, – о том, что Тихонов придерживался негласных правил при формировании своего клуба и личная преданность там играла не последнюю роль. «Правда» сообщала, что если хоккеист не являлся армейским офицером, то ему было значительно сложнее не только пробиться в состав сборной Советского Союза, но и попасть в заявку ЦСКА.

– Мы писали, что в жизни россиян произошли большие перемены. И что, может быть, ЦСКА тоже не мешало бы кое-что изменить, – продолжает Матвеев.

На этом фоне Федоров уже считал, что лучше уехать в НХЛ. Однако Тихонов вовсе не был дураком. Он прекрасно понимал, что «Ред Уингз» будут заманивать Федорова в Детройт. Вот только даже он не подозревал, что Матвеев, которому Тихонов тоже доверял, был готов выступить посредником в этой истории.

Тем временем Джим Лайтс нашел в Детройте человека, который обещал помочь с организацией побега. Сезон 1989–90 только набирал обороты. На дворе был октябрь. В раздевалке «Ред Уингз» к Лайтсу подошел тренер вратарей Фил Мир. Он сказал, что хорошо знаком с прославленным советским голкипером Владиславом Третьяком.

У Третьяка в Монреале был друг-фотограф, имевший свободный доступ ко всем игрокам ЦСКА и сборной СССР. Считаные минуты спустя Лайтс уже разговаривал по телефону с этим фотографом – Мишелем Пономаревым. А через пару дней они встретились уже лично в Монреале.

Перед Лайтсом предстал мужчина возрастом под пятьдесят. Это был русский экспат, эмигрировавший, когда ему было уже за тридцать. Поскольку Пономарев говорил на русском, французском и английском, он всегда работал официальным фотографом сборной СССР, когда та выступала в Северной Америке или Западной Европе. «Я могу поговорить с ребятами от вашего лица», – сказал он Лайтсу, которому уже казалось, что эта сделка принесет «Ред Уингз» в будущем огромные дивиденды.

– Майк Илич постоянно говорил мне, что если подворачивается счастливый случай – надо за него хвататься, – вспоминает Лайтс. – Поэтому я сказал Мишелю: «Давай так. Если мы это делаем, то ты работаешь на меня. Я должен быть уверен, что ты на нашей стороне». Мы сначала договорились на словах, а затем заключили контракт, где было прописано, что «Детройт» заплатит ему 35 тысяч долларов в случае успешного побега Сергея Федорова и Владимира Константинова. С тех пор Мишель стал работать на меня. Так все и началось.

Вскоре после этого Валерий Матвеев, представитель Федорова, вышел на связь с Мишелем Пономаревым, который выступал со стороны Лайтса. Оба прекрасно понимали, что Федорову не очень хочется уезжать из Советского Союза – даже по окончании воинской службы. Сергей переживал за свою семью, волновался за родителей и брата. Что будет с ними, если он сбежит, как его лучший друг и партнер по звену Александр Могильный, чьих родственников с тех пор не оставляли в покое?

Однако Федоров был готов к диалогу. С помощью Пономарева он договорился о встрече с Лайтсом в Чикаго незадолго до Рождества 1989 года во время серии матчей ЦСКА против команд НХЛ. Лайтс хорошо подготовился. Он был уверен, что сможет уговорить Федорова бежать в тот же день. Забронировал номер в роскошном отеле «Дрейк» – любимом пристанище «Детройта», когда команда находилась на выезде. Сборная СССР остановилась в гостинице неподалеку. Пономарев прилетел из Монреаля и договорился, что Федоров придет на ужин. Еду заказали в номер.

– Федоров пришел в своем лучшем костюме, – рассказывает Лайтс. – Это был хороший российский костюм. Особенно для двадцатилетнего пацана. Вот только возникало ощущение, что он его на барахолке купил. Костюм весь блестел. Но это и неважно. Сергей был красивым парнем, прямо красавцем. И очень уверенным в себе.

Они беседовали несколько часов – во время и после обеда. Лайтс показал Сергею форму «Ред Уингз», включая гостевой и домашний свитера с фамилией «Федоров» на спине. После чего приступил к серьезной части.

