Радимир улыбнулся. В его взгляде засветилась такая нежность, что я поднялась на цыпочки и крепко обняла его за шею. Он обнял меня в ответ.

– Взрослая ты у меня совсем стала, – повторил он. – Не бойся за меня, хорошо все будет. Со мной все войско остается.

– Так что, с нами никто не поедет? – спросила я, отстраняясь и заглядывая ему в глаза.

– Ну что ты? Как же не поедет? – удивился моему вопросу Радим. – С вами десять человек из Свири поедет, да и Миролюб сегодня гонца прислал известить, что он часть своих воинов отрядит.

– Так у Миролюба же у самого маленький отряд, – взволнованно пробормотала я.

– Так это не та часть, что с ним. Из Каменицы прискачут.

– А когда?

– К концу следующей седмицы здесь будут. День отдохнут, и сразу выдвинетесь.

– И седмицу в пути, – протянула я. – Далеко Каменица.

На его лице снова появилась тревога. Я подумала, что он волнуется не только за меня: были же еще Злата и ребенок, которого они так долго ждали.

– Не тревожься. – Я провела пальцем по морщинке на его лбу.

Радимир тут же попытался улыбнуться, вышло кривое подобие настоящей улыбки.

– Я присмотрю за Златой, – храбро сказала я.

Теперь уже Радимир улыбнулся по-настоящему.

– Ты уж присмотри, будь добра, – серьезно сказал он. – А то она у меня плаксивая стала. И… – Тут он задумался, снова провел рукой у меня за ухом, заправляя злосчастную прядь, и добавил: – Про Миролюба подумай. Коли решишься, я против не буду. А уж коли скажешь, что свадьбе не быть, то не бойся ничего, никто тебя силой из Свири не заберет.

Он открыл было рот, чтобы еще что-то сказать, но промолчал, а у меня в голове почему-то зазвучало продолжение этой фразы: «Никто тебя силой из Свири не заберет, пока я жив». А вот сколько он будет жить?.. Я вздрогнула от этой непрошеной мысли. Да что ж такое? Почему всякая ерунда лезет в голову так некстати? Как в прошлый раз, с Миролюбом, о том, что все скоро закончится, так и сейчас… Я испуганно посмотрела на Радимира.

– Что? – тут же нахмурился он.

– Ничего. – Я попыталась улыбнуться. Улыбка, наверное, получилась жалкой, потому что Радимир нахмурился еще сильнее. Чтобы скрыть замешательство, я спрятала лицо у него на груди. Он крепко обнял меня и стал раскачивать из стороны в сторону, как маленького ребенка. А я стояла и думала о том, что Радим может умереть еще раньше меня. И почему-то мне малодушно не хотелось видеть это. «Пусть это случится, когда меня уже здесь не будет», – мысленно попросила я неизвестно кого. Наверное, эту их проклятую Святыню. В эту секунду я от всей души понадеялась, что она меня услышит и что будет благосклонна и исполнит мою просьбу.

Подготовка поездки в Каменицу обернулась настоящим кошмаром. До меня наконец дошло, что мы вправду едем, а это значит – нужно собираться. С одной стороны, я отдавала себе отчет в том, что меня не заставят готовить припасы в дорогу или, по крайней мере, четко обозначат, что должно туда входить, потому что вряд ли Всемиле доверили бы такие серьезные вопросы. С другой стороны, я вдруг поняла, что мне понадобятся какие-то вещи – одежда, расчески, духи, еще что-то… Ведь предстояло не просто путешествие – меня ожидала поездка в столицу, к семье Миролюба. И, раз он не стал объявлять родителям, что наша помолвка под вопросом, получалось, что я еду в статусе невесты. Но даже если забыть об этом, факт того, что я – сестра воеводы Свири и родственница Златы, никто не отменял, а это уже накладывало определенный отпечаток. Как ни крути, внимание ко мне будет соответствующее. Осознав это, я впервые подумала, что была слишком беспечна, напрашиваясь в поездку туда, где ко мне будут прикованы десятки взглядов, большей частью наверняка недоброжелательных, и уж там я точно не смогу ожидать снисхождения к странностям в своем поведении. Я почти решилась сообщить Радиму, что передумала, вот только никак не могла избавиться от чувства, что непременно должна там быть. А самое главное, в Каменицу ехал Альгидрас. И как бы пафосно это ни звучало, но часть меня, околдованная этой чертовой Святыней, готова была выть от тоски при одной мысли о том, что я могу его больше не увидеть. Поэтому, отбросив сомнения, я приступила к сборам.

Я бродила по покоям Всемилы, в ужасе перебирая в голове, что должна буду взять с собой. Открывала сундуки и закрывала их вновь, доставала то одно платье, то второе… В одном из сундуков я нашла войлочный плащ. По его подолу шла вышивка, а у ворота была пришита деревянная резная пуговица с красивой узорчатой петелькой. Из этого я сделала вывод, что плащ вполне себе парадный. Впрочем, успокоилась я ненадолго, потому что вдруг вспомнила, что меня укачивает в транспорте.

К вечеру я довела себя до состояния полного отупения. Не раз хотелось все бросить и бежать к Альгидрасу с просьбой о помощи, но я понимала, что мужчина вряд ли поможет в таком деле, тем более Альгидрас. Что он мог понимать в женских нарядах и багаже? А потом в голову пришла мысль, на фоне которой разом померкли все остальные. Раньше я почему-то не задумывалась о столь деликатной проблеме, захваченная страхами и новыми впечатлениями. Подготовка же к поездке остро подняла этот вопрос, потому что любая женщина, собираясь в путешествие, обязательно возьмет с собой гигиенические принадлежности. Я же осознала, что за все время пребывания в этом мире, а по моим подсчетам выходило, что я пробыла здесь порядка двух месяцев, у меня ни разу не возникло потребности в этих самых предметах женской гигиены.

Я села на сундук, ошарашенно глядя перед собой. Беременной я быть не могла. Никак. Вообще. Сглотнув, я нервно заправила прядь волос за ухо и попробовала мыслить рационально. Единственное, на что я могла списать нарушение цикла, – стресс. Со мной такое было один раз в подростковом возрасте в период сложных экзаменов. Однако тревога не отступала. Воспитанная в семье медиков, я привыкла серьезно относиться к своему здоровью, и ситуация, в которой мой организм давал сбой, не могла радовать. С одной стороны, это было очень удобно, потому что я понятия не имела, как обратилась бы к Добронеге с вопросом, что мне делать в эти дни, ведь Всемила явно должна была разбираться с ежемесячными проблемами сама. С другой, это, как ничто иное, показало, насколько серьезно обстоят дела с моим здоровьем. Я обняла себя руками, почувствовав озноб. Как бы я ни храбрилась, у меня все-таки не получалось думать о собственной скорой кончине отстраненно и хладнокровно.