— Помнишь… там, в комнате гибернации… когда я сказал, что ты и Титус мне не нужны? Я была неправа. Ты нужен мне. Я протягиваю другую руку через решетку, прижимая его как можно ближе к себе, отчаянно желая удержать его здесь, обеспечить его безопасность. Паника поднимается в моей груди, вытесняя воздух.

— Ты нужен мне.

Он фыркает от смеха, и слеза скатывается из уголка его глаза.

— Я знал, что ты просто разозлилась. Вот какие мы, Солнышко. Я тебя бешу, а ты говоришь дерьмо, которого не имеешь в виду.

Рис подходит ко мне и передает что-то через решетку, которую Кадмус берет в свою ладонь.

— Паслен. Он улучает момент, чтобы схватить другого Альфу за плечо, и кивает, его брови хмурятся, как будто он представляет себя на другой стороне.

— Нет. Отчаяние в моем сердце не позволяет мне принять это. Оно не позволяет мне отключить принуждение вытащить его. Я не могу уйти. Я не оставлю его здесь одного.

— Мы просто не… мы не думаем. Достаточно усердно. Есть способ.

Кадмус фыркает и улыбается, качая головой.

— Не в этот раз.

Тит тянется, чтобы схватить Кадмуса за руку, брови сведены, и они сжимают предплечье друг друга. Между ними не произносится ни слова.

Слева от меня Валдис стоит с плотно сжатыми челюстями, тоже нахмурившись.

— Кадмус… Он задыхается от этого слова и тянется через стойку, чтобы положить руку на плечо другого Альфы. Одно грубое пожатие показывает его молчаливое разочарование, то же самое разочарование, которое сейчас пронзает меня.

Сдвинув брови, Кадмус смотрит на меня и обратно на Валдиса.

— Ты позаботься о ней, хорошо? Позаботься о нашей девочке.

Валдис скользит рукой вверх, чтобы провести ладонью по затылку Кадмуса, сжимая губы, когда он резко кивает.

— Я всем тебе обязан.

— Ты мне ничего не должен. Мы братья. Всегда были.

В следующей паузе в воздухе повисает жуткая тишина, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть, что мутантов позади нас больше нет. Они отступили, не оставив ничего, кроме костей Джеда на полу, где они когда-то собирались. Если только у меня в голове не помутилось настолько, что я вижу всякое. Или, скорее, то, чего там нет. Но затем Валдис поворачивается, на его лице такое же замешательство, и я снова сосредотачиваю свое внимание на Кадмусе.

Тени мелькают на заднем плане, издавая визг, который становится громче, чем раньше.

Кадмус разворачивается, зажигая одну из сигнальных ракет из своего рюкзака, и когда он бросает ее в темноту, освещая туннель позади себя, группа безликих Рейтеров карабкается к нему.

Воздуха в моих легких не хватает для вздоха, который вылетает из меня. Нет. Их, должно быть, сотни, они карабкаются к нему по стенам на четвереньках, как пауки, вылупляющиеся из яйца. Низкое гудение их коллективного рычания эхом разносится по туннелям, напоминая мне пчел в улье.

Пес бросается к ним, исчезая в толпе, и только пронзительное эхо его визга возвещает о его судьбе.

— Давай, ублюдки! Ты хочешь кусочек меня? Кадмус ударяет себя кулаком в грудь.

— Давай, возьми это!

Крики разрывают мою грудь, агония разрывает меня изнутри. Я хватаюсь за прутья и царапаю его, пока меня оттаскивают.

— Нет! Кадмус!

Я смотрю, как он запихивает в рот таблетки паслена. Голова опущена, его глаза устремлены на меня, в то время как безликие гуманоиды окружают его, оттаскивая от клетки.

— Нет! Нет!

Раскинув руки в обе стороны, он напоминает мне крест, когда они толпятся вокруг него, окружают его, затягивают на дно. Блеск его рабской повязки тускнеет в тени монстров.

— Кадмус!

При его первом крике я с криком закрываю уши руками и падаю на землю. Зажмурив глаза, я чувствую, как мое тело поднимают, но я не могу заставить себя смотреть, как меня уносят. Прочь от этого кошмара. Прочь от этих звуков.

Подальше от Кадмуса.

