— Как это: по делу? Ведомство Тьмы с вами никаких дел не ведет. Что-то ты перепутал, мил хоз. Давно головенку-то свою простукивал?
— Так зачем звали? Насмехаться не над кем? Вон, полон лес уродов!
— Те уроды нам за тыщу лет уж надоели, — признался Бухаил. — А ты будешь на новенького. Хоз, видишь ли… Да какой ты тут хоз? От города на версту отошел — и уж не хоз, а так, человечишко. А туда же: по делу! Какие с тобой дела? Волосья опалить да сожрать. Оброс ты, братец…
— Не братец я тебе! — загрохотал Ник-Ник. — Кого смертью пугаешь?! Бессмертного?!
И снова засмеялись Бухаил и пенек Решето. Ник-Ник вышел из себя и сплюнул прямо на пол, хотел даже уйти, да опомнился. Куда тут уйдешь? Даже если темные отпустят, свои не помилуют. Феропонт ждет результатов.
— Ну чего закрутился? Или обиделся, что сесть не предложили, не попотчевали? — вкрадчиво спросил Бухаил. — А то, можа, тебе и баньку протопить? Какой-то ты грязный. Плащик рваненькой, в штанцах только от долгов бегать, а уж сапожки-то — позор один… Бабьи сапожки.
Ник-Ник опять сплюнул и вдруг с маху уселся прямо в подозрительного вида мох, покрывавший «пол» пещерки.
— Хорошо, не с делом, с просьбой я пришел. Только просьба эта и вам будет интересна.
— Решето! Да наш мальчик умнеет прямо на глазах! — восхитился Бухаил и по-кошачьи спрыгнул с пенька, опустился на четыре лапы рядом с хозом. — Решето, не спи!
— Не сплю, — ответил пень. — Пусть говорит, сожрать успеем.
— Я ищу бродника. Рыжего бродника по имени Белка Чуй.
— А нам с того что?
— Перстень у него есть. А на перстне том… — Ник-Ник вытащил из кармана плаща приготовленный листок с рисунком. — На перстне — вот такой символ.
— Ну-кась…
Бухаил выхватил листок и, не глядя, протянул его за спину, показывая Решету.
— Чего?
Решето быстро проговорил что-то на неизвестном Ник-Нику языке.
— Ну мало ли кто что нарисует, — усомнился Бухаил и так же, не заглядывая, вернул листок хозу.
— Истинная Руна! — пояснил Ник-Ник и даже сверился с листком: тот ли? Тот. — Это же не шутки!
— Мало ли кто что от скуки случайно накорябает, — повторил Бухаил. — У тебя вон все руки в перстнях, мертвые головы да драконы, и что? Носи на здоровье.
— Нет, нет, нет! — помотал головой Ник-Ник, собираясь с мыслями. — Тот перстень не простой! Потому что… Вот послушайте!
Сириус вне времени и пространства
Григорий надраил специальной тряпочкой краники на кухне и в ванной, дверные ручки по всему дому, даже спусковой рычажок на унитазе. Пыль протер везде, полы мыл трижды. Постели заправлены, кантик набит, мебель выровнена по нитке. Вроде бы не к чему придраться.
— Кой черт занес меня к этим инопланетянам?..
Боясь трогать стулья, Гриша опустился на шкуру йети в гостиной и утер пот той же тряпочкой. Никаких часов он в доме Ийермуска не нашел, но предполагал, что немного времени еще есть.
— Бежать… — прошептал он. — А как бежать, куда бежать… Ничего не понятно.
Надо же было такому случиться: напиться пьяным и очнуться в спасательном боте, уносящем на Сириус руководителя неудавшегося Вторжения. В одно недоброе мгновение решиться бросить уютную квартирку в Москве, работу — глупость какая! К звездам захотел… Вот тебе звезды. Еще по дороге проклятый семипалечник заставлял и готовить, и убирать, и чуть ли не сказки рассказывать, зато обещал показать иной мир, чудеса миллионолетней цивилизации… И вот они, чудеса: устроил домашним питомцем, по совместительству домработницей, на Сириусе это обычное дело. Причем Гриша пошел на все добровольно, ведь в противном случае рассматривался бы как дикий зверь, подлежащий уничтожению.
