Эдвард кивнул и подошёл к аппарату, что напоминал обычную больничную койку с огромной выключенной прямоугольной лампой для чтения, и разделся, метнув свою одежду на пол, после чего лёг. Майкл столь же неспешно достал планшет и начал что-то там нажимать, от чего сканер включился и начал ездить вперёд-назад, сканирую его тело, что сопровождалось громким гидравлическим звуком, действующим ему на нервы. Так как процедура была не спешно, Эдвард вдоволь смог насмотреться на стеклянные шкафы, потолочные лампы и горшки с растениями самых разнообразных оттенков. Единственное, что хоть как-то удерживало на себе его взгляд, был огромный, встроенный в стену террариум, в который он, сколь бы не глядел, не мог увидеть какую либо животинку. Возможно она пряталась в зарослях «ури» листья которых напоминали лопухи, но пурпурно-розового цвета и длинным, доходящим до потолка террариума стеблем. А возможно её там и вовсе не было. Во всяком случае, сканирование уже подошло к концу и Эдвард, одевшись, стал ждать результатов, что заняло ещё пару минут.

— Да ты везунчик, — внезапно констатировал Майкл, продолжая тыкать в планшет своими длинными тонкими пальцами. — Кости целы, а вот сухожилия не очень. Я могу прописать тебе таблетки, что снимут симптомы и ускорят выздоровление, но ты должен будешь выполнять несколько упражнений, иначе попадёшь обратно ко мне, но уже на хирургическом столе.

Протянув ему таблетки со стаканом воды, Эдвард без доли сомнения выпил их и, вытерев рот ладонью, ответил:

— Вышли мне на почту. Всё равно ближайшую неделю он меня не выпустит в космос.

— Будь моя воля, я бы не выпустил тебя и через месяц.

— А жрать то что будешь? Не, ну если ты хочешь подменить меня...

Майкл смеётся.

— Даже не надейся. Я устроился доктором – я буду работать доктором.

— Ну и ладно, — произнёс Эдвард, поднялся и, сунув руки в карман, пошёл на выход. Но затем прямо перед дверью резко остановился и спросил: — Кстати, а что там за собрание?

— Без понятия. Знаю лишь то, что что-то очень крупное.

— Эх, похоже, в кое-то веки, придётся прийти вовремя.

Выйдя из медпункта, Эдвард проследовал в свою комнату, но не прошло и пары минут, как его отвлекают уже очень знакомые матерные крики главного инженера, по совместительству механика, электрика и чёрт его знает чего ещё, Иван Ивановича. — «Ха! Неужели опять?» — подумал Эдвард и с улыбкой сменил маршрут в сторону источника звука. Угадал. Иван Иванович вновь спорил с полицейским роботом Саем, что снова развешивал свои картины по всему кораблю. Впервые раз это сильно удивило его, но сейчас... это стало обыденностью. Раз в неделю, редко в две, но они происходят и влекут за собой их снятие, а он всё продолжает и продолжает их рисовать и вешать в самых странных для этого местах. Один раз даже каким-то образом повесил профессионально нарисованный тепловой след Капитана на реактор, что заметили только через месяц и всё тот же Иван Иванович, знатно влепивший ему за это в его единственный красно горящий глаз.

— Сколько раз я ещё должен повторять?! Не вешай их где не попадя! Они мешают! — орал Иван Иванович, покраснев как помидор, на которого походил всё больше из-за лишнего веса и лёгкой лысины, на которой даже проступила вена. Заметив Эдварда, что шёл к ним с занесёнными за голову руками, он, понадеявшись на его помощь, кричит: — Ну ты то хоть скажи, что нельзя вешать их на вентиляцию! Может он хоть тебя послушает.

Эдвард повернул голову на Сая, удерживающего свой взгляд на картине, изображающей гравитационные поля светила. Высокий рост, чёрные бронепластины, выстроенные так, что создавали образ рыцарских доспехов, и походящее на человека тело. На спине до сих пор красовалась уже наполовину стёртая надпись «Полиция». Лишь зрительный сенсор, похожий больше на камеру, выделял его среди прочих моделей хранителей правопорядка.

— Послушай, ну правда, на корабле ещё полно стен. Зачем тебе вешать именно на вентиляцию?

Сай резко поворачивается к Эдварду и отвечает:

— Одна из основных целей искусства – это вызывать эмоции. Гнев – это эмоция. Следовательно, вещать картину на вентиляцию более разумно, чем рядом на стену.

