- Ну, почему вы так категоричны. Есть же великие мастера: Рафаэль, Репин, Моне… да мало ли…

- Не знаю… - Марго покачала головой, - Я с ними не знакома. Может быть это вполне приличные люди, и рисуют что-нибудь приятное. Но то, что я видела…

- Да чего далеко ходить. Взять хотя бы художника Пабло Бурхасона, - Россомахин неожиданно нащупал нить, которая должна вывести его на нужную тему, и оттого страшно возрадовался. Даже покраснел, - Насколько я знаю, он писал ваш портрет. Его творчеством вы тоже недовольны?

- Хм… - Марго задумалась, впрочем, ненадолго, - Это провокационный вопрос. Нет, Бурхасон все изобразил верно. Даже пуговицы на моей блузке весьма точно нарисовал. Но если поставить портрет рядом с моей фотографией, то я отдам предпочтение фотографии. Вы знаете, - она вдруг просияла, - А я только сейчас поняла… Ведь живопись – вымирающий вид искусства! Согласитесь, зачем тратить время на всю эту ерунду с кистями и красками, если можно просто сфотографировать. Это раньше, когда не было фотоаппаратов, людям приходилось прибегать к услугам художников, а теперь какая в том необходимость? Нажал на кнопку и готово! Удивительно, как подчас неожиданно в голове возникают столь революционные мысли, вы не находите?

Она хлопнула своими пустыми глазами и радостно улыбнулась. Андрей нашел, что сейчас она походила на ребенка, вдруг осознавшего, что конфета сладкая. Однако не в его интересах было уводить разговор в обсуждение разницы между фотографией и живописью.

- Но ведь портрет, насколько я понимаю, пропал… - напомнил он ей.

- Да… - она вздохнула, - но это вопрос времени. К его поискам я подключила очень хорошего детектива. Петра Бочкина, слыхали?

Россомахин икнул и долго не мог выдавить из себя даже междометья. К такому повороту событий он не был готов.

- Видите ли, - не заметив его реакции, легкомысленно продолжила Марго, - Портрет предназначался для художественной галереи Браззавиля. Лично мне больше бы понравилось, если бы Браззавиль был столицей Бразилии, как и должно бы быть, судя по названию. Но он, к сожалению, находится в Конго. Впрочем, Африке тоже нужна культура. Ой, Я вот только сейчас подумала… если портрет так и не отыщется, может имеет смысл им послать мою фотографию? Ну, в качестве утешения что ли. Хотя справедливости ради, фотография будет, пожалуй, даже лучшим подарком, чем портрет кисти Бурхасона.

- О! – наконец, выдохнул Андрей, все еще находящийся под впечатлением, что глупая блондинка подключила к делу частного детектива, у которого, по слухам за всю карьеру не случилось ни одного прокола.

Марго, разумеется. Поняла его «о» по-своему и скромно опустила глаза:

- Ах, ну, конечно, они и не ждут такой щедрости. Но, в конце концов, раз уж я взялась гуманитарно помочь их культуре, то к чему мелочиться! Я закажу большую фотографию, ничем не меньше размера пропавшего портрета. Это на случай, если Бочкину не удастся его отыскать. Хотя мне кажется, он профессионал своего дела.

- Еще какой, - Россомахин заметно сник, но все-таки решил продолжить допрос, - Скажите, Марго, а когда Бурхасон писал ваш портрет, вы кому-нибудь рассказывали об этом? Может быть, кто-нибудь посещал с вами мастерскую художника. Ну, чтобы полюбоваться… К примеру, ваш друг…

- Друг? – она задумалась, - Нет, насколько я помню, я всегда приходила одна на сеансы. Таково было требование Пабло. И я его требование уважала. Ему ведь необходимо было сосредоточиться для работы. А попробуйте сосредоточиться, если кто-нибудь будет пыхтеть у тебя за спиной.

- А вы не в курсе, может сам Пабло показывал ваш портрет кому-то? Ну, хвастался что ли… Или просил оценить?

- Об этом лучше спросите его секретаря Катерину. Мне он ничего такого не говорил.

- А вы в его доме кого-нибудь видели?

- Хм… - Марго замолчала, а после некоторого раздумья отрицательно мотнула головкой, - Нет, не доводилось.

После чего она поднялась, дав понять собеседнику, что не только разговор, но и он сам перестали ее занимать. У нее появилась мысль, которую она хотела сообщить детективу Бочкину. Причем, немедленно.

