Я медленно повернулась и позволила Антону закатать рукав моего пальто. Я вздрогнула, когда он коснулся раны. Он посмотрел на след от укуса на запястье и вздохнул.

Миша начал дико рычать, пока Антон осматривал мое запястье.

— Я же просил тебя не приближаться к нему, разве нет? Тебе повезло, что он не отнял у тебя пальцы. Последнему человеку повезло меньше.

Разочарование в его голосе заставило мою грудь сжаться.

Миша лаял и рычал, ходил из стороны в сторону, вёл себя беспокойно.

— Похоже у тебя появился новый друг — пес перестал лаять как только Антон отошёл от меня, — тебе нужно наложить швы. — он вздохнул и покачал головой. — Иди в дом.

Проявлении любви пса ко мне было бальзамом на мою душу.

— Ты ведь не накажешь его, правда?

Он посмотрел на меня долгим, многозначительным взглядом.

— Нет, не накажу. Это пес Ворона.

Я доверяла ему, но он вдруг перестал меня волновать.

— Как долго он будет отсутствовать?

— Он только что вернулся.

Нервозность, скрутившая мои внутренности, проявилась вспышкой страха.

Почему именно в этот день, в эту минуту, ему пришлось неожиданно вернуться?

Надежда рухнула и сгорела, и с растущим чувством срочности я повернулась и пошла обратно к дому. Как объяснить, как убедить его, что Миша не такой плохой, он просто одинокий пес, у которого никого нет. Сидит в клетке, его никто не навещает, его боятся.

Раздевшись и сняв обувь, увидела как из коридора, ведущего в библиотеку, появился Филипп.

Спрятав рук за спину, улыбнулась сквозь боль, рука сильно пульсировала.

Прикосновение его взгляда остановило биение моего сердца.

— Девочка моя — Его объятья всегда согревало мою душу. Мне было некомфортно, я не смогла его обнять, ведь так он заметит кровь, и возможно пострадает Миша.

— Что то стряслось? — Его пальцы коснулись моих щек. — Ты бледная.

Я не любила его обманывать, но сейчас… Слезы начали собираться вокруг глаз, я не могу сейчас уйти не раскрыв свою тайну, мне нужно зашить рану, но если Филипп узнает пострадает Миша. Я не могу так поступить.

— I ricci sono puzzolenti. Cosa c'e ' nella tua mano?* — я услышала незнакомые слова Лив за спиной.

Филипп осторожно вытащил мои руки. Он смотрел на это зрелище, его глаза затуманились, как темное зимнее небо.

Он хладнокровно вытащил пистолет из-за пояса и направился мимо меня к двери.

Мой желудок резко упал. Ледяное ощущение пронзило, как электрический провод, приморозив ноги к полу. Как только до меня дошло, что он собирается сделать, я повернулась и побежала за ним.

Мое сердце билось так сильно, что перехватило дыхание. Я встала перед ним, преграждая путь, но он оттолкнул меня.

— Нет.

Я снова попыталась остановить его, он пристально посмотрел на меня и указал пистолетом на дом.

— Вернись в дом.

Я проигнорировала его и выпалила:

— Не смей его трогать.

Теперь, испытав крошечный кусочек сопричастности, связавшись с Мишей, я отказывалась позволять Филиппу отнять его у меня.

— Вернись. В. Дом.

— Застрели тогда и меня тоже — я толкнула его в грудь, боль в запястье пронзила руку. — Ты можешь все забрать, но я не позволю тебе этого сделать.

Его челюсть сжалась, когда я снова ударила его, но он не сдвинулся с места.

Моя грудь вздымалась, сила чувств заставила кровяное давление вновь упасть, и черные пятна поплыли в размытом зрении.

— Он мне нужен… тихие слова исчезли в порыве ветра, который швырнул снег в воздух — У меня никого нет, не будет полной семьи. Я не позволю избавится и от него.

— Скажи это наконец.

— Я все равно помогла бы тебе. Я бы спасла тебя, когда ты был мальчиком, даже зная, что с нами будет…

Хотя что-то неясное промелькнуло в его глазах, прежде чем они скользнули к моему запястью, которое пульсировало вместе с сердцебиением. Потом посмотрел на мои босые ноги, и я с болью почувствовала, как снег обжигает пятки.