— Господи... Говорил я ему, плохая это идея – выделять роботу личную комнату и давать краски. Но нет, меня никто не слушал. Ведь это так не обычно – давать роботу делать то, на что он, сука, не запрограммирован! — бухтел Иван Иванович, потирая виски. Сейчас он выглядел крайне уставшим. Судя по смазанным пятнам копоти на руках и белой рубашке с джинсами, он только что закончил ремонт чего-то важного. Это вызвало некую жалость к нему, потому Эдвард подошёл к Саю и, положив руку ему на плечо, сказал:

— Слушай, я всё понимаю, но и ты пойми, если что-то случиться, то это может вызвать беду, и тогда некому будет на них посмотреть. Так что, пожалуйста, повесь её в более подходящее место.

—... Хорошо.

Сняв картину, Сай пошёл в сторону своей комнаты, находящейся в самом конце коридора, в которой исчез за металлической дверью. Иван Иванович наконец-то смог вздохнуть с облегчением.

— Спасибо. Не знаю, на сколь ко бы меня ещё хватило, если бы не ты.

— Не за что. Может, в медпункт сходишь? Майкл выпишет успокоительное.

Иван нахмурился. Видимо, идея ему не то что бы нравилась.

— К этому наркоману? Ещё чего. Я, конечно, не сомневаюсь в его профессионализме, но фиг его знает, что твориться в его башке.

— Да ладно тебе. Нормальный он доктор.

— Доктор может быть, и нормальный, а вот психолог – навряд ли.

Эдвард закатил глаза. А затем вспомнил.

— Кстати, совсем забыл сказать... Стекло скафандра треснуло, — проговорил Эдвард, неловко улыбаясь и потирая затылок.

— Ох... Скройся с глаз моих, пока я тебя не прибил.

— Ой, да будет тебе. Ты лучше скажи, чего Капитан от нас темнит, раз не рассказал о причине собрания даже ему?

Иван приподнял бровь, а затем, массируя второй подбородок, ответил:

— Да вроде что-то про утилизацию, но точно не помню. Хотя сейчас узнаем. Если он ей не рассказал, то у этой железяки уж точно выпытывать что-то бесполезно.

Вынув из правого кармана телефон, Иван печатает что-то своей супруге. Та крайне редко покидает свой кабинет, с головой уходя в бумажную работу и поиски наиболее выгодных лотов, из-за чего Эдвард видел её всего ничего, но каждый раз удивлялся её красоте. Загорелая, бойкая, спортивная женщина с короткой, тёмной, как у чёрной дыры, причёской, чьи глаза пылали ярко-оранжевым огнём. И это не метафора. В её глазах действительно пылало пламя, пусть и не настоящие, но полностью отражающие её нрав и амбиции. Однажды он спросил у Ивана, как он встретил её, но тот отмахнулся, сказав, что познакомились в университете. Но когда он спросил об этом уже у неё, то та ответила, что они знают друг друга с самого детства, а кому из них верить – непонятно. Вот и приходиться додумывать. Только додумывать не его специальность, так что он просто принимал это как должное.

И вот, спустя несколько минут оживлённой переписки, Иван откладывает телефон и не утешительно пожимает плечами, не имея даже малейшего понятия о цели собрания, что знатно удивляло. Что же такого он им приготовил, раз скрыл это даже от второго по значимости члена экипажа корабля? Впрочем, гадать не было смысла, потому Эдвард опечаленно вздохнул и, махнув рукой, медленно почапал в свою комнату, в этот раз без приключений. Там он и просидел всё оставшиеся до собрания времени, играя в игрушки и попутно слушая драйвовую музыку.

Столовая. За круглым столом восседала вся команда безымянного судна, и лишь одно место пустовало в ожидании главного виновника торжества. Сай сидел напротив Иван Ивановича, Майкл напротив Эдварда, а Сара – жена Ивана, сидела напротив пустого места, читая что-то на планшете. Минуту это было терпимо. Десять уже веяло лёгким напряжением. Но через пол часа уже никто не мог гарантировать, что кто-нибудь не сорвётся и не потушит сигарету, не ударит по пальцам Эдварда или не отберёт у Иваныча чипсы. Благо, терпеть больше не было нужды, ведь дверь с характерным ей звуком открылась, являя капитана во всей красе, что держал в руках маленький голографический планшет. Не успели они даже пискнуть, как он полетел в центр стола и, замигав яркой очередью синих огоньков, явил трёхмерную карту сектора, центром которой был их корабль.