— Глянь, Исидорыч. Видишь здесь полянку? Я бы там батарею разместил…

— Не достану, — генерал смотрит с досадой. — Надо орудия ближе придвигать…

— Придвигай, — пожимаю плечами. — Тебе всё равно территорию осваивать.

Но Кузнецов не торопится. Снова уходит в танк раздавать команды. Не вмешиваюсь. Наблюдаю. Через четыре минуты, когда все танки уже с другой стороны сбивают стальными телами стенку в нашу сторону, вижу результат. Весь край ближнего леса размеренно и педантично подвергается артобстрелу.

А ведь артиллеристы у него классные! Не с первого раза, — Яшки всё-таки у них нет, — но довольно быстро нащупывают цель. Итога мы сразу не видим, но если корректировщики огня сидят на деревьях, то почувствуем. И через двадцать минут действительно ощущаем. По первому пролому огонь ведётся, на соседний участок попадают только шальные снаряды.

Кузнецов пользуется моментом и подводит пехоту к неразбитой части редутов. Те засыпают ров врукопашную. Им немного надо, чтобы бронетехника и машины проехали. Тем более, что уже пробравшаяся на ту сторону бронетехника бьёт корпусом с той стороны и успешно заваливает ров.

Короче, ещё раз подкрепляется моя идея, что пассивная оборона любой степени укреплённости уязвима. Не пробивается снарядом? Возьмём более крупный калибр. Не пробивается крупным? Ударим десятью крупными в одно место. Делов-то. Всё равно не пробивается? Закидаем дымовухами, подошлём сапёров, те взорвут, что угодно. Это у нас ещё САУ нет.

Прощаюсь с воодушевлённым генералом. Подгонять его не надо, учить нечему. Он талантливый тактик, разберётся. А мне пора домой.

17 ноября, понедельник, время 08:25.

Центр боевой подготовки близ Молодечно.

Борис.

— Товарищи сержанты, но вы же нам мешаете!

Переглядываемся с Яковым. Мешаем. Ну и что? Одновременно мы «снимаем» улыбочки с лица и поворачиваемся к дерзнувшему. Над классом повисает тяжёлое молчание.

— Рядовой Ковалёнок, — произношу негромко, но рядовой быстро вскакивает. По всему видно, уже жалеет, что высунулся. Остальные на него смотрят с одобрением, морально поддерживают, но на помощь не спешат.

— Мы тебе мешаем? — интересуюсь мирно, Яша многообещающе ухмыляется. Такого выражения лица у него не помню. Да, нам многому приходится учиться. И больше, чем нашим курсантам.

— Товарищ сержант, ну, невозможно сосредоточиться.

Это значит, что мы с Яковым достигли цели. Дав задание, мы в полный голос переговариваемся, обсуждаем всякую ерунду. Курсанты морщатся, но помалкивают, и вот находится один, самый нетерпеливый. Это мы ещё не дошли до обсуждения нашего самого любимого персонажа Тыгидым-бердыева.

— Тебе одному? Поднять руку всем, кому мешают наши разговоры?

И вот он, момент истины! Вот она, возможность поддержать морально и зримо самого храброго товарища, осмелившегося. Почти весь класс поднимает руки, затем воздержавшиеся неохотно под взглядами товарищей присоединяются к коллективу. Ковалёнок светлеет лицом, он не один, он — выразитель интересов коллектива, он — впереди идущий храбрец и молодец!

— Так-так, — в дело вступает старший сержант Эйдельман, — выходит, вы полагаете, что немцы заботливо будут вам предоставлять режим тишины? Самый благоприятственный? Тише, фрицы, тише, воскликнут бойцы, не мешайте, тут товарищ Ковалёнок размышляет, как бы поточнее по вам врезать.

Настроение начинает меняться. Самые умные начинают смотреть на смущающегося Ковалёнка, небольшого роста красноармейца со слегка торчащими ушами, скептически. Не настолько торчат его уши, чтобы одноклассники дразнили, но достаточно, чтобы выделить его по этому признаку.

— Яволь! Натюрлих! — возрадуются дойчи. Давай, камрад! — расходится вовсю Яков. В классе раздаются негромкие смешки. Ковалёнок краснеет.

— И ответный огонь тут же прекратится, — рисует волшебные картины Яков, я еле сдерживаю смех, — все вокруг начинают ходить на цыпочках. Важному Ковалёнку нельзя мешать.

