Генерал происходил из семьи состоятельных военных, учился в Вест-Пойнте и окончил его с отличием. Он поступил на службу в Военно-воздушные силы, когда сухопутные войска и военно-воздушные корпуса были одним целым, и остался там после разделения. Он служил в авиации и поднялся по служебной лестнице со скоростью недоступной глазу. В основном благодаря связям своего отца. Почести, служебные привилегии, медали… все это благодаря статусу.

Этот человек был состоятельным, обеспеченным, но нерешительным, и адъютант принимал решения за него в течение трех лет. Альбертс задался вопросом, что произойдет, когда в следующем году в соответствии с планом ротации он будет переведен на другую работу. Освоится ли новый адъютант так же быстро? Или генерал, используя свои связи, сделает все, чтобы Альбертс остался на своем посту?

Но все это было в будущем, а решение о летающих тарелках генерал должен был принять сам. В этом он ему не помощник. И плохо, что генерал совсем расклеился. Очень плохо.

— А теперь отправляйся и сделай хоть что-нибудь! — крикнул генерал, хлопнув ладонью по пустому столу. Его лицо пошло пятнами от разочарования и досады.

Альбертс отдал честь, развернулся и вышел, думая: «Чтоб он обосрался. Надеюсь, Пентагон всыпет ему по первое число за его бездеятельность. Лично я буду только рад».

Одна тарелка отличалась от остальных. На ней были видны повреждения в том месте, где «тарелка», видимо, столкнулась с метеоритным роем. Маркировка на ней была неряшливой, на корпусе виднелись очевидные заплаты.

Она казалось бедным родственником этих ярких, сверкающих, удивительно замысловато раскрашенных товарок. И этот бедный родственник никогда-никогда не исчезал, в отличие от остальных, висел себе  где-то над пустыней в Неваде.

Однажды гражданский пилот из Лас-Вегаса, проигнорировав запреты, подлетел очень близко к этой тарелке. Пилот несколько раз облетел ее, описывая круг за кругом, описывая огромные размашистые дуги. К тому времени, когда он совершил свой четырнадцатый облет и решил приземлиться на вершину тарелки, просто так, шутки ради, перехватчики, базировавшиеся неподалеку, получили сигнал сигнал к действию, и в считанные минуты сбили его.

Когда судьба мира висит на волоске, не время уговоров всяких сумасшедших. Он повел себя неразумно, пренебрег приказами оставаться на земле и не высовываться, и поэтому попал под действие военного положения, которое было введено в стране на следующий день после появления пяти тысяч кораблей пришельцев.

Радиосвязь с кораблями установить не удавалось. Телевизионные передачи были столь же бесполезны.

Единственный раз была надежда на установление контакта, это когда были наняты филолог и лингвист для трансляции полного курса английского языка. Луч был направлен сначала на один корабль, затем на другой — они его просто отражали. И, наконец, когда он был направлен на «бедного родственника», луч был поглощен. Это было хоть каким-то признаки контакта.  Телепередача продолжалась в течение тридцати шести часов подряд, затем коренастый, краснолицый, со шмыгающий носом лингвист, отодвинул стул, подобрал свой кашемировый свитер, валявшийся в углу, и сказал, что это все бесполезно.

Ответа не последовало. Если существа, которые летали на этих тарелках, были достаточно разумны, чтобы добраться сюда, они, несомненно, были достаточно разумны, чтобы выучить английский за это время. Но ответа не последовало, и настроение у всех снова упало.

Служебные записки по каналам связи лихорадочно передавались от президента по цепочке: помощнику, министру обороны, заместителю министра, начальнику штаба, генералу, и, в конце концов, попадали к Альбертсу для исполнения. В результате получилось вот что:

— Послушайте, пилот, я хочу, чтобы вы пролетели над этим «бедным родственником» — сказал адъютант.

— Прошу разрешения, капитан, вопрос — бросил молодой пилот, широко раскрыв глаза, и, дождавшись кивка Альбертса, продолжил. — А разрешение? Последний человек, который попробовал это сделать, сэр, плохо кончил. Я имею в виду, сэр, что мы находимся в пределах досягаемости, и если у нас не будет допуска, то мои приятели свернут нам на шею. — Он говорил с легким техасским акцентом, который с легкостью срывался с его тонких губ.

