...Канонада не прекращалась. Рядом горели двухэтажки. Кричали бойцы. Надрывалась рация голосом какого-то офицера. Обстрел не прекращался. Где-то в почерневшем от дыма небе ревели вражеские бомбардировщики, и неустанно наполняла пространство сирена воздушной тревоги. О стенки черепной коробки бился вопрос. Как? Каким образом врагу удалось провести бомбардировку города?! Где-то громыхнуло так, что дрогнула земля, а уши на несколько секунд забило пробкой. Остался лишь бесконечный писк, рвущий барабанные перепонки. Рядом кто-то кричал, чтобы все спустились в убежище. Я осмотрелся, что-то ужасно завыло, и с неба прямо на виднеющуюся вдали многоэтажку рухнул самолет...

Очнувшись в холодном поту, я огляделся по сторонам. Всё тихо и спокойно. Друзья и родственники спали, но откуда-то слышалась человеческая речь. Я тряхнул головой, разгоняя одурь кошмара и понимая, что всё это мне только приснилось. Уронил голову на подушку и уснул вновь. Казалось, спал беспробудным сном, но снова замелькали передо мной страшные картинки. Опять или бой, или обстрел, или что-то в этом роде. Снова крики, взрывы и стрельба. Но вокруг уже ночь. Запах гари в воздухе. Радиостанция, не замолкающая ни на секунду. Из переговоров мало что понятно. Кто-то шёл к нам, какое-то подразделение. Вспышки со стороны обгоревших руин двухэтажных домов и леса отвлекали внимание, не давали покоя. А в голове на фоне этой вакханалии звуков мутный шум и рука почему-то онемела. И внезапно всё стихло, все звуки, какими бы громкими они ни были, померкли на фоне ожившей сирены. Она изменилась, стала другой. Медленно, с самых низких тонов она переходила на высокие, на грани визга, а затем продолжалась коротким надрывным четырёхкратным рычанием будто из утробы. На мгновение всё стихало, но тут же оживало вновь, приводя в ужас всё живое и леденя кровь. Я, внутренне дрожа от этого потустороннего звука, продолжал выискивать цели, судорожно выжимать спусковой крючок, менять позиции, автомат больно бил в онемевшее плечо, тело горело, а я будто не чувствовал. Вспышки возле домов стали реже. Противник решил отступить или перестроиться.

- Все внутрь! Воздушная тревога!!! - орал Денис, вталкивая бойцов в двери котельной. - В убежище!!!

Я стоял и отрешённо смотрел в тёмное небо, завороженный звуком сирены. Почему-то посмотрел на часы, показавшие одиннадцать ночи. Сквозь сирену ещё слышалась утихающая стрельба. Сознание моё медленно мутнело, но в мозгу поселилась навязчивая мысль. Нет, это не воздушная тревога. Не воздушная... В две минуты двенадцатого стихли даже выстрелы. Денис подбежал ко мне, начал тормошить за плечи. Я согнулся от пронзившей правую руку боли, но это будто вернуло меня в реальность. Рации в подсумках и у меня, и у Прапора тарахтели наперебой, а я шептал ему негромко, с печатью обречённости на лице:

- Атомная тревога... Это атомная тревога...

- Лёха! Бешеный! Ты ранен! Давай внутрь, сейчас авианалёт будет! - кричал мне в лицо Ден, пытаясь сдвинуть меня с места. Я, начиная приходить в себя и пытаясь перекричать соратника, толкнул его в грудь и что было сил гаркнул:

- Это не воздушная тревога! Атомная! А-том-ная!!! У нас минут десять-пятнадцать в запасе! Не больше!

Теперь в оцепенение впал Денис, а из раций доносился искажённый помехами взволнованный голос:

- " Убежище! Это Кремень! Убежище, говорит комбат Шацкий! Дождитесь нас, не бросайте! У меня двести пятьдесят бойцов! Повторяю, не закрывайте двери, мы успеем!!! Приём! "

И вновь я проснулся, обливаясь потом. Дежурное освещение тускло мерцало под потолком, причём в плафонах находились энергосберегающие лампы, которые хоть и дороже, но в разы экономят потребление электричества. Шея во сне прилично затекла, и я через онемение и боль пошевелил головой, неторопливо размял шею ладонями и приподнялся над неудобной панцирной сеткой на локтях. Проморгавшись окончательно, понял, что на меня испуганно посматривают. Мама вообще встала и держалась за край моей кровати, глядя на меня жалобно. Я глянул на часы - шесть утра, пора вставать на смену.

- Что случилось? - вопросительно посмотрел я на мать.

- Ты кричал во сне, - мама обеспокоенно погладила меня по голове.