Высокие эмоции спали, оставив меня опустошенной и неустойчивой. Когда я покачнулась, он сунул пистолет за пояс, обхватил меня рукой за талию и поднял.

— Я буду ненавидеть тебя всю жизнь, если ты причинишь ему боль, — сказала я тупо.

— Если ты снова приближаешься к нему, — его хватка усилилась, — Даже река твоих слез не спасет его. Ты меня поняла?

Филипп посадил меня на кушетку, я прилично потеряла крови, нужно ещё зашить запястье. Филипп достал все нужные медицинские принадлежности.

Осторожно и аккуратно обработав рану, наложил швы и забинтовал руку.

— Немного отдохни, я сейчас вернусь.

Что то изменилось в его отношениях. Он был сух ко мне, не было нежности, что же происходит между нами?

Хотя мои обнадеживающие размышления улетучились, когда он ушел с прощальным предложением.

— Никогда больше не смей ослушаться меня в присутствии моих людей.

Полина

Последние несколько дней были одинаковыми. Я занималась домашними делами и ела то, что могла заставить себя проглотить, все время осознавая, что моё сердце разбито. Я несколько дней не видела Мишу, но часто спрашивала, как он.

Филипп часто пропадал неизвестно где. Я чувствовала как он отдалился от меня. Словно кино, которое крутилось в моей голове, я начинала думать что у него кто нибудь появился. Мысль что он с кем нибудь постоянно мучила.

Еще мне не давала покоя сестра. Я часто вижу Сашу с красными глазами, и на убитые горем глаза. Ее что то мучает, но рассказать об этом не может.

Я была недовольна тем, как она выглядела. Она довольно много потеряла в весе. Бледность лица и тусклые волосы придавали ей болезненный вид. Каждый раз Саша говорила, что она в порядке, но я ей мало верила.

Этим вечером она снова рисовала в своей мастерской. Мне нравились её картины, но сейчас, смотря на них у меня был дикий страх, ее картины были ужасны, под стать ее настроению.

Она видела меня, когда я подошла к двери, надеялась что она обратит на меня внимание. Я не знала, с чего начать, но чувствовала острую необходимость поговорить с ней.

— Саша?

Она молча кивнула, сама же не отрывалась от своей картины.

— Поговори со мной.

Я встала напротив, ее глаза не отрываясь смотрели на произведение искусства.

— Если я тебе расскажу, как раньше уже не будет. Нас не будет, сестры не будет. Мы станем врагами.

Я ничего не понимала. Какую тайну она хранит, что мучает ее девичье сердце.

— Что ты такое говоришь, этого быть не может.

Я увидела столько боли на ее лице, она молча, ни говоря ни слова, достала из шкафа одну единственную картину, которая была закрыта полотном.

— Держи — она протягивает мне сверток, — я так больше не могу.

То что было внутри подвергло меня в ужас. Этого просто не может быть, не так, не она. Холод резко и мощно пронзает моё сердце. Кожа покрывается потом. Раскаты пульса стучат в висках, отчего голова буквально взрывается от боли. Он пронизывает меня до костей и словно выкручивает их наизнанку. Ужас и горе наполняют всё моё сознание.

У меня всё настолько сильно сжимается в груди, что становится сложно дышать. Господи, — шепчу, хватаясь за голову и не понимая, как мне теперь, вообще, относиться ко всему этому. Моё сердце ноет. Его вновь дерёт. Оно скулит. Истекает кровью. Боже мой…

— Прости меня…

Дёргаю плечами, сбрасывая ее руку.

— Я хочу немного пройтись. Я… должна побыть одна. Мне нужно подумать, — бросаю я и направляюсь к выходу.

Выскакиваю на прохладный воздух и иду. Быстро. Не оглядываясь. Обхватываю себя за плечи. Я в ужасе от новостей.

Все ниточки ведут ко мне. Только ко мне. Я изначальная проблема каждого. Господи, лучше бы не возвращалась.

А, Саша? Как она могла так поступить? Не могу в это поверить, ещё рисовала это уродство, рисовала как убивала моего отца, снова и снова.

Преступление которое совершила Саша знали все, не могли не знать. Одна только я, как дурочка ничего не знала. Филипп никогда не ставил меня в курс происходящего. Никогда не говорил мне правду, а всё скрывал. Нет, лгать во благо — глупость. Это выливается в отвратительные и жестокие последствия.