Уговорить Галю не составило особого труда. Тем более, что я уже имел с ней кое-какие контакты в ванной комнате, правда – в основном орально-мануального характера.

Наше совместное ползание по моему полутораспальному дивану с непременными неувязками и заваливанием на пол я описывать не стану, ибо нарочито вельми и нецеломудренно (ведь я, насколько вы помните, с недавних пор ханжой заделался и ретроградом, так что – не пристало…).

Могу сказать одно: Галя оказалась на высоте.

На практически недосягаемой высоте. Видимо бог, обделив ее красотой, даровал ей изощренный эротический ум и гиперсексуальность, как бы извиняясь за причиненное по недосмотру неудобство.

Мухомор же, напротив, оказался сачком «еще тем».

Похоже, последняя его фамилия оставила на нем свою совершенно определенную «непритязательную» печать: по слухам, у профессиональных революционеров (каковыми, без всякого сомнения, являлись и Дыбенко, и Коллонтай) в ходу была свободная форма сексуальных взаимоотношений, легко определяемая понятием «стакана воды»: захотел пить – налил и выпил, соответственно – захотел трахаться – поймал пробегающего мимо товарища по партии и без лишних разговоров засадил ему под хвост…

В общем, Мухомор все делал по необходимости и без творческого энтузиазма.

Короче говоря, наше треугольное сообщество, будучи явлением случайным и неустойчивым, в прочный и долговременный союз так и не оформилось.

Остались только Галя, которая на высоте, и я, которому это было просто выгодно: позвонил – приехала, перепехнулись – свалила. Меня такой формат вполне устраивал, чего, как выяснилось впоследствии, нельзя было сказать о Гале.

Я быстро погрузился в пучину мимолётных половых связей и стал обрастать разнообразными похотливыми похождениями, как мерзкая прожорливая гусеница обрастает коконом, состоящим из оставленных в прихожей чужих перчаток, рассыпанных по всему дому заколок-невидимок, забытых в ванной комнате помад и резинок для волос вперемежку с гигиеническими прокладками, а также завалившимися за мой диван женскими трусиками, сильно отличающимися друг от друга фасоном и размерами.

Однажды я, возвращаясь из гостей поздно ночью, умудрился в такси познакомиться с одной миловидной татарочкой. Мне удалось за полчаса, пока мы ехали из одного конца города в другой, уговорить ее зайти ко мне на бокал шампанского (страшное искушение в эпоху антиалкогольных горбачевских реформ).

Звали ее Шелла или Шуша, темноволосая черноглазая девица лет двадцати, потерявшая в бурном потоке столичной жизни первобытнообщинные мусульманские ориентиры.

Шампанским дело не ограничилось.

На утро Шуша (или Шелла), которую я для удобства и простоты общения стал называть по-есениниски Шагане, сказала, что у нее масса свободного времени, что она может задержаться у меня хоть на день, хоть на два, и выразила благородное желание сбегать к автобусной остановке за водкой.

На работу я в тот день не пошел.

Ближе к вечеру ко мне без предварительного звонка (дурная привычка, перенятая у Мухомора) заявилась Галя.

Я ей, как ни странно, совершенно искренне обрадовался.

Шагане оказалась заурядной дурочкой, «повернутой» на астрологии, очень хорошо разбирающейся в проблемах психологической совместимости «Рыб» и «Скорпионов», но совершенно неспособной назвать количество планет, входящих в состав Солнечной системы.

Название нашей галактики, впрочем, она вспомнить тоже не смогла. Зато перед этим довольно долго рассуждала о перспективах карьерного роста «Весов» и «Водолеев».

Я предложил Гале пройти на кухню.

Пока я ходил за водкой, девушки самостоятельно познакомились и мирно обсуждали какой-то зодиакальный кулон, вечно болтающийся на Галиной шее (нашли общую тему).

…В лабиринтах памяти я различаю себя как бы со стороны,

за клубами табачного дыма,

стоящим на одном колене

перед основательно приунывшей Галей

и пытающимся

в этой гусарской позе

убедить ее в необходимости

замены

самоустранившегося Мухомора на

танцующую посередине кухонного стола

темноволосую и

черноглазую

представительницу

многострадального

татарского

народа.

Потом следует кратковременный провал – и я уже читаю, встав на подоконник:

После пары таких эскапад взволновалась не только есенинская подлунная рожь, но и моя доморощенная, переделанная из Шуши, Шаганэ: она соскочила со стола и полезла к Гале целоваться, стараясь с ходу засунуть ей под майку свою жадную мусульманскую ручонку.

Такого быстрого развития событий не ожидал даже я.

К сожалению, реакция Гали на подобное шаловливое поведение была крайне неадекватной. Дело в том, что пока я размышлял о мужском соперничестве в «группен-сексе», я совсем упустил из вида соперничество женское – не менее жесткое и проблематичное, не связанное напрямую с выделением семенной жидкости и равномерным распределением лакомых эрогенных зон и обласканных телесных отверстий.

Вообще, миф о таинственной женской душе и загадочных свойствах дамского характера возник, по моему глубочайшему убеждению, только благодаря тому, что мужчины слишком зациклены на своих собственных персонах и мало интересуются аспектами женского поведения в экстремальных ситуациях. (Правда, я не уверен, что участие в групповухе можно назвать экстремальной ситуацией). Отсюда все эти возгласы восхищения и преувеличенные восторги: «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет, минет, если надо, освоит и задний подставит проход…»

Извините, я несколько отвлекся…

Галя, несмотря на всю простоту своего отношения к формату ММ+Ж, даже представить себе не могла, что над ней кроме волосатой особи противоположного пола может склониться какая-то татарка с ярко выраженными лесбийскими наклонностями, получающая, между прочим – «со спины»! – предназначенное только ей, единственной и неповторимой Гале Богановой – удовольствие.

К отношениям в режиме ЖЖ+М Галя готова не была. Более того, приоткрывая свою таинственную женскую душу и демонстрируя свой загадочный дамский характер, она, довольно грубо отпихнув татарку, сбивчиво произнесла:

– Я-то думала, ты… Дура, блин!… замуж за тебя… за мудака… хотела…собиралась…а ты!… Да пошли вы все!

Вот-те на: в огороде анаша – в Киеве наркоша. Где группенсекс, а где замужество? Выходит, в ее понимании они совсем рядом, близко, и даже могут вполне спокойно сосуществовать.

Я много раз слышал от «голубых», что гомосексуализм – это полигамия; однополые семьи – фикция, условность. О бабах «розовых» говорить не буду: вроде живут совместно – «ничотак», не парятся; но тройственные союзы или семьи, допускающие присутствие в постели чужих, пусть даже близких по духу и симпатичных в сексуальном плане людей, – это уже нонсенс. Это разврат и полная моральная деградация.

Не то чтобы я высоко ценил институт официального брака, но, думается мне, даже такая беспринципная профурсетка, как Коллонтай, и такой конченый похуист, как Дыбенко – до таких откровенных изъёбств и извращений, по крайней мере в браке – не доходили.

В общем, у меня вышел облом с групповухой, а у Гали, как вы сами понимаете, с замужеством. Мне даже в самом страшном сне не могло привидеться, что я буду жить с толстой «дизайнершей по одежде», обожающей стихи Есенина и время от времени облизывающей яйца (извините за физиологическую подробность) моим школьным приятелям, обожающим, в свою очередь, творчество Блока или, скажем, Николая Некрасова…