— Что случилось, цветочек?

— В-виктория Антоновна, она… она сказала, что начала проверку моего вступительного экзамена. — Ник прислонил меня спиной к стене, чтобы я почувствовала дополнительную опору. — Мои исправленные оценки ничего для нее не значат, и она все равно найдет к чему прицепиться. А если на комиссии выяснится, что твой дедушка помог мне поступить, его тоже попрут из универа…

— Что?

— О, я так виновата, если бы я нормально училась, всего бы этого не случилось!

— Ну, это уже ни в какие… — я еще никогда не видела гнев на лице моего нежного, доброго Ника. От него резко повеяло холодом. — Подожди меня здесь, цветочек.

Он усадил меня на скамейку, а сам постучал в кабинет декана и вошел, не дожидаясь ответа. Я чувствовала себя виноватой, не хотела, чтобы из-за меня он тоже попал в неприятности, не послушалась и поплелась вслед за ним.

— О, Иванов, какими судьбами? — Быкова выглядела кардинально по-другому, не то, что во время разговора со мной. — Присаживайся.

— У меня всего пара слов, Виктория Антоновна, — Никита не стал садиться.

Я чувствовала, что сейчас что-то будет, и испугалась за него, особенно, когда вслед за Ивановым в кабинет декана, как по злому стечению обстоятельств, вошел проектор университета.

— Знаете, самоутверждаться за счет беззащитных это… — Никита осекся и сжал челюсть, борясь сам с собой. — Хотите вести войну — ведите честно и открыто. С профессором. А не с юной девушкой.

Быкова сначала растерялась: то ли от его слов, то ли от неожиданности, но потом собралась и, видимо решив воспользоваться присутствием проректора, выдала с ядовитой горечью:

— У меня есть подозрения, что всеми уважаемый профессор пренебрегает правилами учебного заведения: проводит внеурочки, везде протаскивает свою подопечную…

Она видела, кто стоял за Ивановым, а Ник — нет. Я хотела его окликнуть, рот открыла, но проректор жестом попросил меня молчать.

— Что плохого в том, чтобы помогать студентам? — искренне удивился Ник.

— Тем более, не тратя ресурсы университета, а используя для этого свое личное время, — вставил проректор, а Никита обернулся и оторопел.

Мужчина похлопал его по плечу и дружелюбно улыбнулся.

— Довольно смело, сынок, — он отодвинул его за свою спину и подошел к столу Быковой.

Я схватила Иванова за руку и утащила его за собой, чтобы он еще что-нибудь не наговорил и не усугубил ситуацию.

— Вы нас не оставите наедине, молодые люди? — обернулся к нам пожилой мужчина и оглядел с лукавой, понимающей усмешкой.

Мы обнимали друг друга и попятились из кабинета, поспешив закрыть за собой дверь.

— Ты сдурел?! — я повернулась к Нику, хотела расцеловать его и поколотить одновременно. — Если бы не Николай Петрович, мы бы оба сейчас распрощались со студенческими!

— Сомневаюсь, цветочек, — мой репетитор пытался совладать с эмоциями, для него вступать в конфронтацию с начальством было слишком несвойственно. — Вместе со мной из универа ушли бы все гранты: уже полученные и все потенциальные.

— А ты самоуверенный! — и мне это чертовски нравилось.

— Если это касается учебы, да.

Я обняла его, наплевав на проходящих мимо нас студентов. Кто-то, узнавая меня или Ника, оборачивался и перешептывался. Странно, что мы до сих пор вызывали интерес, должны были, вроде, примелькаться вместе.

— Это было самоубийственно круто! — я пробралась ему под пиджак и погладила по спине, чувствуя тепло его тела сквозь рубашку. — Но больше так никогда не делай!

Он тихо хмыкнул и, ничего не ответив, просто обнял меня. Я прекрасно знала, что он сделает это снова и снова, если придется.

«Больше не подставлю ни себя, ни его. Буду учиться лучше всех!» — поклялась я про себя.

— Хорошо, что я закончил с делами чуть раньше, — Ник оставил легкий поцелуй на моем плече и взял меня за руку. — Пойдем, у меня кое-что есть для тебя.

Я пошла с ним чуть ли не вприпрыжку, зная наверняка, что это что-то классное. Мы ведь сегодня официально закрыли все мои долги.

***

Мы вышли на парковку, Никита снял с сигналки авто, и этот звук не принадлежал привычному Солярису.

— Да ладно?! — если бы можно было обнять машину, я бы это сделала.

Он приехал сегодня на Фольксвагене, привлекая внимание некоторых проходящих мимо студентов. Похоже, в нашем городе все знали эту машину, и никто не ожидал увидеть ее вне гоночной трассы.

— Что заставило тебя вывести его из тени? — я погладила капот.

— Машина должна ездить, — он небрежно пожал плечами и открыл для меня пассажирскую дверь.

— Ты сегодня меня очень радуешь.

— Это только начало.

— Знаю, ты не подведешь, — я не смогла сдержать шкодливую ухмылку.

Сегодня закончилось его условие не прикасаться друг к другу. Мы оба знали, что это значит. Месяц! Нет, больше месяца сплошных занятий, чисто платонических объятий и прогулок за ручку! Поверить не могу, что я не психанула и не набросилась на него…

Мы сели в салон, наполненный запахом чистой кожи и еще какой-то автохимии. Ник завел мотор и выехал, маневрируя между машинами. Я не могла оторвать от него голодных глаз, и помахала на лицо ладонью, щеки просто пылали. Иванов без слов потянулся к кондиционеру и уменьшил температуру. Мы обменялись понимающими взглядами. Я спрятала улыбку в широком воротнике вязаного свитера, когда он расстегнул верхнюю пуговицу на своей рубашке.

Мы подъехали к небольшому кинотеатру в центре города, одному из немногих, которые еще остались в отдельном здании. В основном были популярны те, что были в торговых центрах, а отдельные киношки становились уже раритетом.

— Что будем смотреть? — спросила я, когда мы прошли мимо кассы.

— Ты мне доверяешь?

Я кивнула и изобразила жестом, будто закрываю рот на замок.

Ник завел меня в маленький темный зал, на самый последний ряд из уютных диванчиков. У меня язык зачесался как-то пошутить по этому поводу, но я промолчала. Мы устроились в обнимку и ждали окончания рекламы. По первым кадрам и жуткой музыке я догадалась, что мы пришли на ужастик.

— О, крутяк! — прошептала я, прижимаясь ближе к его груди. — Обожаю!

— Знаю, — шепнул он мне на ухо, и я на пару минут выпала из реальности, пытаясь угомонить разыгравшиеся гормоны.

Фильм оказался по-настоящему страшным настолько, что я пару раз даже зажмурила глаза. А сколько раз вздрагивала, вообще не сосчитать. Мы хохотали от подскакивающего адреналина и с реакции друг друга. У Ника в кармане нашлась пачка сушеных ананасов, и мы кормили друг друга, балуясь и дурачась.

— Суперский фильм! — довольная, я выходила из кинотеатра и жмурилась от лучей предзакатного солнца. — Ужасно ржачный, я бы сказала.

Мы делились впечатлениями, и просто болтали, гуляя по центру, ели сладкую вату у фонтана. Нам навстречу шла веселая компания парней, среди которых был Власов. Женя не сводил с нас любопытного взгляда, будто сканировал, проверял на вскидку все ли у нас серьезно. Никита заметно напрягся. Я не знала, как себя вести, чтобы эго моего чудо-репетитора не заносило, и почему-то запаниковала, что, возможно, мое волнение только подпитывает его демонов.

— Да пошло оно все! — тихо выругался Ник, остановился и, развернув меня, притянул к себе. — Видит Бог, не так я хотел это сделать сегодня…

Я не успела толком сообразить, как ощутила теплые губы Иванова на своих. Он стиснул меня так, что из легких вырвался выдох, переходящий в хриплый стон, который он поглотил в жадном, собственническом поцелуе.

У меня в голове мелькали восторженные возгласы. Я так скучала по его губам, так скучала!

— Вот это пометил, так пометил! — выдохнула я, оторвавшись от поцелуя. Дофамин шарахнул в голову.

— Ти-и-ихо, цветочек, — он захватил мою нижнюю губу зубами, сладко провел по ней языком и отпустил, — это всего лишь начало прелюдии….

— Начало прелю…что? О, пойдем отсюда, пожалуйста, — я потянула его к парковке, даже не оглядываясь. Меня вообще не волновал ни Женя, ни кто-либо еще, когда он это поймет? — Или, хочешь, я прямо здесь на тебя запрыгну?