– Там кое-что очень важное.

– Маска. Да, я знаю. Она вон там. Ты сама ее туда ночью положила.

С огромным облегчением я достала сумку из-под стула, куда она была запихана со всей тщательностью человека, пребывающего в состоянии сомнамбулы. Вероятно, мне казалось, что там маску уж точно никто не найдет.

И она в самом деле была на месте. Убедившись в этом, я отложила сумку и неуверенно вернулась на краешек кровати. Драган до сих пор не сдвинулся и продолжал выжидающе на меня смотреть.

– Ты мне не доверяешь? Поэтому испугалась за маску и отказывалась лететь ночью?

– Я отказывалась, потому что боюсь высоты. Такое бывает у обычных людей.

– Но ты мне не доверяешь, – утвердительным тоном повторил Драган.

– Слушай…

Я почесалась, раздумывая, какие слова лучше подобрать. С утра пораньше в голову ничего умного не шло. Поесть бы да помыться, а не болтать за жизнь. Однако у моего собеседника явно были другие представления о режиме, и интуиция подсказывала, что этот разговор лучше не откладывать, если мне хочется сохранить хорошие отношения с одним драконом-эксгибиционистом.

А мне он, если откровенно, нравился, хоть и не в том смысле, в каком Костя.

– Драган, по большому счету мне о вас всех ничего не известно. Я имею в виду, что почитала справочники и теперь знаю, чем драконы отличаются от василисков и что у вампиров, вопреки легендам, бьется сердце, пусть и медленно. Но вы все в первую очередь люди. У вас есть история, которая мне незнакома, а от меня вообще-то кто-то в Серените не прочь избавиться. Мне было спокойнее, когда мы думали, что в краже договора виновата Сибилла. Теперь, когда стало ясно, что она ни при чем, я не знаю, кого мне подозревать. Единственный, в ком я уверена, – это Костя. Он не стал бы тащить меня в Италию, если бы работал на инквизиторов. Наверное, это и не вы с Марко, иначе я бы давно проснулась поджаренной, обескровленной или отравленной увядшими листьями редиса.

Я помахала руками, показывая, как мне было бы плохо в этом случае.

– Но я все равно не могу быть уверена на сто процентов, что «крот» не кто-то из вас, пока хорошо не узнаю вас всех. А на это нужно больше времени, чем одна неделя. Поэтому прости, если я кажусь настороженной или недоверчивой.

– Ты видела когда-нибудь на мне крест?

И снова неожиданный вопрос Драгана сбил меня с толку. Я пожевала губы несколько секунд, на всякий случай осмотрела все доступные части его тела (в общем-то, почти все, поскольку стыдливость не входила в число драконьих достоинств) и не нашла никаких крестов.

– Не-ет, – протянула я. – А к чему ты это спрашиваешь?

– К тому, что я никогда не был религиозен, – серьезно ответил Драган. – Вот по какой причине. Видишь ли, с приходом христианства драконы переехали из статуса божественных созданий, которых нужно уважать и которыми стоит восхищаться, в статус отвратительных сатанинских отродий, убивающих скот и девственниц.

Он на миг задумался.

– Хотя традиция приводить к драконам самых красивых девственниц мне кажется занимательной, все остальное – ложь. Ну, естественно, среди нас были не самые лучшие образчики драконьих манер, которые заслужили соответствующего отношения, но мы, как и люди, такие не все. Это не помешало отдельным личностям считать весь наш род дьявольским и старательно истреблять. Мои предки были жестоко убиты под Краковом только потому, что люди посчитали холм Вавель удобным для себя и плевать хотели на то, что там уже кто-то живет. Они до сих пор гордятся этим, ты представляешь? Водрузили глупую статую дракона рядом с той пещерой, где убили мою прапрапрабабку. А она даже овец к себе не таскала: считала, что воровать у соседей неэтично.

Я сочувственно покачала головой. В Кракове я никогда не была и потому не представляла, о чем он говорит.

