- Здесь Бешеный! Мы взяли все точки, не стреляйте! - быстро сообщил я "опергруппе" и посту. Мои в эти секунды уже собирали трофеи. И правда поиздержались в этом бою, но запасы боевиков восстановили нашу мощь. Немного.
- У меня один "двести", один "триста" лёгкий! - я узнал голос одного из бойцов, но в "опергруппе" он не состоял, значит, это потери поста, выставленного Андреем. Чёрт!
- Бешеный, это «Улан-1»! У меня двое раненых! - доложил и Роман срывающимся голосом. Один из немногих, имевших личный позывной. Я, не стесняясь, выложил трёхэтажный мат. За двадцать минут трое погибли и столько же ранено! А всё из-за невнимательности. Позиционная война сразу дала о себе знать, будь она неладна.
- Я говорил, что так будет! - гаркнул в потолок от бессилия что-то изменить, но тут же успокоился. В эфир сказал. - Соберите с убитых оружие и снарягу, раненым оказать помощь и подготовить к транспортировке. Дежурный! - назвал я позывной бойца, который остался в штабе. Тот сразу откликнулся, а я дал ему задачу. - Людей на второй пост отправь. Вынести убитых и раненых. Срочно. И медиков всех в санчасть! А мне сюда подкрепление из резерва человек десять! Понял?!
Не успел тот ответить, как заговорил первый пост:
- «Бешеный, это первый пост! У гостиницы суета! Боевики грузятся в машины, колонна едет в нашу сторону! Колонна едет в нашу сторону! Как меня понял? Приём!»
- Понял, понял тебя, первый! Сколько машин и людей? Сколько машин и людей? Прием!
- «Все, сколько было! Около десяти! В каждой человек по пять, не меньше!»
- Ща будет мясо.., - проговорил Андрей, а я думал ровно секунду, прежде чем из меня вырвался поток информации, вылитый в эфир. Похоже, заварушка и правда обещает стать глобальной, и упустить ничего нельзя, но времени катастрофически мало. Какие-то минуты. И тех не больше пяти. Я рассчитывал на расторопность бойцов. "Оперов", которых в строю осталось шесть, я отправил в двухэтажку на углу, им же сбагрил трофейный гранатомет с тремя выстрелами, быстро объяснив, как пользоваться, заострив внимание на том, чтобы сзади никто не стоял, иначе хана. К этому времени прибыло подкрепление. Я усилил свою позицию, ибо она теперь будет фронтальной, а в двухэтажку напротив той, где засели опера, отправил пятерых. Остальные обосновались в злосчастном пятом доме. Получалось, что асфальтированная площадка на въезде в район полностью нами окружена, при этом можно перемещаться по зданиям и вести огонь в других направлениях. Жаль, к джипу с пулемётом уже никто не успевает, ведь это большая огневая мощь. Помимо прочего, участок переулка, который мы должны оборонять, простреливался с торца верхних этажей одиннадцатого дома, куда я тоже отправил людей.
Итолько все заняли позиции, трясясь кто от страха, а кто и от гнева, вдали показались машины, поворачивающие в "пятаки" с улицы Андреева. Мы терпеливо ждали, когда джипы будут совсем близко. Для хорошего начала необходимо, чтобы они въехали на чёртову площадку, где навеки замолчала вражеская техника. Вот тогда можно дать жару сразу со всех сторон. Я боялся, что кто-то из бойцов сорвётся, что начнет стрелять раньше времени, но вышло совсем иначе. Путая наши планы, техника врага встала поодаль, заработали пулемёты и тяжёлые пули зашлёпали по стенам. Два джипа встали с двух сторон от дороги, бородачи высыпали из них, занимая позиции. Они не видели нас, но открыли стрельбу сразу, как только разглядели своих убитых, и долбили прямой наводкой по пятиэтажке, в которой укрывался мой маленький отряд. Через пару минут ада интенсивность огня спала, те джипы, что ждали позади, медленно двинулись вперёд, а бойцы, выпрыгнув из них, передвигались в пешем порядке. Зато они приближались. Только вот ситуация всё равно осложнилась.
За двухэтажкой с операми находился небольшой садик со старой сломанной детской горкой. Заросший донельзя. Вот туда и свернула часть боевиков, обнаружив на подступах к одиннадцатому дому автомобильную баррикаду. Бойцам из "11" пришлось открыть огонь, тем самым демаскировав позиции. Тут же на торец дома обрушился шквал огня, сверху посыпались стёкла, колотый кирпич. Наши вжались в стены, изредка отвечая, а боевики стали приближаться, укрываясь за длинным бетонным коробом теплотрассы. Ситуация складывалась, прямо скажем, не фонтан. И почему я не подумал, что неруси полезут в этот сад. Но основная их группа продолжала движение в нашу сторону.
