В кабинете-спальне у большого шкафа-купе с раздвижными дверями, инкрустированными под циновку, стоял один из оперативников. В вытянутой руке он держал картину без рамы, размером около метра на полтора.

- Да тут прямо художественная галерея! – ошарашено продолжил он, увидав нахлынувшую толпу зрителей, - Я эту картину еще со школы помню. «Мишка косолапый» называется.

Кутепов подошел к нему и взял из рук полотно.

- Сам ты мишка косолапый! – передразнил он и нахмурился, - Это же Поленов. «Утро в лесу».

- А это что за хрень? – оперативник вытянул из шкафа другое полотно, развернул и причмокнул, - Это точно не Поленов.

Петр тоже подошел к ним.

- Это Дали. Только он писал слонов с комариными ногами.

- Во всяком случае, теперь понятно, за что его грохнули, - со знанием дела изрек оперативник, - Хранить такие картины в спальне…

- Ты в своем уме?! – окрысился на него Кутепов, - Это же копии! Настоящий Поленов висит в Третьяковке. А Дали… да точно тоже где-нибудь висит. А вообще, пусть с этим барахлом эксперты занимаются, - тут он обернулся к детективу, - Кстати, Россомахин меня спрашивал, что причитается художникам, подделывающим шедевры.

- Ясно что, - пожал плечами тот, - Хорошие гонорары. Если есть покупатели, значит, они платят. Не было бы спроса, никто бы ничего не подделывал.

- Это я к тому сказал, что Рассомахин имел целый штат таких художников. И рынок сбыта. Он сам обмолвился. И мне, почему-то кажется, что убили его совсем не за подделки.

- Пустите меня! – послышалось из коридора, - Пустите! Какое вы имеете право. Это моя квартира!

В спальню решительно шагнула женщина средних лет. Она не была привлекательной, скорее наоборот. Кроме того, собиралась она явно в спешке, а потому выглядела неряшливо и даже странно, если учитывать, что одна ее туфля была черной, а другая коричневой. Сумка, которую она держала в руке, так и вообще красной.

- Вы кто? – Кутепов застыл у шкафа с копией картины Дали в руке.

- Я Ирина Викторовна Тропинкина, - она оглядела спальню хозяйским взглядом и потребовала, - Поаккуратнее с картинами.

- Я ничего не понимаю, - растерялся следователь, - Какое отношение вы имеете к погибшему Россомахину? И почему столь бесцеремонно мешаете следственным действиям?

- Я же сказала, это моя квартира! – упрямо повторила Ирина Львовна, - Что тут не понятного. Андрей мой брат. Эту квартиру нам оставили родители. Он ее узурпировал, вон даже ремонт сделал. Мне, кстати, ни копейки за нее не дал. Но теперь, она по праву перешла в мое личное владение. Я удовлетворила ваше любопытство?!

- Вы как-то очень быстро узнали об убийстве хозяина квартиры, - глядя на нее с ЧКистким подозрением, предположил Кутепов.

- И что? Мне Варвара Ильинишна позвонила. Соседка снизу. Мы с ней в хороших отношениях, - Ирина Львовна поджала губы и демонстративно села в кресло, стоящее у дверей.

- Ну, хорошо… - сдался Кутепов, - С квартирой вы потом разберетесь. Вы можете что-нибудь по существу сказать? Ну… может вы подозреваете кого-то, или брат о чем-то говорил вам. Или вел себя странно.

Женщина задумалась. За время ее размышлений оперативники успели удовлетворить свое любопытство и вернуться к прерванным делам. В спальне остались лишь она, следователь и Бочкин.

- Подозревать тут можно кого угодно. Андрей уже давно по краю ходил, - наконец, изрекла она, - Все какие-то темные делишки проворачивал. Деньги у него всегда водились. Но он жадный был до умопомрачения. Представляете, муж мой хотел машину поменять. Ну, наша-то семерка совсем развалилась. Я к Андрею, мол, одолжи, чтобы с банком не связываться. Знаете, какие там проценты дерут. Так ведь не дал. «Нету», - говорит. А сам через неделю на курорт укатил.

Бочкин принялся рассматривать хранящиеся в шкафу картины. Его не оставляла надежда найти портрет Марго и закончить нудное дело, которое, во-первых, развязало бы его с надоедливой клиенткой, а, во-вторых, избавило бы от ковыряний в Кутеповских убийствах.

- А что за подозрительные делишки были у Россомахина? - вернул свидетельницу в интересующее его русло следователь.