– Доблестные борцы с дьяволом во всех его обличиях дошли до того, что мы стали почти все время проводить в человеческой форме, а не в истинной, – продолжил Драган. – Вообрази, что у тебя отрезали руки. Вот примерно так мы себя чувствуем без крыльев. Но даже такие меры не помогают. Драконы долго живут и о-о-очень медленно размножаются. Этот период самый уязвимый для нас, потому что самкам приходится высиживать яйца в драконьей форме, иначе родится обычный, бескрылый ребенок. На беременную самку легче всего охотиться, поэтому большинство отказывается от высиживания яиц. Как итог, мы практически истреблены. Мне сто двадцать четыре года, по нашим меркам я достаточно юн и все равно уже прожил дольше, чем мои родители.

– Мне очень жаль…

– Спасибо. На самом деле я давно с этим смирился. Но я отказываюсь смиряться с тем, что не смогу летать. А именно это произойдет, если в Серениту придут колесничие. Без них у меня есть шанс жить если не счастливо, то хотя бы сносно. С ними – нет. Они никогда не позволят мне подняться в небо. Если они не убьют меня сами, то в любом случае снимут барьеры, которые позволяют незаметно для нормальных людей летать над деревней, и тогда меня убьет кто-нибудь другой.

Драган выглядел предельно серьезным. Зеленые глаза смотрели прямо, немного вызывающе. Я потупила взгляд.

– Прости, что подозревала тебя. И спасибо, что поделился своей историей.

– Да не за что. Я понимаю, тут в последние дни все маленько завертелось. Не до историй из жизни.

– Да, как-то так… – Я состроила извиняющуюся гримаску и, склонив голову, посмотрела на Драгана. – Слушай, раз уж мы начали говорить по душам, не ответишь на вопрос, который меня давно мучает?

– Валяй, – охотно согласился он.

– Сто двадцать четыре года… Косте немногим меньше, но вы оба вполне тянете на тридцать – на столько же, на сколько выглядите. Как вам удается не походить на… – я помотала головой в поисках подходящего сравнения, – на светлых эльфов? Как у Толкина. Если ты понимаешь, о чем я, конечно.

– Конечно, понимаю, – обиделся Драган. – Как я мог не читать Толкина? Он один из первых в популярной литературе, кто начал писать о драконах!

И он, если мне не изменяла память, им не льстил, поэтому я повторила:

– Так что со светлыми эльфами?

– Ты имеешь в виду, почему мы не медленные, не занудные, не рассуждаем о смысле жизни и дзене и не тренькаем в печали целыми днями на арфе? Ну, наверное, потому что вся эта чепуха приходит со старостью и немощью, а мы с братцами-кровососами от этого определенно далеки.

– Да. – Я прочистила горло. – И правда.

Драган точно не из поклонников светлых эльфов.

Можно было бы задать парочку уточняющих вопросов… С другой стороны, у меня есть и более серьезные дела, чем размышления о том, почему некоторые древние создания не так мудры, как о них хотелось бы думать.

Без Кости и Марко я не собиралась объявлять о том, что маска у меня, или начинать ритуал замены замкового духа. Пока неизвестно, кто «крот», так рисковать нельзя. Драган тоже мог бы меня защитить, но трое сильных мужчин за спиной лучше, чем один.

Хотя я могла кое-что сделать и без них.

Я достала из сумки мобильник и быстро набросала сообщение Косте. Сеть мигнула – техника в пределах Серениты действительно иногда барахлила, а затем едва слышный «чпок» сообщил, что эсэмэска доставлена. Почти минуту, болезненно долгую, пришлось вглядываться в мерцающий экран, прежде чем звякнуло ответное сообщение на латинице. Без смайлика в конце – старомодный Костя был для этого слишком строг.

Со вздохом облегчения я отложила телефон. Братья не убиты инквизиторами и будут к вечеру, после того как стемнеет. В ожидании можно тупо валяться в кровати и поглощать пиццу, запах которой дотягивался из кухни и дразнил аппетит, или заняться чем-нибудь важным и полезным.

– Драган, – задумчиво позвала я. – Как ты смотришь на то, чтобы быстро перекусить и отвести меня к Сибилле?

Дитрих тяжело опустился в офисное кресло за своим столом в штабе инквизиции. Голые серые стены обычно наводили на него уныние, но не в этот раз, даже несмотря на то что Константин был упущен.