Прочитав письмо, Кирпонос передал его дивизионному комиссару Рыкову, а тот, прочтя, уже генералу Тупикову.

– Господин майор, вы знаете, что здесь написано?

– Так точно, знаю. Перевод на русский делал я лично.

– И мы можем верить этому?

– Так точно, как только я доведу до господина генерал-фельдмаршала ваше согласие, так сразу он издаст приказ, запрещающий немецким войскам обстреливать русские госпиталя и санитарные колонны. Разумеется, всегда есть вероятность недоразумений, особенно если госпиталь или санитарная колонна не будут иметь опознавательных знаков. Если вы согласны с предложением господина генерал-фельдмаршала, то он просит вас немедленно отдать приказ вашим людям в нашем тылу о прекращении уничтожения медицинских учреждений.

– Вот, значит, как… Майор, подождите пока в приемной, мне надо подумать.

Немец вышел, а Кирпонос, как только за ним закрылась дверь, спросил:

– И что вы по этому поводу думаете?

Первым ответил дивизионный комиссар Рыков.

– А ведь майор Прохоров оказался прав, не зря говорят, что подобное лечат подобным. Видимо, проняло немцев целенаправленное уничтожение их госпиталей. Думаю, надо соглашаться, ведь мы именно этого и добивались, согласившись на план Прохорова.

– Я тоже согласен, честно говоря, мне все это было не по душе, но, похоже, действительно другой возможности заставить противника не трогать раненых у нас не было.

– Я рад, что наше мнение совпадает, вот только как надолго хватит немцев в соблюдении этого договора, вот в чем вопрос.

Взяв трубку телефона, Кирпонос позвонил в свою приемную и приказал ввести немца. Только он положил трубку телефона, как открылась дверь, и в его кабинет снова вошел немецкий майор.

– Я согласен с этим предложением, надеюсь, письменного подтверждения от меня вам не требуется?

– Никак нет, господин командующий, достаточно вашего слова.

– Это хорошо, и запомните, майор, стоит вам только нарушить это соглашение, как веры вам после этого не будет ни на грош. И вот еще что, узнаем, что вы убиваете наших раненых, и соглашению конец. Кстати, ваш русский очень хорош, только едва уловимый акцент.

– Благодарю, господин командующий, я родился и вырос в Царицыне, и лишь революция заставила мою семью вернуться на родину предков. Я передам господину генерал-фельдмаршалу ваши слова и надеюсь, что недоразумений по этому поводу не случится.

– Я тоже очень на это надеюсь, сейчас вас доставят обратно.

Отдав русскому командующему честь, майор Райтер четко развернулся и вышел из его кабинета. Честно говоря, он был рад, что его миссия удалась и русские согласились на предложение фон Рундштедта. Прямо из приемной русского генерала его повели сразу на выход из здания штаба, там его уже ждал штабс-ефрейтор. Снова сев в машину, тем же образом они поехали назад к линии фронта. Приехали они только под вечер, счастливо избежав бомбежек, там штабс-ефрейтор снова взял шест с белым флагом и принялся им энергично размахивать, привлекая внимание камрадов. Только когда над немецкими окопами появился шест с белой тряпкой, майор Райтер вместе со штабс-ефрейтором, державшим шест с белым флагом, двинулся назад к своим войскам. Они благополучно пересекли нейтральную полосу и скрылись в окопах, после чего майора проводили к землянке командира батальона, где его уже ожидал шикарный ужин с деликатесами и французскими винами.

– Рад вас снова видеть, господин майор, целым и невредимым, как ваша миссия?

– Благодарю вас, господин майор, все прошло удачно, русские согласились, и задание господина генерал-фельдмаршала выполнено.

– Я очень рад, что у вас получилось, а то, честно говоря, в последнее время было страшно получить ранение. Это уже была настоящая лотерея: доедешь ты благополучно до госпиталя или нет, да и в самом госпитале тоже еще неизвестно, останешься ты жив или нет.