Тусклый свет согревает мою кожу, но это не смягчает боль, пульсирующую в моей груди. Я не могу дышать из-за стеснения, охватившего мои легкие. Как только мои колени касаются земли, я ползу вперед, к люку, который захлопывается прежде, чем я успеваю до него дотянуться.

— Нет. Нет, мне нужно увидеть его. Еще раз. Пожалуйста!

Валдис приседает рядом со мной, тянется к моей руке, но я отбрасываю его руку.

— Он ушел, Кали. Требуется всего минута, чтобы таблетка подействовала, и я уверен, что до этого его организм испытал шок. Он не чувствовал особой боли, я обещаю.

— Я не могу оставить его там одного. Рыдания разрывают мою грудь, и я кладу руку на люк, вход в гробницу, в которой теперь хранится частичка моего сердца.

— Кадмус…

Руки скользят подо мной, поднимая меня, и я прижимаюсь к Валдису, как ребенок, пока он несет меня. Боль, которая проходит через меня, как густой яд, говорит мне, что я никогда не буду прежней. С Валдисом я ни разу не теряла надежды увидеть его снова. Я ни разу не думала, что он потерян для меня навсегда. Даже когда я смотрела, как закрываются эти двери, запечатанные без надежды попасть внутрь.

На этот раз я знаю наверняка. Я больше не увижу Кадмуса в этой жизни.

КАЛИ

Я мрачно возвращаюсь к дому Грегора. Все мы избиты. Измучены. Боль за моими ребрами никогда не пройдет. Я прокручивала последний час так много раз, как будто в моей голове материализуется другой результат — Кадмус отправится обратно со всеми нами, делая по пути свои обычные остроумные комментарии. Физическая боль — это та, которая часто обещает конец. Но боль потери вечна. Это способ сердца напомнить нам, насколько оно хрупкое. Как легко оно может разбиться.

Обвив руками его шею, я крепко прижимаюсь к Валдису, вспоминая все ночи, когда я плакала, пока не уснула из-за него. Это были ночи, когда Кадмус спал рядом, сохраняя дистанцию. Он отвлекал меня какой-нибудь приятной беседой о деревьях, или небе, или о ком-то, кого мы встретили в наших путешествиях в тот день. Разговоры, которые я находила раздражающими в то время, но чего бы я только не отдала, чтобы услышать их снова сейчас. Его разум всегда был встревожен, всегда искал отвлечения, но в такие моменты он отбрасывал свои собственные заботы в сторону. Ради меня. Быть рядом со мной — единственный возможный для него способ.

Я надеюсь, что таблетка, которую он проглотил, наконец-то принесла ему покой.

— Я помню точный момент, когда я понял, что мы заперты в той больнице. Звук голоса Валдиса — желанное отвлечение.

— Все, о чем я мог думать, это ты. Как я никогда больше не смогу обнять тебя. Слышать твой голос. Видеть твое лицо. Защищать тебя. Он прочищает горло, и я знаю, что слова даются ему тоже с трудом.

— Но я вспомнил, что оставил тебя с Кадмусом у того водопада. Я знал, что он скорее умрет, чем позволит кому-либо причинить тебе вред. Это было единственным утешением, которое я взял с собой. Единственное, что поддерживало мою жизнь. Было знание, что ты будешь в безопасности с ним и Титусом.

По мере того, как в моих глазах собирается все больше слез, я задаюсь вопросом, сколько человек может выплакать, прежде чем они высохнут. Будет ли агония бесконечной, или все это когда-нибудь закончится.

— Он оберегал меня.

— Как бы сильно они ни заморочили ему голову, я думаю, что его чувства к тебе были для него источником ясности. Возможно, единственной ясности, которую он когда-либо знал.

Я утыкаюсь лицом в грудь Валдиса, позволяя его словам впитаться под мою кожу, мимо ребер, где они вонзаются в мое сердце. Возможно, со временем его чувства ко мне ослабли бы, и мы отдалились бы друг от друга. Но теперь они — постоянная часть меня, запертые в месте, которое я когда-нибудь посещу, когда боль от его отсутствия не будет так мучительна. Когда я не буду терпеть, когда меня раздавливает этот ужасный вес.

Мы наконец добираемся до дома Грегора, и Валдис ставит меня на землю. Рис поднимается по лестнице, и прежде чем он успевает хотя бы постучать, дверь распахивается перед солдатами Легиона.