Нечто терзало Елисея изнутри. А в животе будто оказалась гиря.   

Они стояли несколько минут, после чего Елисей сказал: 

— Нужно найти нашу палатку. 

Яна, совсем на толику успокоившись, глянула ему в глаза и кивнула. Они молча пошли вперёд, изредка поглядывая на номера палаток.  

Выжившими оказались самые разные люди. Женщины, мужчины, старики и дети, богатые, бедные и нищие горевали, склоняясь над своими пожитками, глядя на чудом оказавшиеся в руках фотографии погибших или заражённых друзей и родственников. 

— Ох, Павлуша… Как же? — стенала наперебой со стонами, рыдала бабушка в платке, упёршись в грудь старику с непокорными волосами.  

Старик глубоко вздохнул, Елисей почувствовал на себе его печальный взгляд.  

— За что нам тако горе-е-е-е!? — продолжала надрываться старуха. Крик её вонзал иглы в сердце Елисея.  

— Мама-мама, а папа вернётся? — спросила девочка по левую руку от Елисея. 

Мать взглянула на дочь. Она взяла её крошечные ручки в свои. На глазах у неё навернулись новые слёзы. 

— Да… когда-нибудь… — соврала она. 

— Тогда почему ты плачешь? — вновь спросила девочка. 

Но женщина ничего не ответила. Она прижала крошку ближе к себе, обняла за голову. 

До Елисея всё больше стали доходить масштабы произошедшей катастрофы, которую как-то сумели допустить. Сколько ещё подобных лагерей? А скольких людей не смогли спасти? 

Рядом с Елисеем вскрикнул или хныкнул мужчина. Он держал в руке трансфон и глядел на фотографию улыбающейся девочки лет двенадцати. На экран капали редкие слёзы. Он что-то шептал себе под нос. Руки его всё сильнее сжимали тонкий прозрачный девайс, как вдруг экран треснул. Он подпрыгнул, бросил сломанный трансфон и рысью бросился к ближайшему военному. 

— Убейте! — вскричал он. — Убейте, прошу. Нет мне жизни без… д-д-доченьки… 

— Спокойнее, — осторожно сказал военный. — Нам сейчас всем трудно… 

Но мужчина, казалось, не слушал. Он лишь качал головой и твердил о бессмысленности своего существования. Сколько времени понадобиться, чтобы время затянуло эти раны? Месяцы, годы, десятилетия… Жизнь? 

Елисей обнял Яну за плечи, стараясь утешить её. И в тот миг взгляд её за что-то уцепился.  

— Маша, — прохрипела она заплаканной девушке в жёлтом комбинезоне, лежащей на ящиках, застеленных тентом. Та посмотрела на Яну, но ни единой нотки радости не промелькнуло в её лице. 

— Я осталась одна, — сказала она, из глаз потекли ручьи слёз. — Отец спас меня, но… 

Наступила тяжёлая пауза. Девушка не решалась сказать. Она прикрыла лицо руками.  

— Оно убило его! — выдавила она из себя и разрыдалась пуще прежнего. — Моя… мать… 

Яна села рядом с ней. Она чувствовала себя чуток уверенней. 

— Я знала, что так произойдёт, — сказала она. — Просто знала. Но не верила. — Слезинка скатилась у неё по щеке. 

Елисей посмотрел по сторонам. В нескольких шагах от них стояла палатка с номером сорок восемь. 

— Вот наш новый дом, — сказал он Яне и кивнул в сторону палатки. 

— Вы т-т-тоже в сорок в-восьмой?  — спросила Маша.

— Будем горевать вместе, — без всяких эмоций подтвердила Яна. 

*** 

Минуты нехотя сменяли друг друга, складывались в часы. В первый день ни Елисей, ни Яна ничего не ели. К горлу подкатывался твёрдый острый ком, глаза вновь испускали слёзы, а гиря оттягивала живот всё ниже. И только на следующий день он принялся рычать и журчать, требуя еды. 

У столика в палатке сидели все до единого, понурив взгляды и грызя большую сухую плашку экстренного рациона питания. Единственный генератор, по некоторым причинам, вышел из строя на неопределённое время, из-за чего было приказано выдать армейскую еду.  

Глаза у Маши были краснее красного. Казалось, даже Яна так не убивалась, как она. Хотя и Яна чудовищно переживала.  