Петр Бочкин с трудом припарковал свой потрепанный Форд в переполненном машинами ночном дворе и устало поплелся к подъезду. «В сущности, - размышлял частный детектив, - Моя теперешняя работа сводится к грамотному расставлению всевозможных наукоемких жучков. И еще, пожалуй, к умению вовремя унести ноги от жаждущего крови подкарауленного неверного мужа. Или неверной жены и ее любовника. А вот думать мне давно не приходилось…»

По правде сказать, думать Бочкину нравилось. Он искренне не понимал, отчего это Кутепов так инертен, и, уцепившись за одну версию убийства Бурхасона, никак не желает разработать хотя бы еще одну. И дело тут вовсе не в зарплате следователя. Ведь настоящему сыщику в момент поиска преступника решительно плевать, сколько ему заплатят за его поимку. В нем просыпается азарт сродни охотничьему. Вот как сейчас в Бочкине неожиданно очнулся от спячки его давно заброшенный в темную берлогу сознания ищейский пыл. Ему вдруг отчаянно захотелось разгадать тайну убийства на фиг ему не нужного Бурхасона. Причем, ему-то ведь за поимку убийцы вообще ничего не светит. Кутепову, вон, при удачном стечении обстоятельств, может хоть медаль дадут. Или памятный подарок, типа настенных часов с кукушкой… Но разве такая ерунда является первостепенной, когда ищешь преступника. Сейчас Бочкин даже не догадывался, а чувствовал, как чует волк запах далекой крови, что промышленник Ильин никакого отношения к смерти художника не имеет. И доводы Кутепова ему казались просто смешны. Жена Ильина, конечно, бабешка еще та. На такой жениться, и дарить ей при этом 14 процентов акций своего предприятия – поступок довольно глупый. Но тут немалую роль сыграла шумиха вокруг этой свадьбы. Жена Ильина – Тамара Пульминская – известная звезда сериалов. Любимица народа и все такое. Понятное дело, что вокруг ее романа с крупным предпринимателем тут же поднялась теле-радио-газетная кутерьма с огромными фотографиями на обложках и выступлениями в ток-шоу. Ну, и захлестнула эта волна мужика. Почувствовал себя на вершине народной славы, захотелось подвигов. А может быть Ильин даже умнее, чем это выглядит. Ведь теперь он известен в каждом доме в самой отдаленной российской деревне. Не как владелец заводов, пароходов и прочего добра, за что его многие ненавидят, а как любящий муж и благодетель народной звезды. Чем не реклама? Ведь поговаривают же, что Иванцов собирается в депутаты. На кой ему еще и депутатство – черт его знает. Но если так, то шумиха вокруг свадьбы и щедрого подарка ему только на руку. А быть замешанным в убийстве, да еще таком громком, ему, как ни крути, совсем ни к чему. Даже если отмести идею о депутатстве. Да и Пульминская эта - дамочка с характером. Бочкин ее уже давно знал. Года два назад выслеживал ее с крупным банкиром, дабы жена этого банкира смогла чего-то там у него отсудить при разводе. Пульминская тогда находилась в поиске богатенького мужа. Кидалась то на одного, то на другого. То и дело вляпывалась в нехорошие истории. Так что в ее положении приятного вида 50-летний миллионер Ильин – просто клад. И чтобы она задумала уходить от него к нищему художнику, у которого долги превышают стоимость всего его имущества, вместе с трусами и подтяжками?! Бред чистой воды. А уж Пульминская бы для начала выяснила состояние избранника, прежде чем рушить свой брак. Ее в этой жизни больше деньги интересуют, нежели любовь. Так что какой-то романчик она и крутила, но серьезным его вряд ли можно считать. Но если не Ильин, то кто и зачем пришил художника? Видимых причин для убийства ведь нет. Кому он настолько помешал? Похищенные вещи, как говорит Марго, действительно никакой ценности не представляют. Если, конечно, это все вещи. Может быть Катерина – его секретарь не все знает? Нужно бы еще раз с ней потолковать. Тут у Бочкина нехорошо засосало где-то в области сердца. И он понял, что его ищейский интерес гнездится вовсе не в берлоге сознания, а совсем в другом месте. Ему очень хотелось вести это дело. И все лишь потому, что Катя Пискунова проходит в нем свидетельницей номер один. Только теперь он понял, что хочет быть связанным с ней хотя бы этой неприятностью. Настолько ее глаза, стройная фигурка и легкие завитки у тонкой шейки запали ему душу. В одиноком волке, бывшем следаке, а теперь частном детективе, привыкшем к мерзостям жизни, и умеющим на этих мерзостях цинично делать деньги, проснулось нежное чувство.