Сик транзит глория мунди. Так проходит слава мирская. Только что весь класс морально поддерживал храбреца Ковалёнка, выступившего в защиту, а теперь те же самые люди откровенно потешаются над ним. Призрачна популярность среди переменчивой публики.

Это затравка. Квалификацию за неделю занятий группа набрала достаточную. А чего им? Они же не держат в голове многостраничные таблицы на пять видов пушек, как Яшка. И даже он не держит. Не на все виды боеприпасов, только фугасные. Каждый нацелен на один вид орудий или миномётов. Мы их дрючим на 76, 122 и 152-миллиметровые гаубицы и 50, 82 и 120-миллиметровые миномёты. Честно говоря, здорово напрягает, а с другой стороны и нам не даёт забыть и расслабиться. Мы в любой момент можем пойти в бой и провести его по высшему разряду.

— Слушайте внимательно! — продолжает Яков. — Ковалёнок, ты чего стоишь? Садись. Мы далеки от того, чтобы заставлять вас делать то, чему мы вас не учили. Этот цирковой номер нужен исключительно для того, чтобы вы осознали, насколько для вас важно уметь отключаться от внешних шумов.

Нас этому отец научил. Вот откуда он всё знает? Понимаю, что раз маршал, то должен многое уметь и знать, но откуда?

— Вытащите и положите перед собой любой предмет. Коробку спичек, зажигалку, блокнот. Что угодно, хоть красноармейскую книжку. Или оставьте карандаш.

После паузы, наполненной шорохом, старший сержант Эйдельман продолжает.

— Теперь смотрите только на него. На выбранный предмет. Отключитесь от всего. Даже от моего голоса, после того, как поставлю задачу, — голос Якова приобретает интонации гипнотизёра. — Думайте только о предмете. Из чего он состоит, каких деталей, и каких материалов. Его функция. Откуда взяты материалы и как их сделали. Если есть металлические части, то вспомните о руде, из которой выплавляют металл. Проследите всю цепочку создания всех деталей предмета. Вспомните о тех, кто его изготавливал и где вы его приобрели. Всё! Я повторяю: вы должны вытащить из памяти всё, что можно о предмете, лежащем перед вами! Ни на что больше не обращайте внимания! Ни на нас, ни на сопящего рядом соседа, ни на сквозняк от двери! Ни на что! Время — пять минут. Приступить!

Класс впадает в сосредоточенное молчание. Слышно только дыхание. Иногда кто-то берёт в руки свою вещицу, вертит в руках. Это допустимо. Внимание-то остаётся на предмете. Мы осторожно встаём и начинаем мерно расхаживать между рядами. Очень слабый отвлекающий фактор. В дальнейшем будем усиливать. Нам надо дойти до уровня, когда курсант не будет обращать внимания даже на близкий грохот пушек.

— Ты прямо Вольф Мессинг, — шепчу ухмыляющемуся Якову.

21 ноября, пятница, время 10:10

Шесть километров севернее Тильзита.

— Гляди-ка, совсем обнаглели! — от удивления гауптштурмфюрер Нефёдов переходит на русский. — Прямо вереницей сплошной идут. Совсем нас не уважают?

Штурмбанфюрер Фурсов такого себе не позволяет и ограничивается замечанием:

— Я, я. Дас ист нихт гут.

Сводный батальон военнослужащих дивизии СС «Мёртвая голова», — если точнее, то специальный диверсионный батальон, созданный коварным маршалом Павловым, — временно расположился недалеко от дороги Тильзит — Таураге. Неожиданно трасса удивляет диверсантов очень оживлённым движением. А ведь знают, что русские буквально в нескольких десятках километров отсюда. Немецкая беспечность потрясает «эсэсовцев».

Командиры переглядываются и, не сговариваясь, склоняются над вытащенной «штурмбанфюрером» картой. Оба стоят рядом с танком, карта красуется на надгусеничной полке. Негромко переговариваются по-немецки, выдыхая изо рта еле заметный парок.

— Нет смысла, — рушит фантазии заместителя «штурмбанфюрер». — Зачем куда-то гнать машины, если мы через час их на месте возьмём. И планы менять на ходу вовсе не гут.

«Гауптштурмфюрер» с разгоревшимися глазами впал, по мнению более благоразумного начальника, в глупый трофейный азарт. Только что предложил организовать захват немецких автомобилей, то есть, заняться делом, ставшим любимым всем Западным фронтом. Генерал, то есть, уже маршал Павлов неустанно повторял, что захваченный танк, машина или самолёт по степени урона врагу надо засчитывать за две или даже три уничтоженные единицы техники.