- Есть разговор, - скупо сообщили ему в ухо, - Я приеду около семи.

Славка испытал смешанные эмоции. С одной стороны, его не забыли, что уже хорошо. С другой стороны, такой звонок не сулил ничего радужного. Под фразой «есть разговор» следует понимать предложение еще кого-то убить. И этих предложений что-то слишком уж много для одной, как ему было обещано, плевой операции.

Коко и Роман Топорков расположились в малой гостиной дома Полуниных. Палящие за окнами солнце сквозь тюль наполняло комнату слегка приглушенным, деликатным светом. Было жарко, и легкий сквозняк ничуть не спасал ситуацию. Коко старалась дышать как можно реже, чтобы не спугнуть накатившее на нее сознание умиротворенности и покоя. Ей было очень хорошо. Ромка делал вид, что чинит торшер, который до его вмешательства горел тогда, когда ему заблагорассудится. Правда Коко не была уверена, что Ромкины руки способны творить чудеса по части электроприборов, но как повод для встречи сломанный торшер оказался весьма подходящим. Охранник аккуратно разложил нехитрые инструменты на журнальном столике: две отвертки, изоленту и кусачки, и сосредоточенно сопя, то и дело поглядывал исподлобья на девушку. Та тихо млела в рассеянном свете солнца, обдуваемая ветерком кондиционера. Они старались не говорить, чтобы не мешать матери Коко продолжать скорбеть о безвременно покинувшем их (или ее) целителе Свирском. И это молчание, лишь изредка прерываемое скупыми фразами, сказанными шепотом было для обоих пронзительнее самого интимного разговора. Коко вяло перелистывала страницы какого-то журнала, чтобы не пялиться на Ромку постоянно, как бы ей того хотелось. И еще ей хотелось поговорить о самом важном, но она боялась тронуть эту тему, спящим драконом затаившуюся в душе каждого из них. Наконец, она не выдержала:

- Что же теперь делать?

Ромка вздрогнул и выронил отвертку. Та брякнула о паркет. И теперь они вздрогнули вместе.

- Шшш! – Коко порывисто оглянулась на дверь. Но та, к счастью, не распахнулась.

- Знаю, знаю! – нервно прошептал ей в ответ Ромка и, схватив отвертку, прижал ее к груди как котенка, который может не к месту замяукать, - а вот что теперь делать, я не знаю.

Он поднял на нее виноватые глаза и неловко усмехнулся.

- Если все раскроется… - она побледнела и призналась, - я даже думать боюсь, что будет, если все раскроется.

- Все что мы можем пока, так это затаиться и выжидать, - он попытался воткнуть отвертку в паз болта, но та соскользнула. Руки у него заметно тряслись, - Вообще-то это не самая хорошая идея встречаться в твоем доме, да еще обсуждать эту тему. Ты же сама говорила, что твоя мать слышит все, что происходит в километре от вашего забора. Лучше нашей системы безопасности.

- Слава Богу, что тогда… она ничего не прознала, - вздохнула Коко.

- Кто ее знает… - невесело усомнился Роман.

- Уж будь уверен, - Коко снова глянула на дверь, - Если бы она что-то знала, она бы не успокоилась до тех пор, пока не засадила бы нас либо в тюрьму, либо в психушку.

- Повезло тебе с родителями, - снова вздохнул охранник.

- Это точно, - тихо согласилась с ним Коко, - А знаешь, теперь мне мать даже жалко. В сущности, она ведь несчастная женщина. Живет с мужем, которого не любит, и вообще, у нее с личной жизнью полный бардак. Бурхасона и того вон шлепнули. И Свирского…

Она хихикнула. Ромка посмотрел на нее с легким укором:

- У тебя оригинальное чувство юмора, - он покачал головой, - Иногда я тебя даже побаиваюсь.

- Ром, я и сама себя побаиваюсь. Но тебе, придется привыкать. Мы ведь теперь в одной упряжке. Так связаны, что просто не разлей вода.

- Милое определение. Н-да… ну и делов мы с тобой наворотили! - он поморщился и отложил отвертку в сторону. Пытаться что-то открутить, когда все тело напряжено, а перед глазами скачут разноцветные зайчики – абсолютно бессмысленное занятие.

- Так ты предлагаешь делать вид, что ничего не произошло? – решила уточнить Коко.

- Ну, во всяком случае, пока не кричать об этом на всех перекрестках, - усмехнулся он, - А вообще, для конспирации, лучше бы и не встречаться.