- А, - я спустил ноги вниз и легко спрыгнул на пол, напрягся всем телом на секунду и полностью расслабился. Вот и вся зарядка. - Хрень всякая снится. Не обращай внимания, мам. Всё хорошо.

Сразу ощутил, что тело вновь слушалось меня, хоть мышцы и побаливали, да немного саднила и будто пульсировала рана от тайшетского шального осколка, и напоминали о себе старые травмы. Прогревающая мазь стояла на прикроватной тумбочке, я незамедлительно ею воспользовался, растер мышцы и суставы. Тело сразу обдало одновременно ледяным и огненным воздухом. Ощущение такое, что в пору заорать, но я сдержался.

Не подавая виду, сходил в сушилку за вещами. Неспешно переоделся в тёплую чистую "горку", натянул берцы, затянув шнурки так, чтобы не стеснять ступню. Попрыгал на месте, махая руками. Сидит отлично, ничто не давит, не болтается. Как и должно быть. Поверх "горки" надел "чест-риг", уже набитый ништяками. Вес казался приятным и веял надежностью из-за встроенных бронеплит. "калаш", что я всё время таскал с собой, тут же занял место на груди. Вернувшись в кубрик, достал из-под подушки набедренную кобуру с "макаром", заправил аккуратно, по-солдатски кровать, но уйти мне не дала мама. Она, несмотря на ранний час, притащила мне из столовой, в которой я даже ещё ни разу не был, большую тарелку каши с тушёнкой, хлеб и чай. Я был несказанно благодарен за её доброту, потому что, не буду кривить душой, собирался прямо на посту подпитаться холодным тушняком, запивая "флешем", что само собой плохо отразилось бы на моём пищеварении. Почувствовав сытную тяжесть в пузе, я поблагодарил маму и засобирался на пост.

- Меня не спрашивали? - поинтересовался я.

- Комендант разок подходил, но увидел, что спишь, и ушёл, - ответила мама, вытирая тумбочку, на которой я трапезничал. - Дима с Андреем недавно ушли дежурить.

- Значит, я проспал, - с тревогой заметил я, но мама добавила:

- Вообще-то Николай Евгеньевич сказал до восьми тебя не тревожить.

- Ну, уж фиг им, - я лишь весело усмехнулся в ответ, проверяя радиостанцию. Блин, совсем забыл её на зарядку поставить. Зарядные устройства стоят в дежурке, как я называл кабинет коменданта, а туда-то я и не зашёл перед сном, посчитав, что Евгеньич отдыхает. Он не робот - сон ему тоже необходим, как и любому человеку. Ну ничего, в убежище столько добра, что и рацию ещё одну найдут, не проблема. Напоследок я поинтересовался у мамы, ела ли она сама, на что та жизнерадостно ответила:

- Я же в столовой работаю.

И правда, о чём это я. Распрощавшись с нашими, я в неплохом расположении духа направился прямиком к Коменданту, а там как ни в чём не бывало уже сидел отец. Старцы с важным видом что-то обсуждали, изредка похохатывая. Видать, спелись уже. А что, они примерно одного возраста, матёрые мужики старой закалки, повидавшие в жизни всякого. Тем более, отец всегда неравнодушно смотрел на дела армейские, хозяйственные, уважал устав и порядок. Они просто обязаны были подружиться, так что удивляться нечему.

- Здоров! - как обычно коротко приветствовал меня отец. - Выспался?

- Ага, выспался, - довольно ответил я, заметив в его руках связку ключей. Ах, ну да, Вышегородов же назначил его заведующим хозяйственной частью, а это ко многому обязывало. Я изложил суть проблемы, а комендант в свою очередь отошёл к шкафу у дальней стены и через мгновение вручил мне другую радиостанцию, севшую вставив в зарядное устройство. Я пару раз нажал тангенту, слыша щелчки в эфире из стационарного пульта связи коменданта, тот пощёлкал в ответ, чтобы я убедился, что и моя аппаратура исправно работает на приём. Всё работало отлично, и я водрузил рацию в подсумок. Недолго думая, проверил снаряжение. Восемь полных магазинов к 74-ке вставлены в подсумки подавателями вниз таким образом, что головки пуль смотрят вправо. Два магазина к ПМ в набедренной кобуре, в ней же сам пистолет, с пристёгнутым к поясу витым, как телефонный провод, страховочным шнуром. Маленькая индивидуальная аптечка, выданная на распределительном пункте, в специальном подсумке справа. Полная воды фляга за спиной. Не гнушался я постоянно таскать с собой МПЛ, ведь никогда не знаешь, где придётся яму рыть. Само собой, нож и монокуляр - это в грудных подсумках, как и радиостанция. Увлёкшись, я краем глаза заметил, как Комендант на меня смотрит. Да и отец не отставал, пялились во все глаза. Я даже засмущался и тихо спросил: