– Пустите, дяденька, – взмолился Тимошка, – ей Богу, это не я! Я сегодня первый раз в жизни в Петербург приехал, из деревни я, сирота.

– Из деревни, говоришь? А костюмчик-то на тебе барский. Говори, у кого украл!

Незнакомец с силой разжал судорожно стиснутые Тимошкины пальцы и вытащил часы Петра Сергеевича.

– Понятно… – протянул он, – часы у барина стибрил.

Он сунул часы себе в карман и намотал на кулак концы верёвки:

– Скидовай штаны!

«Ничего говорить не буду, – обречённо решил Тимошка, – всё равно не поверит. И дядя Петя меня теперь не дождётся. Да и без часов я к нему вернуться не могу. Остаётся мне скитаться по улицам, как той бабульке, что часы у меня вырвала».

Он зажмурился в ожидании порки, перекрестился:

– Хочешь верь, дяденька, хочешь не верь, но суд ты чинишь над невиновным. Сирота я из села Соколовка, меня доктор усыновил. Это его часы.

Мужчина опустил поднятую было руку и кинул верёвку на пол:

– Соколовка, говоришь? Ну и чей ты сын?

– Тимка я. Николая Петрова сын.

– Кольки Петрова? – обрадовался дядька. – А не врёшь?

– С чего мне врать, – насупился Тимошка. – Померли по осени мои мама с батей и дед. Только я из всей семьи и выжил.

Он уже понял, что порки не будет, и несмело взглянул в лицо незнакомцу:

– А ты знал моих родичей, дяденька?

– Как не знать! Я с Колькой Петровым почитай всё детство на кулачках дрался. Девчонку делили. Только она мне отказала и за Кольку замуж пошла. Значит, ты есть ихний сынок Тимошка?

Тимка кивнул.

– Ну а меня Иваном звать. Иван Лукин. Наш дом в Соколовке у старого колодца. Слыхал, небось? А здесь я старшим дворником работаю.

– Знамо дело, слыхал, – сказал Тимошка. – Я деда Луку хорошо помню. Он мне один раз рогатку подарил.

– Это он любил мастерить, – расплылся в улыбке Иван. – Эх, землячок! Славно, что ты ко мне попал. Сейчас чайку попьём, самоварчик поставим. Хочешь, у меня оставайся, пристрою тебя к генеральше мальчишкой на побегушках. Свой кусок хлеба всегда заработаешь.

– Мне в больницу надо, – жалобно сказал Тимошка, – меня там дядя Петя, мой названный отец, ждёт. Братца моего Кирьку бешеная лиса укусила. Мы его в больницу привезли, а я потерялся.

– Жаль, что остаться не можешь, – Иван так хлопнул Тимку по плечу, что тот присел. – Ну да ладно. Пойдём, доведу тебя до больницы. Односельчанину грех не помочь. Только обещай, что будет время – забежишь ко мне проведать.

Тимошка облегчённо вздохнул:

– Спаси тебя, Господи, дяденька Иван.

Иван протянул Тимошке часы Петра Сергеевича, надел форменный картуз, на околыше которого был жетон с номером дома, и вывел его на улицу:

– Давай сюда.

Он провёл Тимку через длинный арочный двор, свернул за угол и показал пальцем налево:

– Вот она, больница.

Тимошка взглянул на часы. Они показывали восемь часов. Значит, он пробегал за бабкой целый час. Ждёт ли его Пётр Сергеевич? С замирающим сердцем мальчик подошёл к знакомому корпусу прививочной станции и опустился на лавочку.

Прошло ещё полчаса. По двору больницы то и дело озабоченно пробегали сёстры милосердия и дюжие мужики-санитары в фартуках и в белых нарукавниках. Один раз мимо него, помахивая тросточкой и посверкивая золотыми перстнями на толстых пальцах, прошёл купец в чёрном котелке, а Петра Сергеевича всё не было.

«Неужели он не нашёл меня и уехал в Гатчину? – забеспокоился Тимошка. – Может быть, думает, что я сбежал, и ищет меня по городу?»

Он совсем было решился заглянуть в больницу и спросить, где доктор, как дверь распахнулась, и оттуда показался Пётр Сергеевич. Кирьки с ним не было.

«Умер!» – с ужасом подумал Тимка, но сразу же понял, что с Кирьяном всё хорошо, потому что доктор улыбнулся ему и потрепал по голове:

– Соскучился?

Тимошка вскочил:

– Соскучился. Как Кирька?

