Нам не будет от этого плохо…Как я вообще могла так думать?!

Он все ещё нависает надо мной, потом делает шаг назад от кровати, я пугливо поднимаю на него глаза и не могу больше оторвать взгляда. В его глазах пылают синие огоньки, вид измученный, он зачастую забывает даже поесть. На лице уже небольшая бородка, волосы взлохмаченные, меньше всего он сейчас похож на того мага, которого я встретила в холле отеля Престиж. Моё предательское сердце сжимается от желания обнять его, пожалеть, несмотря на то, что его глаза светятся от злости. Я жалею его, люблю до зубовного скрежета и самоубийственного решения обнять. Руки сами тянутся к его лицу, за что и получаю по ним вспышкой родового огня. Мне не больно от него, он не ранит меня. Мне больно от того, что он говорит после.

– Не смей жалеть меня! – кричит, и я втягиваю голову в плечи, прижимая руки к груди.

Пальцы сжимаю в кулаки, так сильно́ желание ослушаться. Лучше бы приказал не любить его. Вдруг бы подействовало? Остановило меня хоть немножко, избавило от капли чувств, которые делают так больно. Мне хочется, плюнув на гордость, броситься ему на шею. Целовать, пока он не забудет, что кто-то вообще кроме меня существовал в его жизни. Глупая мысль и желание, глупая я! Надеюсь на то, что невозможно, люблю того, кто никогда не полюбит в ответ, и так во всем. Даже в том, что смогу избавиться от ведьмы, не уверена. Боюсь, что она все же Мила, боюсь, оттого что знаю: он выберет не меня. От этого сердце стучит и стучит, увеличивая мою боль и сумасшествие. Он делает мне больно, уничтожает меня изнутри, и ему совсем нет до этого дела.

– Прекрати! – выкрикивает резко.

Первые слова за целую декаду, и каждое пронизано убийственным холодом. Его руки пробивают мою защиту из одеяла, сжимают шею, заставляя не только встать перед ним на колени, но и смотреть в глаза.

– Прекрати, – повторяет он, но тише, обдав меня запахом перегара.

Пьян, чертовски пьян, а мне радостно, от того что он хотя бы подумал обо мне. Мои губы подрагивают, особенно уголки рта.

– Прекрати, – повторяет он, но ещё тише, прикрыв свои веки.

Его слегка шатает, так что кажется, что руки на шее не для того, чтобы сделать больно, а чтобы сохранить равновесие. От такой резкой близости кружится голова, и я не могу удержаться, пользуюсь тем, что он закрыл глаза, подношу руку к его лицу. Щетина колет ладонь куда меньше, чем его взгляд, когда он открывает глаза. Пытается поймать мою руку, чтобы убрать ее от лица, при этом хватка на моей шее слабеет, и я подаюсь вперед, желая разрушить стену между нами поцелуем, но у меня не получается. Его руки с поразительной скоростью хватают меня за плечи и встряхивают, сто́ит моим губам коснуться его. На глаза наворачиваются слёзы, и я радуюсь, что от тряски волосы упали мне на лицо, скрывая непрошеную влагу. Он бросает меня, встряхнув ещё раз напоследок, пока я не убрала руку от него сама.

«Уйди, просто уйди, чтобы я не чувствовала себя ещё хуже», – молю его мысленно, но он как будто слышит и поступает назло. Остается в каюте, отойдя от кровати настолько, чтобы я точно не смогла до него достать.

Мне хочется забыть об этом, хочется, чтобы это был страшный сон, но это реальность. Расстояние между нами всё время увеличивается, превращаясь в бескрайнюю пропасть, которую никак не преодолеть. Опускаю руки и комкаю простынь, почти ломая ногти. Все окрашивается в синий: мои глаза горят нашим огнем, выдавая меня с головой. Потому закрываю их, зажмурившись изо всех сил и низко опустив голову.

«Уйди, просто уйди и ничего мне не говори».

– Кто такая некромантка? Зачем та женщина послала ее ко мне в ту ночь? Ты пришла туда, потому что у нее не получилось? – закидывает он меня вопросами, загоняя в угол.

– Некромантка? Иза? – делаю ошибку, подняв на него взгляд, и тут же опускаю голову.

В цвете нашего огня он выглядит ещё красивее, не могу смотреть на него.