Коко побледнела и с трудом сдержала навернувшиеся на глаза слезы обиды. Ромка заметил и рыпнулся было к ней, но она отрицательно мотнула головой и быстрым шепотом пробормотала:

- Не нужно. Я все понимаю. Так действительно будет лучше.

- Да нет! – она вздохнул, - Почему женщины все неправильно понимают, а? Ну, почему вы всегда думаете в противоположном направлении?! Разве не ты сама мне говорила, что будет лучше делать вид, что мы практически не знакомы?

- Говорила, - согласилась она и всхлипнула, - Но ты даже не представляешь, как мне страшно! Ром, я боюсь, что все раскроется!

- Как?! – он развел руками, - Мы же постарались все обустроить так, что комар носа не подточит. И всего-то, что нам осталось, так это выждать какое-то время.

- Какое?

- Ну, пока все не успокоятся. Пока не перестанут тут шляться репортеры и следователи, пока жители поселка не перестанут шарить по округе глазами, словно они ночные снайперы на задании. Пока охранники не перестанут дергаться и всякий раз вскакивать «в ружье», когда по шоссе, которое в трех километрах отсюда, проезжает какая-нибудь лихая иномарка. Скоро, очень скоро все снова расслабятся. И тогда мы сможем жить спокойно. Поверь мне, уже сегодня о Свирском помнит разве что твоя мать. О Бурхасоне, конечно, поговорят подольше. Но тоже все это не на века. Даже не на месяцы. Дело-то нескольких недель.

- Ну-ну… - Коко еще раз всхлипнула. Конечно, Ромка был прав. И она думала точно так же. Но такова уж природа женщины, ей необходимо услышать свои мысли из уст мужчины. Иначе она не успокоится.

Она хотела ему сказать еще что-то, но не успела. Дверь распахнулась, и на пороге возникла ее мать. Светлана Полунина в молодости была красавицей. Впрочем, ею она и осталась. Только теперь к ее характеристике нужно было прибавить слово «зрелая». Она являла собой образец зрелой красавицы: подтянутая, хорошо сложенная, ни одной лишней складочки, с узким, немного хищным лицом и прямыми темными волосами до плеч. Всегда ухоженная, даже теперь, когда она в горе. Единственное, что портило ее в данный момент, так это синяки под глазами. Ну, может быть еще и злой взгляд.

- Это что такое! – с сухой яростью в голосе поинтересовалась она, в упор глядя на Романа.

Тот, прижался коленями к полу и застыл, не в состоянии пошевелиться.

- Это не что, а кто! – тихо поправила ее Коко.

- Мне не интересно, - отмахнулась Светлана, - я спрашиваю, почему этот «кто» ковыряет палкой в моем торшере, который стоит дороже, чем этот «кто» себе может представить?!

- Это не палка… - промямлил Ромка и покрутил инструментом в воздухе, - Это отвертка.

- Тем более, - мать Коко сложила руки на груди и с вызовом выставила вперед стройную ногу, обтянутую черной брючиной, - Кто тебе позволил, мальчик, лезть своей грязной отверткой в антикварный торшер?!

- Мам, он же не работает, - пискнула Коко и вжалась в стул, на котором сидела.

- Милая моя, - с горьким упреком проговорила Светлана, - Если ты настолько глупа, что думаешь, будто антикварный торшер стоит в комнате, чтобы ее освещать, то хотя бы не выказывай это на людях. Общество, конечно, не Бог весть какое, но все-таки… Итак! – она снова посмотрела на Романа. Тому тут же захотелось испариться, - Вы, насколько я помню, охранник нашего поселка? С какой стати вы решили пробовать себя на роль электрика, да еще в моем доме?

- Я… - он задохнулся.

- Это я его попросила… - ответила Коко.

- Я догадалась, - многообещающе проговорила Светлана и так же многообещающе посмотрела на дочь. Взгляд ее многообещал крупный скандал, - Если бы я подумала, что охранник зашел к нам в дом по собственной инициативе, я бы уже вызвала милицию. Коко, доченька, у тебя что опять кризис? Ты полагаешь, что любой человек с улицы может быть электриком? Но если так, почему бы тебе не попросить починить наш торшер Марго, к примеру. Она уже почти поселилась у наших соседей. Она провела бы время с пользой. Не все же чаи гонять на веранде у Пушкиных.