- Ой, ну вон же они в шкафу стоят, - женщина фыркнула и закинула ногу в коричневой туфле на ногу в черной, - Он вечно терся возле богатых бездельников. Говорил, что на их пафосе он себе состояние сколотит. Те ему картины заказывали, а он художников нанимал. Художники ему делали копии с известных картин, а он толкал их своим богатеньким приятелям.

- Те знали, что покупают копии?

- Они мне не докладывали, - Ирина Львовна скорчила презрительную гримасу, дабы дать понять, сколь сильна в ней классовая ненависть к преуспевшим в этой жизни.

- Допустим, что все-таки знали, - вслух подумал Кутепов, - Иначе ваш брат уже имел бы виллу на Мальдивах, яхту и прочие прелести из мира миллионеров. Он ведь ничем таким не располагал?

- Нет, вроде… - неожиданно ее глаза вспыхнули, - но знаете, вот вы про странности спрашивали. Я ведь часто с ним ругалась по поводу этой квартиры. Прям, как родители наши померли, так и ругалась. Я ведь, на тот момент уже с мужем жила, на его площади. А Андрей все тут… Ну, а когда отца с матерью не стало, я к нему, мол, давай делиться. У нас ведь эта жилплощадь в равных долях. Он все мялся… Потом, гляжу, уже и ремонт сделал. А квартира-то дорогущая! В центре же. Сама я с семьей в Текстильщиках живу в малогабаритке. Я ему сколько раз говорила, давай родительскую квартиру продадим, купим себе две хороших. В общем, мы не ладили. А тут где-то в начале лета мы свиделись на Дне рождения у тетки. Я ему опять, мол, чего ты все тянешь. Если продавать не хочешь, так выплати мне мою долю по рыночной стоимости. А он мне так усмехается и говорит: «да подарю я тебе эту квартиру осенью, чего пристала. Мне она теперь без надобности!» Я еще посмеялась над ним. Я ему говорю: Ты? Подаришь? Ты же жлоб! За копейку удавишься. А он свое: подожди, сестричка. Скоро я вообще перееду куда-нибудь в Альпы. Уж больно там у них воздух хороший. И плевать мне на эту дыру в центре Москвы. Можешь ее забирать целиком. Представляете?!

- То есть Россомахин думал, что к осени страшно разбогатеет? – уточнил Кутепов.

- Похоже на то, – согласилась Ирина Львовна.

- А с чего бы?

- Ну, этого он мне не говорил. Знала бы, так может, тоже переехала в Альпы. А то теснимся вчетвером в малогабаритке. У меня ведь дети уже взрослые. Сын вон жениться собрался. Дочка школу заканчивает.

- Вы часто бывали у брата?

- Да что вы! Буду я к нему бедной родственницей ходить! Очень мне уперлось! Бывала раза два. Один, вон, когда деньги на машину приходила занимать…

Она вдруг скуксилась и начала рыдать. Сразу, как-то надсадно и очень громко. Словно до нее только что дошло, что брата больше нет. Вероятнее всего, так оно и было.

- Коль! Воды принеси! – крикнул Кутепов.

Оперативник появился как по заказу со стаканом воды в руке. Следователь моргнул ему, чтобы не оставлял даму в одиночестве, и они с Бочкиным вышли в коридор.

- Портрета Марго среди полотен нет, - пожаловался ему Петр.

- Этот Россомахин имел клиентуру, толкал им подделки под великих мастеров, и все были довольны. Чего бы ему хранить у себя портрет твоей клиентки, да еще написанный Бурхасоном. Бурхасон – это не Айвазовский, - заключил Кутепов таким авторитетным тоном, словно был не следователем, а искусствоведом. Потом он щелкнул пальцами и закончил, - Я бы тут в бытовухе поковырялся. А что? Квартирный вопрос на лицо. Сын жениться собрался, дочка школу заканчивает. С деньгами проблемы…

- Ты думаешь, сестра покойника такая дура, что сама прибежала аккурат в твои руки? Рассказала все про свои жилищные проблемы, сдала себя с потрохами, практически. И все для того, чтобы тебе жизнь облегчить? – усмехнулся Петр.

- Во-первых, она могла рассказать далеко не все, во-вторых, может сама она никакого отношения к убийству и не имеет. Но у нее сын взрослый, который находится в том нежном возрасте, когда несправедливость других принимают за содомский грех, требующий смертной кары. Ведь со слов дамы в разных туфлях, брат поступил с ней, ой, как несправедливо.