В основном в палатке с Елисеем жили девушки (в иной раз такое стечение обстоятельств можно было считать величайшим везением, но не сейчас), за исключением одного мальчишки, который, судя по всему, остался без родителей. 

В лагерь прибывали всё новые выжившие, но их было значительно меньше, нежели в первый день, — всего с десяток человек. Как они пережили ночь, для всех осталось секретом, ибо те не желали ничего вспоминать. Они не рыдали, не грустили, не сердились. Они сидели с отрешённым, пустым взглядом и, казалось, переживали те события раз за разом, почти потеряв связь с реальным миром. А когда их хотели вернуть к действительности, они вздёргивались, пугались и кричали.

Яна глядела исключительно на еду и на стол, не желая сталкиваться с кем-нибудь взглядом. Рука у неё была аккуратно перевязана.

Доедая рацион питания, Елисей случайно глянул в окно палатки. Увиденное его удивило. Он забросил несчастный последний кусочек в рот, стряхнул с губ крошки, резко поднялся и вышел. Яна проводила его взглядом, но ничего не сказала.

На улице дул сильный и холодный ветер, взлохмачивая Елисею чёрные волосы и щипая щёки. Тёмные тучи, плотно загородившие солнце, предвещали о сильном дожде.

Елисей шёл уверенно и быстро, виляя между палаток, откуда не переставая доносился тихий плач. Он наконец настиг парня, что шёл к нему спиной. Его одежда, телосложение и походка сильно напоминали ему одного знакомого человека.

— Артём! Артём? — позвал он.

Парень повернулся. Он вовсе не был тем, кого Елисей намеривался увидеть.

— Простите, обознался.

Парень повернулся и зашагал дальше, как ни в чём не бывало.

Елисей вспомнил, о чём они говорили в последний раз с Артёмом. Тот всё же решил заказать билеты на магнитный поезд. Может быть, он успел повидаться с родителями. А было бы ещё замечательней, если у них всё хорошо.

— Заражённый! — раздался далёкий крик.

Елисей посмотрел в сторону выкрика. Он только сейчас заметил, что вокруг лагеря из машин, ящиков и прочего подручного хлама выстроили баррикады. На крыше одной из «газелей» стоял на колене солдат, в руках у него виднелся автомат. Лагерь охватил тихий треск.

Елисей подошёл ближе к месту, откуда стреляли. Он и забылся, в чём была причина их бед.

— Один? — спросил подошедший военный у стреляющего.

— Пока, да.

— Следи тщательней, надо усилить дозор. — Он куда-то направился, бормоча под нос: — Возможно, они пронюхали, где мы сидим. Сколько шума от машин, вертушек… Или же простая случайность…

— Найдите, моего сына! Прошу вас! — прокричала женщина, неподалёку от Елисея, вздрогнувшего от неожиданности.

Он подошёл ближе, прислонился к стеллажу с хламом и стал вслушиваться в слова, доносившееся из первой палатки.

— Поймите же, все наши силы уже брошены на поиски людей. Мы облазили едва не весь город. Но…

— Прошу, вы можете, я знаю!

— Мы попытаемся, но найти ребёнка в кишащем… Простите. Повторюсь, мы попытаемся сделать всё возможное. Сколько ему лет? Как зовут? Мы свяжемся с другими лагерями. Возможно, его уже нашли.

— Всего десять. Мирослав.

Елисей потерял интерес к разговору. Он наслышался таких вдоволь. Он горячо сожалел людям, у которых ещё была надежда, был рад за них, но и понимал, что эта надежда держится на тоненькой подрезанной верёвочке. Правда, нескольких людей всё же удалось найти, и то наверняка по чистой случайности.

Несколько крупных холодных капель упало с неба на лицо Елисея. Многие люди стали прятаться в палатках. Военные продолжали караулить. А Елисей присел на ящик и облокотился на башенку покрышек. Он положил руку ладонью верх на согнутое колено. Капли томительно собирались в крошечное озерцо в сомкнутой ладони. В этой лужице едва проглядывалось зловещее небо, на котором рассекали молнии и гремел гром.

Луг накрыл сущий ливень. Земля превратилась в грязь. Трава наклонилась от сотен ударов тяжёлых капель. А Елисей побежал к себе в палатку. Простужаться он не хотел.