Отдав должное отличному ужину, майор Райтер переночевал в батальоне, решив не ехать на ночь глядя, и утром следующего дня, после завтрака, вместе с тыловой колонной, которую сопровождала внушительная охрана, двинулся в штаб фронта. Ему повезло, колонна дошла без малейшего происшествия, хотя в последнее время значительно участились случаи нападения русских не только на тыловые колонны, но и на проходившие строевые части. Наконец, благополучно прибыв в штаб армии уже во второй половине дня, майор Райтер немедленно доложил о своем прибытии и спустя небольшое время уже заходил в кабинет командующего.

– Рад вас видеть, майор, живым и невредимым, надеюсь, у вас для меня хорошие новости.

– Так точно, господин командующий, русские согласились, только предупредили, что если мы нарушим это соглашение, то веры нам больше не будет.

– Это хорошие новости, майор, я немедленно отдам приказ на категорический запрет обстрела русских медиков.

– Господин генерал-фельдмаршал, русский командующий еще предупредил, что если мы будем убивать их раненых, попавших к нам в плен, то соглашению конец.

– Благодарю вас, майор, вы свободны.

Майор Райтер вышел, а фон Рундштедт стал отдавать приказы. Не все немецкие офицеры были согласны с ним, но дисциплина обязывала их безоговорочно их выполнять, но были и те, кто поддержал такой приказ командующего, зато уже на следующее утро не было ни одного сообщения об обстреле или уничтожении госпиталей или санитарных колонн.

Пришедшая из штаба фронта радиограмма приказывала нам немедленно прекратить все акции против немецких госпиталей и санитарных колонн. Для меня это означало только одно: наконец до противника дошло, что любая палка о двух концах и как аукнется, так и откликнется. Я, разумеется, не знал всех подробностей, но иного толкования приказу немедленно прекратить все нападения на немецких медиков и раненых просто не было. Не думаю, что Сталин из человеколюбия специально запретил нам убивать немецких раненых и медиков после того, что немцы сами творили у нас. В принципе это была основная причина моего рейда по немецким тылам, так что и мне, пожалуй, можно возвращаться. Кроме основной задачи еще уничтожили массу противника и основательно погуляли по их тылам.

В свою очередь я приказал связистам связаться со всеми отрядами, прекратить нападения на медиков и дать команду на общий сбор. Теперь, когда я получил майора и официально стал командиром отдельного механизированного полка, то этим рейдом хотел решить еще и свой личный, шкурный вопрос. В нынешней обстановке никто мне пополнение не даст, тяжелым вооружением не осчастливит и вообще скажет, что я охренел, прося себе еще что-то, уже имея столько людей и «богатств». Вот я и решил набрать это все в немецком тылу, а уже когда назад к своим выйду, просто оформлю все официально, и дело в шляпе. Правда, придется и начальству кость кинуть, чтобы оно меня не раскулачило, как минимум пару батальонов пехоты и несколько дивизионов артиллерии отдать придется, так как я хотел значительно усилить свой полк противотанковой и полковой артиллерией.

Еще когда полк на роты разбивал, дал командирам четкие установки, так что надеюсь, они не пустыми к месту сбора придут. Радиосвязь хотя мы и поддерживаем, но это только для особых случаев, не хочу раскрывать положение своих отрядов перед немцами, уж что-что, а функабвер[11] у немцев работает отлично, вмиг перехватят передачи и определят места выхода в эфир.

На следующий день, когда мы выступили, то ближе к обеду нам повезло, по пути попался артиллерийский дивизион, причем из наших новых гаубиц М-10 калибра 152 миллиметра, которые тянули полугусеничные тягачи. Дивизион состоял из шестнадцати орудий, так что, как говорил один персонаж в детском фильме или мультфильме: хочу, хочу, хочу. Все приходит с опытом, вот и я свой опыт уже получил, это когда осознал, как мне не хватает длинного кулака. Тогда я вывернулся за счет немецких гаубиц, только это не выход, даже мне добывать для них снаряды будет сложно. Организовывать налеты на немецкие склады с последующим вывозом снарядов еще тот геморрой, который в итоге до добра не доведет, так что лучше, раз подвернулась такая возможность, заиметь наши орудия, проблем со снарядами меньше будет. Этот дивизион засекла разведка, причем вовремя, и шел он, на удивление, один, без пехотного прикрытия.