— Вот же...
Глава 7 Сара
По тихим, почти безмолвным коридором грузового судна разносился звук медленно сменяющихся шажков. То была Сара, решившая остаться на корабле. Она не спешила, впервые за долгое время погружаясь в себя вместо работы. Витавшая вокруг тишина не угнетала, наоборот позволяла очистить разум от всего лишнего, пробуждая сладкие воспоминания прошлого. Вот всплывает образ родительского дома, очередной по меркам космоса искусственной планеты, но такой родной для неё. Именно там она и правела свои самые лучшие годы. Хотя, если сбросить пласт ностальгию и привязанности, этот образ рушился словно карточный домик, стоит только вспомнить о сбоях в аппаратах искусственной гравитации – обычное дело для подобных миров, ежегодно уносящих не исчислимое количество народа. Но даже так она любила это место и восхищалась людьми, создавшими мир, где верх становился низом для одних, а низ, соответственно верхом уже для других. В этом можно назвать совершенном улье было обыденностью, что мало кто видел небо, космос и звёзды. И она, возможно, сложись судьба иначе, была бы точно такой же простушкой, прозябающую свою жизнь за ремонтом, расчётом, творчеством, да чем угодно, но явно не тем, чем она занимается сейчас. Витая в облаках, она даже не заметила, как пришла к двери их с Иванов комнаты. Хоть она была там бесчисленное количество раз, но почему-то именно в этот момент, в полном одиночестве, открытие и шаг внутрь отзывалось у неё невидимым напряжением в груди.
Внутри всё так же, как и вчера: прежний не очень яркий свет, двуспальная кровать, два кустика какого-то неизвестного пушистого растения, похожего на огромные колоски пшеницы. И самое важное – полки с памятными вещами и фотографиями, на одной из которых было запечатлено её поступление в университет. Улыбнувшись, она подошла к ней, минуя старые детские фотки, и взяла её в руки. Такая молодая, жизнерадостная и счастливая, ведь рядом с ней стоял её самый верный друг, а сейчас и муж. Уже тогда её волосы были не то чтобы длинными, а импланты глаз вовсе сияли, контрастируя с серьёзным, по её тогдашним меркам, стилем, вызывая лёгкий смешок, прикрываемый ладонью.
Вернув её на место, она, следуя течению, подошла к следующей. Ей стал распечатанный скриншот виртуальной вечеринки, на которой Иван признался ей в чувствах на одной из самых популярных карт её мира под аплодисменты их друзей и просто случайно забредших на сервер незнакомцев. Тогда она была в бешенстве от того, что он признался ей на публике, что вылилось в выстрел ему прямо в голову из лавовой пушки. Но сейчас... сейчас она испытывала только счастье и ни на что бы не променяла этот момент. Тогда они были так молоды, неопытны и даже боялись встретиться после в реальности с глазу на глаз, не то, что сейчас, когда их тела стали обыденностью и уже не вызывали того же трепета чувств, что в молодости.
Оставив и её, она с ещё большей радостью взяла следующую, лежавшую рядом на красной ленте с надписью об окончании университета, на которой она в тёмно-бардовом платье танцевала с ещё не поправившемся и не облысевшим Иваном. Она до сих помнит тот день, полный свободы, бухла и проведенной вместе ночи, когда она, благодаря одному богатому однокласснику, вместе с остальными впервые выбралась к внешнему корпусу, где увидела звёздное небо в живую. Оно было поистине прекрасным. В тот самый час в ней смешались десятки чувств, напоминающих своими обрывками радость, трепет, страх, но больше всего выделялось восхищение. Да, она видела небо в играх, на фото, в виртуальной реальности, но в реальности это было... как-то по другому. По крайней мере, это так чувствовалось.
Положив её на ленту, она, сделав несколько шагов, берёт в руки самую дорогую ей фотографию, один взгляд на которую вызывал у неё слёзы счастья и редкие всхлипы. Их свадебное фото, где она в пышном тёмно-синем платье бросает букет давно завядших цветов – давняя традиция, нёсшая своё начало с первого земного кризиса. Повисая на его руках и зачитывая клятву брачного договора «N-77-2-6» она была счастлива как никогда, даже не представляя, что им придётся когда-либо покинуть это замечательное место. Но у всего были свои причины. И это последнее воспоминание, которое она бы хотела вспомнить, но уже было слишком поздно. С её лица исчезла прежняя улыбка, вместо неё проступила чистая печаль, которую она сдерживала долгие годы в глубине себя, с головой уходя в работу. Возможно, не будь с ней любящего её человека, она бы уже давно пала в апатию или депрессию.