– Я вооружился всем, что, как мне казалось, должно быть важно для русских, – продолжает Лайтс. И вот что он принес на встречу:

– стандартный контракт НХЛ. Но тут Джим пошел несколько дальше. Он сделал копию контракта не кого-нибудь, а капитана команды Стива Айзермана, который был лучшим и самым высокооплачиваемым игроком «Ред Уингз». Сергей говорил ему по телефону, что восхищается игрой Айзермана. Поэтому Лайтс принес показать контракт Стива и был готов предложить сделку на тех же условиях;

– пачку пятидесятидолларовых купюр на общую сумму в десять тысяч долларов. Лайтс хорошо усвоил урок своего тестя и наставника Майка Илича, что наличка – всему голова. Эта пачка денег была предназначена в качестве аванса будущего шестизначного подписного бонуса;

– несколько брошюр компании «Риверфронт Тауэр Апартментс». Ей принадлежала новая высотка рядом с «Джо Луис Ареной», где жил ряд игроков «Детройта». Клуб был готов предоставить Федорову лучшую квартиру и оплатить его проживание на три года вперед;

– наконец, то, что по мнению Лайтса, окончательно должно было склонить чашу весов в его пользу. Брошюру одного из автосалонов «Шевроле» в Детройте, где демонстрировались новейшие модели «Корветта». «Целый каталог принес! – вспомнит об этом потом Федоров. – Как такое забудешь? Джимми Лайтс знал свое дело».

Тем не менее наибольшее впечатление на Федорова произвел как раз контракт Айзермана. Лайтс понимал, что Сергею было важно, чтобы он зарабатывал как капитан команды. Менеджер «Ред Уингз» был абсолютно уверен, что в тот же вечер покинет Чикаго в компании новой звезды «Детройта». Однако вечер закончился тем, что Федоров встал, пожал Лайтсу руку, поблагодарил его через Пономарева за щедрое предложение и отклонил его.

– Я не могу сейчас уехать, – сказал он.

– Но, Сергей, пойми – это все твое, если мы уедем прямо сейчас, – взмолился Лайтс. – На политику никогда нельзя полагаться. В России все может поменяться. Когда у тебя еще будет такая возможность? Завтра в политике уже все может быть по-другому. Соглашайся, а всем остальным займутся мои адвокаты.

В это трудно поверить, учитывая недовольство Федорова службой срочником в армии и всей советской хоккейной системой, которая, как он сам говорил, держала его в клетке, но Сергей снова отказался.

– Я скоро отслужу, – передал Федоров Лайтсу через переводчика. – Я не хочу дезертировать. У меня дембель в начале января. Больше служить не буду. Я хочу играть в НХЛ, приеду летом. Можете в этом быть уверены.

Лайтс расстроился, но в целом остался доволен разговором. Федоров тоже чувствовал себя уверенно после той встречи. Он сообщил Матвееву о контракте, который предложил ему Лайтс. Сказал, что у капитана команды точно такой же.

– Это был официальный документ, с прописанной суммой в долларах с несколькими нулями, – вспоминает Матвеев. – Тут Сергей понял, что он – важный человек.

Но не тут-то было. Срок воинской службы Федорова истекал 1 января 1990 года. Однако Тихонов собственным произволом продлил его до конца Суперсерии, чтобы Сергей гарантированно вернулся с командой в СССР.

В апреле, пока Федоров помогал сборной выиграть золото на чемпионате мира в швейцарском Берне, Матвеев и Пономарев вновь позвонили Лайтсу и познакомили его со своим планом побега.

– Из России я бы никогда не стал звонить, потому что КГБ мог прослушивать телефон, – говорит Матвеев. – Мы решили, что лучше всего будет найти Сергею девушку из Америки. Но мистер Лайтс сказал, что это весьма проблематично и займет много времени. Он заметил, что Сергею, наверное, лучше уехать так, как это сделал Могильный. Тем более что он уже демобилизуется, так что воинской обязанности у него уже не будет, как и контракта с ЦСКА.

Федоров ответил отказом, но потом передумал. Его терпение окончательно лопнуло, когда советская система едва не упрятала его в тюрьму во время отпуска на Черном море.