– Спасибо, но мне нужно побыть одному, – говорю, освобождаясь от него, как от опоры в этом шатком мире.
– Не за что, мы же друзья, – бросает в спину Игнат.
Часть 27. Бойкот, правда о короле и маленькая новость
Часть 27. Бойкот, правда о короле и маленькая новость
Пенелопа
Корабль качает из стороны в сторону, морская болезнь не дает даже с кровати встать. Кровать, между прочим, отличная, никогда не спала на подобной. Пружины в матрасе упругие, чистое и дорогое постельное бельё, перьевая перина, невесомая, но теплая – что ещё нужно в минусовую температуру? Можно ли меня винить за то, что мне больше нравится завернуться с головой в пуховое одеяло, чем посещать светские рауты на верхних палубах? Если так подумать, мы бы могли добраться до моей родины, в северные края, на рыбацком судне, но нет, разве до́лжно бывшему архимагу, пусть он и находится в розыске, тесниться вместе с простыми матросами в маленькой каюте? Ему шик подавай и роскошь вместо конспирации и хотя бы шанса на то, что нас за три недели путешествия никто не узнает. Нет, сидеть в каюте вторую неделю подряд безвылазно, имитируя парочку в медовый месяц (которой мы, собственно говоря, и являемся) хорошая идея, но люди уже точно начали что-то подозревать. Возможно, потому что на пятнадцатую ночь, стуча по перилам, вместо стонов у меня получалось недовольное мычание. Пылкие влюбленные, жаркие молодожены, красивая пара – так можно назвать кого угодно, но не о нас.
Каюта у нас не самая роскошная, всего одна комната, а не целые апартаменты, но и этого хватает, чтобы мы находились чуть ли не на разных концах вселенной друг от друга. Завернувшись по обыкновению в пуховое одеяло, поворачиваюсь на бок и под легкое укачивание судна тайно наблюдаю за ним из-под век. У него за две недели сложилась дурацкая привычка подставлять нас, подпаливая дерево нашим родовым огнем.
Нашим…
За последнее две недели много что стало «нашим». В особенности некоторые тайны, и не скажу, что мне понравилось то, что я узнала во время нашего «плодотворного» разговора. Впрочем, и плюсы от него тоже имелись – он согласился поехать ко мне домой и убить Провидицу. Минусом можно же назвать то, что, если я ему солгала, обещал убить уже меня, едва найдет способ не расстаться при этом с собственной жизнью. Ну, а что ещё от него можно было ожидать в подобной ситуации? Доверия и признаний, что любит он только меня?!
Тихо, сердце, тихо… Не подводи меня, не делай глупой влюбленной девчонкой окончательно. Влюбиться в подобного человека – все равно, что подписать себе смертный приговор, а мой уже подписан. Вот и остается мне лишь смотреть, как этот психованный маг поджигает поленья, страдая по своей Миле. Почему я поняла, что влюбилась в него, когда уже все свои карты раскрыла? Нет бы, раньше понять, чтобы не сделать подобной глупости! Но я сделала это именно потому, что глупо влюбилась. Меня это расстраивает даже больше чем ревность, от которой никак не выходит избавиться. Из-за нее у меня возникает желание глотнуть зелья подчинения собственного изготовления и приказать себе разлюбить, чтобы не чувствовать боль хотя бы несколько часов. Знаю, что так делать нельзя, и зелье может не подействовать, так что останавливаю себя.
Мы с ним не разговаривали десять дней, восемь часов и пятнадцать минут, или уже шестнадцать? Грустно, что я так точно могу озвучить временной промежуток, просто посмотрев на часы, прикрепленные над небольшим закрытым камином. Последняя его фраза касалась ужина, он заявил, чтобы себе всё заказывала сама, ибо ему разговаривать со мной в тягость. Нет, последнее он, конечно, вслух не озвучил, но, чует моё больное воображение, имел в виду. Накручивать себя по поводу и без я начала ещё в первый день нашей поездки, когда он не стал отвечать, как именно и за что убил свою бывшую. Вот смешанные чувства у меня по этому поводу. С одной стороны, он убил человека, девушку, которую, как утверждает, любил и, возможно, до сих пор любит, а это слегка пугает. Меня же он не любит, значит, шансы, что его угроза не была пустым звуком, чтобы проверить, жива ли его бывшая или нет, стремятся к нулю. Совсем с другой стороны восприняло эту новость моё внутреннее «Я». И, прилагая неимоверные усилия, мне с трудом удалось подавить ликующую улыбку! Реакция, соглашусь, ненормальная, но что поделать, если и меня нормальным человеком назвать нельзя? В том, что Провидица и есть якобы много лет назад убитая им Мила, лично я ни капли не сомневаюсь. Но, если предположить, что она на самом деле умерла, и их сходство случайно, или что Провидица притворяется ею с какой-то целью, то эта новость греет душу. Возможно, во мне пробуждается ведьмовская натура, но мысль, что его бывшая, о которой он столько думает, умерла, меня радует. За это мне должно быть стыдно, но я стыда не чувствую, как и муж не раскаивается о содеянном, если он, и правда, убил. Похоже, в этой истории мы такие же отрицательные герои, как и сама Провидица. Интересно, а кто же тогда здесь хороший персонаж? Жаль, что в реальной жизни разобрать, как в сказке, кто плохой, а кто хороший очень сложно.
