— Ну, почему же, Дмитрий Григорич? Могу даже экстренно дежурную роту прислать. С бумажкой спокойнее будет и только.

— Можешь и своей властью решить. Как учебно-тренировочную задачу. И чем быстрее, тем лучше.

Взвод на паре бронетранспортёров прибывает через сорок минут. Быстренько их размещаю и ставлю на довольствие. А с Нефёдовым ещё поговорю. Он из моих, из фронтовой группы особо приближённых диверсантов. И вот такие даже следы сомнения в голосе мне не нравятся. Кому ж ещё тогда доверять, как не тем, с кем вместе вермахт громили?

В такие моменты власть шатается, и обычный способ открытой команды может помешать. Охо-хо, снова берусь за трубку. Через пять минут облегчённо кладу на место. Богданов в отличие от своего формального подчинённого никаких сомнений не выказывает. С полуслова включается.

Хорошо, что Хрущёва нет, этого чёрта из табакерки…

3 июля 1956 года, время 18:35.

Гостиница «Европейская», вип-номер.

— Могли бы просто заменить, — с лёгким недовольством крепкий мужчина в самом матёром возрасте тридцати лет смотрит на другого, в чистенькой спецовке.

Элитарность номера и всей гостиницы диктует. Поэтому вызванный в номер электрик выглядит так, что самый придирчивый армейский офицер не найдёт повода придраться. Да и не новобранец вызванный специалист, меньше сорока не дашь.

— Он в единственном экземпляре, таких больше нет, — слегка отстранённо электрик разбирает настольную лампу винтажно роскошного вида и добавляет с уважением. — Трофейный светильничек…

Ответ телохранителя большого человека полностью удовлетворяет. Маленькое, но подтверждение уважения персонала гостиницы и всех окружающих к его хозяину.

— К возвращению Никиты Сергеича как раз всё будет готово, — электрик зачищает подкопчённые контакты.

— Он здесь, в ванной…

— Если хотя бы пять минут пробудет… — мужчина в спецовке вопросительно глядит выцветшими голубыми глазами.

— Минут двадцать точно поплещется, — прикидывает время и привычки шефа телохранитель.

— … значит, даже не заметит ничего. Всё будет в порядке, — электрик прозванивает всю цепь, удовлетворённо кивает и сноровисто собирает лампу.

— Позвоню начальству, доложу, — электрик после разрешающего кивка охранника берётся за телефон. Разговор длится не долго.

— Велели заодно всю электрику проверить, раз уж пришёл.

Охранник отмахивается и специалист по делам электричества и немного магнетизма приступает к осмотру. Заглядывает в спальню, щёлкает выключателем верхнего света. Гостиная, кухня… в дверь стучат. После краткого уведомления, что прибыл ужин, телохранитель открывает дверь и запускает официантку с тележкой.

Электрик в это время уже стоит возле стеночки рядом с дверью в ванную. Погромыхивая колёсиками и прочими механическими сочленениями двухэтажной тележки, девушка в аккуратненьком фартучке и чепчике проходит в номер. Телохранитель не только с профессиональным вниманием оглядывает девичью фигурку с выгодной позиции. На электрика не обращает внимания.

— Вроде всё в порядке, — говорит тот и продвигается на выход.

Он уходит беспрепятственно, а телохранитель осторожно стучит в дверь ванной.

— Никита Сергеич, ужин принесли, — прислушивается, бормочет про себя. — Задремал он, что ли…

Беспокоиться он начинает, когда проходит четверть часа, а на стук опять никто не откликается. Вызванная подмога из соседнего номера, занятого остальными членами охранного сопровождения взламывает двери.

— Никита Сергеич!

Хрущёв, не слишком ладно скроенный, но крепкий мужчина лежит спокойно. Но не естественно. Для живого человека не естественно держать нос и открытый рот под водой…

18 декабря 1959 года, время 09:15

Кремль, Сенатский дворец, зал заседаний Политбюро.

— У нас, товарищи, на повестке дня один вопрос, — Берия настороженно осматривает всех собравшихся.