– Надеюсь, поправится. Ему сделали перевязку, ввели инъекцию вакцины от бешенства, измерили температуру. Сейчас он спит в палате, а завтра утром мы его навестим.

Он взглянул на Тимошку и удивлённо заметил, что новенький матросский костюмчик за один день превратился в лохмотья.

– Да ты, брат, выглядишь, как каторжник на рудниках, – иронично хмыкнул доктор, – придётся покупать тебе обновку.

– Дядя Петя, я этот костюм выстираю! – горячо сказал Тимошка. – Ты не думай, я не озоровал. Это так получилось.

– Да я и не думаю. День у нас с тобой был хлопотный, пережить пришлось много, вот костюм и не выдержал.

– Точно! – повеселел Тимошка и протянул доктору его хронометр.

– Ого! Почти девять. Думаю, что ночевать мы поедем к моим друзьям Арефьевым. Они неподалёку от больницы живут. Да и не пора ли нам поесть, как ты думаешь? У нас с утра росинки во рту не было.

– А ведь и правда, – вспомнил мальчик, – мы сегодня совсем ничего не ели, если не считать тарелки овсяной каши на завтрак. Я бы сейчас целую бадью щей навернул!

Арефьевы действительно жили в двух шагах от больницы. Да еще в том доме, где работал дворником Иван Лукин. Тот заговорщицки подмигнул Тимке, чинно поздоровался с доктором и пошёл пристраивать в дворовую конюшню кобылу батюшки Василия.

– Нам сюда, – Пётр Сергеевич указал Тимке на полированную дубовую дверь и ввёл его в парадное, украшенное голубой изразцовой печью.

– Дядя Петя, а почему в Петербурге есть двери, которые ведут не в дом, а с улицы на улицу? – припомнил Тимошка свою беготню за странной старушкой.

– Наш пострел везде поспел, – пошутил Пётр Сергеевич и объяснил, что это и есть знаменитые петербургские проходные дворы и подъезды. – Дома построены так плотно друг к другу, что мышь не проскользнёт. Поэтому хозяева и надумали делать проход на обе стороны здания, чтобы можно было выйти на нужную улицу, не обходя весь квартал.

Господа Арефьевы были дома. Аккуратная горничная в коричневом платье и кружевной наколке на пышных волосах приняла у Петра Сергеевича шляпу и предложила Тимошке почистить его костюмчик. Он насупился. Ещё чего не хватало. Он и сам не маленький, справится и без посторонней помощи. Вот сейчас пойдёт в людскую, где живёт прислуга, и попросит там щётку. Но никуда уйти он не успел: навстречу им из глубины квартиры уже радостно спешила стройная, как девушка, хозяйка Нина Павловна.

– Юрий, к нам Петя приехал, – позвала она мужа и поцеловала Петра Сергеевича в щёку.

– Ты надолго?

– Как Бог даст, – сказал Пётр Сергеевич, – кстати, познакомьтесь с моим сыном.

Он подтолкнул Тимошку вперёд, и тот оказался перед невысоким полным господином с каштановыми усами.

– Я давний друг вашего батюшки, молодой человек, – представился он Тимке, – а звать меня Юрий Львович.

Тимошка подумал, что, наверное, надо бы шаркнуть ногой, как положено делать у господ при знакомстве, но застеснялся и неуклюже пожал протянутую хозяином руку.

– Серьёзный юноша, – засмеялась Нина Павловна и пригласила всех к столу.

Тимка решил, что сядет в самый уголок, чтоб не опозориться. Хотя тётя Сима не раз показывала ему, как правильно пользоваться ножом и вилкой, Тимка всё равно боялся опростоволоситься. Не так-то просто привыкнуть к новой жизни человеку, попавшему из крестьянской избы в барские хоромы.

Он присмотрел себе местечко и с удивлением заметил, что за столом уже сидит невысокая девочка того же возраста, что и он. Только он, Тимошка Петров, был обыкновенным курносым мальчиком, а девочка выглядела настоящей красавицей. Она искоса посмотрела на вошедших и сложила в улыбку очаровательные розовые губки:

– Добрый день, дядя Петя.

– А, Зиночка, – улыбнулся Пётр Сергеевич, – позволь познакомить тебя с моим сыном Тимофеем. Возьми его под своё покровительство.

Тимошка покраснел, как спелый помидор, а девочка презрительно осмотрела его с головы до ног и презрительно фыркнула:

– Тимофей, когда вы в последний раз были у портного? Ваш костюм в ужасном состоянии.