Адъютант почувствовал, как в крови бурлит адреналин. Он три недели терпел оскорбления от генерала, а теперь вынужден был лететь сам, прямо в пасть смерти (как он выражался про себя), чтобы оценить ситуацию… Ему не нравилась бледность появившаяся на лице летчика. Нет, это явно не Флойд Беннет.[7]

Альбертс махнул рукой и направился к вертолету:

 — Не беспокойтесь. — Он облизал губы и добавил. — Все согласовано, и единственное, о чем нам нужно беспокоиться, — это о том, как к нам отнесутся тарелки.

Диски поднимались из вечерней невадской дымки. Облака опустились, а туман поднялся, они смешались, придавая колеблющийся, нечеткий вид металлической линии тарелок, уходящей за горизонт.

Вертолет спасателей «Сикорский» подлетел к тарелке, его роторы хлопали — хлоп-хлоп-хлоп-хлоп — над головой.

Адъютант почувствовал, как от приступа страха волосы у него на затылке встают дыбом.

Тарелка внезапно вынырнула из тумана, и они оказались достаточно близко, чтобы разглядеть, что на тусклой металлической поверхности корабля были полосы пыли и грязи. «Вероятно, от одного из этих ураганов в Неваде» — подумал адъютант.

Они снизились и зависли в двух футах над пустой металлической поверхностью диска.

— Видите что-нибудь? — спросил адъютант.

Пилот огляделся по сторонам, затем включил поисковый луч. Луч света скользнул по гладкому корпусу тарелки и ничего не высветил. Ни заклепок, ни единого отверстия в конструкции. Ничего, кроме грязи, оспин и того, что можно было бы принять за заплаты, будь это обычный корабль.

— Ничего, сэр.

— Доставьте нас туда, прямо вон туда, видите? — Адъютант указал на более светлое место на корпусе корабля. — Мне кажется, что там какой-то другой оттенок хромирования.

«Сикорский» приподнялся на пару футов, повернулся и направился к указанному месту. Там они внимательно осмотрели его.

— Мало того, что это более светлый оттенок, но и… это может быть что-то, вроде… — начал Альбертс. Но прежде чем он смог закончить фразу прямо перед «Сикорским» из корпуса корабля начала расти колонна. — Прозрачный, почти как стекло, материал, на вершине металлический диск. Она поднималась и поднималась, пока не стала возвышаться над ними.

— Х-х-х… — адъютант говорил с трудом. — Ходу!

Это было скорее рычание, чем команда. Но прежде чем они успели улететь,  внутри колонны появился человек и уставился на них.

Он был, должно быть, тридцати футов ростом и полностью покрыт рыжевато-коричневой шерстью. Его уши были заострены и посажены почти на макушке. Глаза были скрыты глубокими зарослями спутанных волос, а нос представлял собой пару прорезей для дыхания. Его руки свисали далеко ниже пояса, и на них было по восемь пальцев. Каждый палец представлял собой щупальце, которое жило своей собственной жизнью. Он был одет в просторную, мятую, грязную тогу, залатанную и покрытую пятнами.

Он уставился на них, не мигая. Потому что у него не было век.

— Боже Всемогущий! — вскрикнул пилот и какое-то мгновение вслепую возился с рычагами управления, не в силах оторвать глаз от существа, стоявшего перед ними. Наконец его руки справились с рычагами управления, и вертолет унесся прочь со скоростью звука.

Столб, возвышавшийся над тарелкой, оставался поднятым в течение нескольких минут, затем медленно опустился обратно в корабль.

На том месте, где он поднимался, не осталось никаких следов.

Каким-то образом информация об этом инопланетяне просочилась наружу. И с тех пор подзорные трубы всего мира были направлены на непрерывную цепочку дисков, вращающихся вокруг Земли. Наблюдали за происходящим посменно, чтобы ничего пропустить, но результат был нулевой. Больше никто не появлялся. По радио тоже никто на связь не выходил. Не было никаких признаков жизни во всей цепочке дисков. Шла восьмая неделя, и о них было известно столько же, как и в день их прибытия.