- «Бешеный, это «Улан-1»! Мы можем ударить по ним сбоку! Они нас не видят», - запросил старший "опергруппы". Я не знал, разрешать им или нет. Боевики совсем рядом с их домом, но выхода другого не было. Если начать одновременно, то всё может получиться. Но это не точно.
- Улан, а можешь дальние машины из гранатомета достать?
- «Попробую», - раздалось неуверенно через секунду.
- Внимание всем! Сигналом к атаке будет гранатометный выстрел! Повторяю, начинаем все вместе, когда жахнет РПГ!!! - скомандовал я в эфир и кивнул своим ребятам. Те напряженно ждали, судорожно сжимая автоматы в руках.
Долго ждать не пришлось, а главное, я видел, как смертельная струя ушла наискось в сторону двух джипов, перегородивших дорогу. Взрыв сотряс округу. Машина, поражённая под правое переднее колесо, подпрыгнула на месте, совершила немыслимый переворот и грохнулась на крышу, подмяв под себя стрелка вместе с пулемётом. Второй тоже досталось. Не столько машине, сколько бородатым, что стояли рядом. Хватило всем, а в следующее мгновение ад удвоился, а то и утроился. "Опера" нещадно били тех боевиков, что укрылись за бетоном. Те не сразу поняли, что угроза справа, где они даже не защищены, падали один за другим, а когда поняли и попытались вернуться, было поздно. Мы с резервом долбили по боевикам с трёх позиций, но захватчики среагировали быстро, прятались за железными боками машин. Поняв, что здесь лягут все, боевики спешно отступали, кто куда. Через дворы, заборы и кусты, одна машина даже помчалась обратно по переулку, лихо развернувшись, протаранила горящую машину и исчезла за поворотом. Боевики бежали так же быстро, как и появились, победа одержана, но что она нам дала? С постов сообщали о потерях. Больше всего пострадали ополченцы резерва, на которых пришёлся первый удар. Есть и раненые, и убитые. Я вновь озадачил дежурного, чтобы вызвал некомбатантов. Раненых тащили в лазарет, а для погибших места не было. Пока складывали перед штабом, накрывая тела простынями и одеялами, но долго это продолжаться не могло. Павшим требовался земной покой. Правда, я пока об этом не думал, как и о том, когда всё это кончится. Ведь если жизнь вернётся в старое русло, то каждая смерть должна быть подтверждена, в том числе и патологоанатомами. Это столько беготни, экспертиз, вскрытий, а ещё неизвестно, станет ли жизнь прежней. Поэтому мужики, всего час назад вместе с нами разговаривавшие, курившие и травившие байки, а сейчас их тела выложены в ряд перед штабом, пока что будут ждать решения, которое мне вскоре придётся принять. Они лежат перед штабом и перед моим подъездом, прямо под моими окнами, лежат прямо перед моими глазами и останутся здесь навсегда, в моей голове, в назидание. Чтобы я, как командир, всегда помнил главное, что должен знать именно командир, если он человек. Все твои бойцы должны вернуться живыми... А если есть потери, то принимать это нужно на свой счёт, винить в их смерти только себя, командира, потому что именно мой приказ стал их смертью. Эти ребята, да и те, которые ещё лягут в могилу, навсегда останутся в моей душе, хотя многих я не знал лично. И в трудную минуту, когда всё будет совсем плохо, я буду вспоминать их и идти дальше, преодолевая преграды, в знак того, что эти парни погибли не напрасно, что они легли костьми, защищая родную землю от врага.
Об этом думал я, сидя на лавочке возле дома и неотрывно глядя на укрытые простынями тела. Окурки падали в клумбу позади меня один за другим, но сигареты не помогали. К сердцу будто привязали камень, который тянул меня к земле и не давал встать. А двор заполнялся людьми, в том числе и родственниками убитых. Плакали матери, жёны, сёстры, дети. Понимали, что вернуть покойных уже нельзя, но в то же время молили господа об этом. Господь был глух, ведь если боги и есть, томы им точно не нужны. Люди смотрели и на меня, а я не мог побороть желание, чтобы отвести глаза от убитых. Чувство вины навалилось на меня, и с этим ничего нельзя поделать. Но в какой-то момент я почувствовал что-то вроде просветления, не иначе. Я увидел, как горе сплотило людей. И теперь мы, объединённые ненавистью к врагу, забирающему у нас самое ценное, стали сильнее.
