Я: Ключевое слово «закончить»?

Марьяна: Ок. Если тебе нужна чисто семантическая конкретика…

Марьяна: Я хочу кончить.

Я: И?

Наверное, я жестил, намеренно издеваясь над ней, она была ни в чем не виновата.

Марьяна: И для этого мне нужен ты!

Мне надоело переписываться, и я набрал ей. Она ответила сразу же.

— Только для этого? — спросил я, расслабленно опускаясь в кресле и поднимая голову к звездному небу. На улице было тепло, стрекотали сверчки, меня еще не покинула эйфория после замеров тачки. Настроение шкодливое…

— Ты же понимаешь, о чем я, — прозвучал ее ворчливый, почти капризный голос. — Тебе нравится, когда я тебя умоляю?

Возможно. Надо бы подумать над тем, почему мне это действительно нравится.

— Ты у себя в комнате? Одна? — я не смог сдержать улыбку, вспоминая сегодняшнее утро. — Если так, то встань сейчас же и закрой дверь на замок.

— Эм…

Я услышал шорох в трубке и скоро ее тихий вздох прямо мне на ухо из динамика:

— Что теперь? Ты явишься ко мне через окно, Гудини?

— Ну вот, так не интересно, ты меня раскусила! Спокойной ночи.

Она закричала в трубку:

— Нет, нет! Ты мне не спокойноночкай!

— Мне стоило бы подтянуть тебя не только по математике…

— Никита! — заворчала она, но уже с улыбкой в голосе.

Я четко представлял ее лицо в этот момент, каждую смешинку во взгляде. Хэштег #япоушивдерьме!

— Окей, ложись на кровать, — все еще улыбаясь, приказал я.

Зашуршало одеяло, и снова из трубки послышался ее тихий вздох.

— Что дальше?

— Закрой глаза. И представь, что…

— Не смей проводить мне что-то типа медитации, — предупредила она.

— Закрой! Глаза!

— У-у-у, какой грозный, — хихикнула она, но судя по размеренному дыханию в трубке, послушалась.

— Коснись своей груди поверх одежды, медленно погладь кончиком большого пальца, — я сам закрыл глаза и озвучивал все, что прямо сейчас сделал бы с ней. — Сожми между пальцами свой сосок. Он уже твердый?

— Да, — тихо прошептала она.

— Ущипни, но не сильно, на грани, чтобы боль была приятной. Представь, что это мои зубы сжимают его.

Я услышал ее тихий стон.

— Умничка!

Я поерзал в кресле, чувствуя сумасшедшее возбуждение. Мысли понеслись во все тяжкие. А мне прямо сейчас точно нужно придерживаться Онегинской философии?

— Погладь вторую грудь, под одеждой, проведи рукой по коже и сожми второй сосок чуть сильнее, — еще один тихий стон Марьяны, я закусил губы. Я представлял, какая она красивая, распластанная на постели, ласкает свою грудь. — Еще сильнее, цветочек. Тебе это нравится?

Ее дыхание сбилось, она так сладко и нежно дышала мне в ухо, черт!

— Я хочу, чтобы все это делал ты, — сказала Марьяна, томным голосом.

— Ты сказала, что хочешь кончить, — настаивал я, — я тебе не нужен для этого.

— Ник, ты понимаешь, что я имела в виду…

— А ты понимаешь?

— Никит?

— Раздвинь ноги, цветочек. — У меня голос охрип, я убрал трубку в сторону и выпил остатки чая. — Оближи кончики пальцев, чтобы они стали очень влажными.

Она молчала, перестала возражать или спорить, и мне оставалось только надеяться, что она делала все, что я ей говорил:

— Потрогай себя, малышка. Скажи, насколько ты мокрая для меня?

— Господи, где ты всего этого нахватался? — шептала она, а потом ее шепот сорвался на рваный вздох.

Ох, если бы она только знала!

— Да, моя маленькая. Я точно знаю, что ты сейчас очень мокрая, — улыбнулся я.

Стоило бы уйти в дом, закрыться в своей комнате и позволить себе заняться сексом по телефону, удовлетворить себя как следует, но тогда я потеряю голову и не смогу оставаться на Пушкинской волне, да простит меня великий классик!

— Поиграй со своим нежным клитором, как тебе нравится, сначала медленно, потом быстрее. Чувствуешь, как там у тебя тепло, мокро, как твои пальчики скользят по нему? Представь, что это мой влажный язык пробует тебя на вкус, скользит вниз и проникает в твою киску…

— Мяу.

— Цветочек! — шикнул я, сдерживая усмешку. Терпеть не могу это слово, понимаю ее.

— Не могу, — захныкала она в трубку, вперемешку с отчаянным стоном. — У меня не такие большие и длинные пальцы как у тебя, я не…

— Так это не пальцы, — почти зарычал я. — Ты меня невнимательно слушаешь, цветочек, не отвлекайся. Я же сказал, что это мой язык.

— О, тогда другое дело… Ох!

Я до боли прикусил губу, чтобы сдержаться. Хотелось рассмеяться, послать к черту всю эту затею, рвануть к дому напротив и реально забраться к ней через окно. Дыхание Марьяны участилось. Вперемешку с тихими несдержанными стонами, она быстро подошла к кульминационному моменту.

— Представь, как мой твердый язык двигается в тебе, пробует тебя, потом возвращается к милому, чувствительному клитору, играет с ним… а потом снова вниз, к сладкому входу, снова в тебе… нравится?

Она тихо ахнула мне на ухо, ее глубокий вздох замер и сорвался на тихий вскрик.

— Да, моя хорошая, ты чувствуешь, как пульсируешь, как сжимаешься на моем языке, пока я тебя ласкаю.

— Ник…

— Да, цветочек?

Она тихо постанывала, задыхаясь в посторгазмической агонии, и звала меня по имени. Я зажмурился, чувствуя себя клиническим мазохистом. Зачем я добровольно лишил себя этого восхитительного зрелища?

— Ты в порядке? — спросил я уже шепотом. Голос отписался от чата.

— Я кончила, если ты об этом, — тихо ответила она.

— Вот видишь, — хмыкнул я. — Для этого я тебе не нужен. Спокойной ночи, цветочек.

— Подожди, ты же не собираешься…

Я хотел положить трубку, но не успел, и просто отдернул телефон от уха. За спиной зажегся свет, я быстро прикрыл область паха пустой тарелкой от закусок и обернулся. Дедушка бродил по кухне, разговаривая с кем-то по телефону. Я мысленно поблагодарил вселенную за то, что она надоумила меня просто сидеть в кресле и не вынимать из штанов свой причиндал прямо здесь, во дворе.

Меня отвлек какой-то шум у забора. Появилась голова Ани Сорокиной, она оглядела меня широко распахнутыми глазами и воскликнула:

— Ну ты даешь, золотой мальчик! Я тоже кончила, чтоб ты знал!

Она сказала это настолько громко, что ее по-любому услышал мой дед. И совершенно точно ее голос услышала Марьяна. Если она, конечно, была на связи.

— Цветочек? — я поднес трубку обратно к уху, но услышал только короткие гудки.

Она положила трубку только что или еще до возгласа моей озабоченной соседки?

Давненько я не был в идиотских ситуациях. А, нет! С утра был, когда в самый ответственный момент, в комнату Марьяны начала заходить малышня.

Я не мог встать, на мне были легкие спортивные штаны и мне не хотелось показывать Сорокиной свой адский стояк. Но и продолжать сидеть здесь я тоже не мог. Удерживая тарелку, я встал и, ничего не сказав, направился прочь с террасы.

— Блин, ботаник, пригласи меня хотя бы на свидание! — возмутилась Аня. — После такого-то!

Я остановился и закрыл глаза, стараясь усмирить эмоции.

— Этот разговор был не для твоих ушей, Ань, — сам не знаю откуда во мне появилось столько желчи в голосе, наверное, это страх за чувства Марьяны. — И я сожалею, что ты стала его свидетелем.

— А я нет, золотой мальчик.

— Спокойной ночи, Аня, будь осторожна, не упади, — нет, серьезно, что не так с этой девушкой? Почему она меня преследует? — Еще раз, мне жаль, что ты это услышала.

Я скрылся в доме, проскочил мимо деда словно ошпаренный. Он с поднятыми бровями проследил взглядом за тем, как я убегал со щитом в виде тарелки от соседки за забором. Почти сразу я услышал его грудной, раскатистый смех. Наверняка поднял ему настроение до конца вечера, а вот себе я его окончательно испортил. Ходил из угла в угол, держа в руке телефон. Я хотел написать Марьяне, но не знал, что именно. Сказать напрямую «это не то, что тебе послышалось» было бы глупо. Я решил дождаться завтрашнего дня и понять при встрече, слышала она Аню или нет.