Вальтер щелкает пальцем, словно механической зажигалкой, отчего появляется и тут же гаснет огонь. Воздух буквально пропитан магией, хотя на родовой огонь у меня нет аллергии все равно зудит в носу и постоянно хочется чихать и почесывать лицо. Почему из всех странных болезней мне досталась та, которая делает пребывание в одной комнате с магом просто невыносимым? Сама судьба мне говорит: мучайся – ты заслужила быть рядом с тем, с кем никогда не будешь по-настоящему счастлива. А ведь когда-то я зареклась отдать своё сердце хоть кому-то, но, похоже, маг забрал его у меня без спроса. Правы были девочки, утверждая, что любовь, как величайшее наказание, воздает по заслугам тем, кто в нее всю жизнь не верил и в сто крат больше чем тем, кто верил.
Маг поднес к губам бокал с вином, не могу понять, как, выпивая столько каждый день, он все ещё ни разу не окосел? Не кричит и не ругается, как мой отец, а просто молчит с безучастным пустым видом, сидя на небольшом диванчике перед камином. Мне вообще казалось, что он даже не поднимается, если бы проснувшись однажды ночью, не поняла, что его в каюте нет. Где он был и зачем выходил, осталось для меня загадкой, зато стало ясно, что он и раньше куда-то уходил по ночам. Самое странное сейчас то, что ни капли его не боюсь, что бы он ни сделал дальше, больнее, чем есть, не будет.
Прикусываю нижнюю губу, а затем язык, чтобы было больно, когда он взъерошивает свои волосы, на мгновенье сжимая свою шею до белеющих костяшек на пальцах. Хочу остановить его, успокоить, сказать что-то хорошее, но у меня не получится. Мой язык способен только всё испортить, в частности наши отношения. Вот зачем мне нужно было спрашивать об этой Миле? Зачем?! Если бы мои чувства не захватили контроль над разумом, все бы сложилось совсем по-другому. И, возможно, между нами не выросла стена под названием «его бывшая мертвая любимая». Удивительно, что не расспрашивал о задании, не сыпал обвинениями, его волнует исключительно Провидица, что похожа на его бывшую – больше ничего.
Тихо, сердце, тихо! Не выдавай меня, не стучи так громко и надрывно. Все, что мне сейчас нужно – уснуть, чтобы поскорее начался новый день, тогда я смогу закрыться в ванной, готовя очередную отраву из остатков ингредиентов. Моя работа – все, что может успокоить мне нервы. Досадно, конечно, что, сколько бы я не пыталась сделать какое-то зелье, у меня всегда получался либо яд, либо что-то отдаленно похожее на любовное зелье. Вот если бы эффект последнего был долговременным, я бы смогла…
Вальтер резко встал с дивана, это случилось так неожиданно, что не успела толком отреагировать, как он уже стоит возле кровати и смотрит на меня сверху вниз. Мне плохо под его взглядом, в нем слишком сильно видна его неприязнь ко мне. Буквально кожей осязая исходящий от него холод, который заставляет поежиться, ещё больше укутываясь в одеяло, пугливо пряча взгляд. Трусиха, жалкая трусиха! Но что мне делать, по-другому я не могу. Делаю над собой усилие и сажусь, все так же укрываясь от него мягким одеялом, словно оно может меня защитить от его холода. Невольно вспоминаются последние объятия, которые подарила ему, прежде рассказать правду. Казалось, что это легко – провести между нами черту, что не будет от этого плохо.