– Значит, и ее ты знаешь? Кто она? – его голос жёсткий, холоднее морозного воздуха моей родины.

– Моя старшая сестра. Я не видела ее много лет, она была в отеле той ночью? – спрашиваю, пряча глаза, оправдываюсь словно и правда в чем-то виновата.

Мне хочется рассказать ему все, с самого начала, со всеми подробностями. Оправдаться, сказать, что я не специально, я не виновата. Хочу заслужить его доверие, поддержку, любовь. Хочу так много, что эти чувства буквально раздирают меня.

– Ты не видела собственную сестру много лет? – переспрашивает он с недоверием.

– У меня двенадцать старших сестер, каждую из них я видела в последний раз четыре года назад, когда меня отправили в столицу.

– Зачем?

– Учиться и…

– Достать мою кровь? – слышу в его голосе иронию, такую знакомую, что сердце сжимается от боли.

– Это правда, ведьма приказала достать кровь архимага, – поднимаю замутненный синей пеленой взгляд, – но я даже не пыталась исполнить ее приказ! Не искала встречи с тобой и до нашей встречи во дворце вообще не знала, что это был ты!

Я была искренна в своем желании доказать ему свою невиновность настолько, что бросилась в пропасть, отделяющую нас. Босые ноги мерзнут на паркете, я чудом не свалилась, запутавшись в одеяле. На мне лишь рубашка, чемоданы, которые мы специально для вида купили на причале – пусты, одежды в них нет, просто не успели приобрести. С кровати я встала, но, сделав от нее несколько шагов, так и осталась стоять, непроизвольно протянув к нему руку.

– Зачем твоя сестра хотела женить меня на себе? Она даже Метку Смерти поставила, чтобы добиться своего, но в итоге моей женой стала ты. Почему она не подействовала на тебя?

От его слов я будто удар под дых получила, ладно, если бы ведьма перестраховалась и послала Изу за кровью, но заставлять ее женить на себе архимага с помощью Метки Смерти? Чему вообще ведьма научила мою сестру? Убивать?! А остальные сестры, они тоже убивали ради нее? Ее сила настолько велика, что способна принудить пойти на убийство? Меня качнуло назад, когда я схватилась за голову, не зная, куда деть руки. Я никогда не думала об этом, меня на самом деле не волновало, зачем сестры учатся в самых лучших академиях и школах нашей страны, продвигаются по службе на самых важных поприщах, словно пешки, которые только и ждут, когда пробьет их час быть использованными в чьей-то игре. И это мои сестры, моя семья!

Делаю ещё шаг назад, натыкаюсь на кровать и потому делаю шаг вперед, но ноги меня не держат, и я падаю вперед. В последний момент он подхватывает меня, крепко прижимая к себе. От запаха алкоголя и его кожи свербит в носу, но это мелочи по сравнению с той лихорадкой, что представляют собой мои чувства. Руки, как обычно уже, загораются, заставляя его белую рубашку тлеть. Злость, ярость и желание убить, жалость, боль и раскаяние – я пьяна от своих чувств. Зато он пьян буквально, его руки мучительно медленно скользят от талии к плечам и сжимают их, отодвигая меня от него.

– Успокойся, – говорит он просто, и мой огонь гаснет от его холода. – Отвечай, почему метка не подействовала на тебя?

Вместо того чтобы оказать поддержку, в которой я так сейчас нуждаюсь, он вновь отдаляет меня от себя, строит между нами преграды.

– Ее магия больше не действует на меня, – еле слышно отвечаю на его вопрос, смотря на обгоревшую рубашку.

– Как это не действует? Что значит «больше не действует»? – забрасывает он меня вопросами.

– Несколько лет назад Иза попыталась…

Прикусываю язык, я так ослабила свою оборону, почти рассказала все, о чем он потребовал. Опустила взгляд в пол, дернула плечом, пытаясь высвободиться из его хватки, но он не заметил этого.

– Папа сделал кое-что, чтобы ее магия больше никогда не навредила мне, – обошлась вместо рассказа коротким ответом. – Если это все вопросы, тогда я пойду спать.

– Это ещё не все! – чуть ли не шипит он и дергает меня на себя. – Брачная метка, почему она появилась? Даже если допустить, что все это было ошибкой и случайностью, как она появилась? Почему?