Вернув фотографию, она делает несколько шагов вперёд, минуя последнюю, опушенную стеклом вниз, но затем резко останавливается, вздыхает и сжимает ладони в кулак, решаясь. Передумав, она возвращается к ней и, переступая через саму себя, поднимает фото, на котором запечатлена счастливая молодая семья из отца, матери и маленького мальчика – её мальчика, который уже никогда не назовёт её мамой. Отступив назад от полок, она садится на край кровати и, вытирая слёзы, что одна за другой капали на стекло, с огромной болью в сердце, периодический, прерываясь на плач, говорит:
— Всё будет хорошо... Я обещаю... Мамочка обо всём позаботиться...
Сказав последнее, её руки задрожали и она, отложив фото на кровать, просто плачет, больше не пытаясь сдержать эмоции. Да она бы и не смогла... Слишком сильные, чтобы их так просто подавить. Справа снизу была маленькая надпись: «Сара + Иван + Сай = счастливая семья».
Глава 8 Майкл.
Под ярким светом фонарей, почти доходящих до его макушки, в доках стоял Майкл, выкуривший уже пятую по счёту сигарету и уже готовящийся закурить новую. Вдыхая её и одновременно наблюдая за толпами не пойми куда спешащих людей, он смаковал каждое мгновение, выпуская сладкие сигаретные дымки, не понимая смысла куда-то спешить. Хотя, казалось бы, в их положении он должен был как минимум волноваться, но всё, что он чувствовал – эта скука. Тысяча сюда, тысяча обратно. И никого, кто бы остановился. В этом потоке он был лишним. Раньше он бы бежал быстрее всех в попытке достичь чего-то, но сейчас... сейчас он скорее умрёт, чем вновь окунётся в борьбу за успешный успех. Как вдруг внезапно, когда доки впервые за долгое время опустели почти на половину, из привычного бормотания масс звучит радостный детский смех, сопровождающийся бегущей поперёк толпе ребятне лет десяти, один из которых, заигравшись, спотыкается об впадину в металлической обшивке пола, раня коленку. Несколько секунд он даже не понимал, что поранился, но стоило ему подняться и заметить порванную штанину с ранкой, как его лицо становиться красным, а на глазах проступают слёзы. Друзья тут же начали паниковать и оглядываться, понадеявшись, видимо, на помощь взрослых, но те даже не обратили внимания, от чего Майкл, не веря, что он это делает, устало вздыхает, тушит сигарету об фонарь и подходит, присаживаясь на одно колено. Но даже так он всё ещё возвышался над остальными.
— Не реви, сейчас подлатаем, — всё, что сказал Майкл, не сопроводив это даже мимолётной улыбкой. Но мальчику всё равно стало чуть спокойнее, и он, вытирая проступившие слёзы, кивнул.
Достав из-под халата дезинфицирующий спрей, попутно ускоряющий заживление ран, он поднял штанину мальчика и распылил его. После чего, убрав его обратно, достал бинты и забинтовал её, завязав под конец красивый бантик. Лицо мальчика тут же сменяется на улыбку, и он, схватив уже намеревающегося уйти Майкла за штанину, радостно вскрикивает:
— Спасибо!
— Да... Не за что, — отрешённо ответил Майкл, смотря прямо в его ярко горящие восхищением глаза, ожидая, когда он его уже, наконец, отпустит. Остальная же ребятня держалась чуть в стороне, боясь его. — Слушай мне...
— Вы же доктор?! Я тоже хочу стать доктором! Как мне стать таким же, как вы?! — перебил его мальчик, ещё крепче вцепившись за штанину. Майкл на это лишь помотал головой и вновь присев, начал трепать его кудряво чёрные волосы из стороны в сторону, печально улыбаясь и смотря будто бы сквозь него.