Один вопрос, да. Кто встанет у руля на место Сталина? Напряжение над нами такое, что хоть ножом его режь. Относительно спокойны только я и Богданов. А чего мне волноваться? Микоян гарантировал мне свой голос. Принимает на свой счёт голос Первухина, но это он зря. Первухин — давно мой человек, а то, что Анастас Иванович считает его своим, то пусть его. Мне так удобнее.

Сабуров тоже к нам пристегнулся. Не ясно на чью сторону встанет Молотов, но уже не важно. Большинство у меня в кармане, шесть из десяти, Климент Ефремович тоже мой. У нас нет запрета голосовать за себя.

— Нам надо выбрать Председателя Политбюро ЦК КПСС и выставить его кандидатурой на пост первого секретаря, — заканчивает Лаврентий Палыч. И сверлит взглядом меня, почему-то.

Первого по Уставу пленум ЦК утверждает. Но он утвердит кого угодно, если Политбюро выдвинет одного кандидата.

— Предлагаю Лаврентия Павловича, — подаёт голос Каганович. Берия кидает в его сторону лёгкий благосклонный взгляд.

— Есть ещё одна кандидатура, — вот и вступает Микоян. — Всегда ведь лучше иметь выбор, товарищи? Предлагаю Павлова Дмитрия Григорича. Народ его кандидатуру примет. Маршал-победитель, с триумфом взявший Берлин.

— Итак, — по виду Берия не смущён оппозиционным выпадом. — Имеем две кандидатуры. Кто-нибудь ещё хочет высказаться.

Запереглядывались все. По дальнейшему сценарию должна быть проведена своего рода артподготовка. Которая должна склонить Молотова на мою сторону и поколебать уверенность Маленкова и Кагановича.

— Я выскажусь, — мои слова вводят Микояна в замешательство, знаю не глядя. — Дело вот в чём, товарищи. Исторический анализ по многим странам и периодам показывает, что почти всегда военные показывали себя неудачными правителями. Я — маршал, привык действовать по-военному, а государственная политика намного шире. Поэтому предлагаю не разводить дискуссии на пустом месте, а проголосовать за Лаврентия Палыча.

Лёгкий шумок проходит по кабинету. Нет, никто не роняет ни слова, только переглядываются с разным выражением лиц, меняют положение тела. Ситуация мгновенно разворачивается в другую сторону. Лично мной подконтрольные голоса — я, Богданов, Ворошилов и Первухин, — моментально обеспечивают уверенный перевес в пользу Берии. Плюсом — мой самоотвод, который не оставляет оппозиции ни одного шанса.

— Но игнорировать мнение авторитетных товарищей тоже не могу. Поэтому предлагаю оформить новую должность — заместителя Председателя. И поставить меня на это место. Против этого возражать не буду. Заместитель будет автоматически подменять Председателя в случае его болезни, отсутствия в долгой командировке и тому подобного. И не будет такой опасной встряски власти, какая случилась со смертью товарища Сталина.

Консенсус достигается быстро. После минутного всеобщего молчания, когда присутствующие оценивали складывающуюся ситуацию. Полагаю, Микоян сумеет пережить крушение своих планов. Да и не такое уж и крушение. Уверенным взглядом даю ему понять, что уж тебе-то, Анастас Иванович, бояться нечего. Своих не бросаю.

— Итак, — через несколько минут Берия подводит итоги. — Единогласным решением на должность Председателя утверждается моя кандидатура. На должность заместителя — товарищ Павлов. Тоже единогласно. На этом заседание считаю законченным. Все остальные вопросы решим по мере их поступления.

Стучат и шуршат отодвигаемые стулья, народ поднимается, тянется к выходу. Молчком. Делиться впечатлениями после будут.

— Дмитрий Григорич?

— Ты иди, Иван Саныч, — говорю вставшему рядом Богданову. — Занимайся спокойно своими делами, а мне надо с нашим первым перемолвиться.

Напоследок незаметно подмигиваю.

— Что-то хотел сказать, Дмитрий Григорич? — Берия смотрит с лёгкой насмешкой. Но это не ко мне насмешка, и я отвечаю тем же.

— Настоящему мужчине, тем более маршалу, всегда есть что сказать…

Не удерживаемся, тихонько смеёмся.

— Наконец-то кончилась эта почти двадцатилетняя интрига, — аж вздыхаю с облегчением.