Немного отдохнув, Гриша поднялся и задумчиво прошелся по комнатам. Дом в целом был довольно обычным. Ну, мебель немного другая, ну, полы не везде ровные (как же он измучился сушить лужи в углублениях! Неужели они за миллион лет не придумали хотя бы пылесосов каких-нибудь для этого?), ну, сантехника не под человеческие задницы приспособлена. В остальном — жить можно. Но вот за дверью начинался Сириус, да такой, что в страшном сне не приснится.
Граждане подразделялись на шестнадцать сортов, не говоря уж о «тиро», «блэро» и прочих заморочках, которые то ли расы, то ли нации… Каждый должен выполнять при встрече с соотечественниками довольно сложные ритуалы, которые роднило только одно: все они заканчивались совместным воплем «Слава Императору!» Как семипалечники не путались в этом бардаке, Гриша не понимал. А может, и путались… Во всяком случае рев на улицах стоял постоянно: «Слава!» да «Слава!» Всю дорогу от космодрома они шли пешком, а это около пятнадцати километров, по Гришиным прикидкам, да еще на каждом шагу надо или кого-то приветствовать, или принимать приветствие, и орать, орать… Григорию тоже пришлось кричать, он потом два дня хрипел. Или больше? Тут не поймешь.
Ийермуск соглашался поговорить только в хорошем настроении, да и то вел себя по-скотски, обзывал животным и врал, как геройствовал на Земле во время Вторжения. Из его отрывочных реплик Гриша узнал только, что Сириус — не планета, но и не звезда, и что грязному пятипалечнику этого не понять. Каждый вечер — или не вечер? — Ийермуск вдыхал не менее двух-трех баллонов с какой-то дрянью, заставлял Гришу маршировать по комнатам, а потом лез обниматься и плел какую-то чушь о своих неудачах при Императорском Дворе.
— Что ж все так по-идиотски-то? — печально спросил Гриша у висевшего на стене обугленного блюда, кажется, трофейного, с одной из уничтоженных планет. — Что ж за суперраса выродков такая? Миллионы лет развития в дебилов…
В блюде что-то затрещало, потом зазвучала музыка, вроде бы знакомая Грише по какому-то фантастическому фильму. Только качество было поганым. Гриша осторожно снял блюдо со стены, рассмотрел со всех сторон. Судя по весу — довольно дешевая керамика, если вообще не пластмасса. Музыка между тем прекратилась, и голос, похожий на женский, стал что-то рассказывать то ли на одном из южно-китайских диалектов, то ли на еще более мудреном языке.
— Радиотарелка, — предположил Гриша. — Или, скорее, запись…
Внизу неожиданно громко хлопнула входная дверь. Гриша подскочил, завертелся на месте, хотел было повесить блюдо на место, но с ужасом обнаружил, что никакого гвоздя в стене нет. Когда нежданный гость вошел, он как раз пытался спрятать блюдо под нечто вроде дивана.
— Ты кто? — грозно спросил незнакомый высокий сириусянин в шитой золотом форме.
— Я этот… Домашний питомец господина Ийермуска, — выпрямился Гриша.
— Тогда ты дом должен охранять, — укоризненно покачал головой незнакомец. — Впрочем, от этой лапши разве дождешься выучки у личного состава? Где хозяин?
— Не могу знать.
— Это, слава Императору, верно, — кивнул гость, уселся на диван и вытащил наполовину спрятанное блюдо. — Ого, эксклюзивная вещица! Марс, если память не изменяет.
— Марс? — дрожащим голосом переспросил Гриша.
Марс — это так близко к дому! Слезы навернулись бывшему программисту-надомнику на глаза. Сириусянин куснул блюдо в нескольких местах, принюхался и сказал уже уверенно:
— Марс. А вот ты на марсианина не похож. У тебя только один позвоночник, я сразу вижу. Глаз наметанный… Землянин?
— Как вы догадались?! — Гриша решил удивиться, это должно было польстить семипалечнику.
— Да вот так и догадался! — сириусянин усмехнулся, откинулся на подушку и вытянул из-за спины трубочку, ведущую к баллону с газом. — Ийермуск с Земли вернулся? Вернулся. Питомца привез? Привез. Все просто, тупица живородящая. Ну а на втором плане Марса я еще поручиком побывал… Жарко было, дружок. Тебя звать-то как?
— Григорий.
— Гри-го-рий… — по слогам произнес сириусянин в рукав, где эти твари носили диктофоны, соединенные медными нервными волокнами со спинным мозгом. — В свидетели ты не годишься, пока не получил гражданства или хотя бы полугражданства… Хочешь, небось, стать полугражданином Сириуса?