- А вам не приходило в голову, что большой любовью Бурхасона могла быть Коко Полунина? То есть дочь его соседей по дому? Ведь ее собирались выдать замуж за Свирского, - с вызовом в голосе предположила Марго.

- Ну, это уже из области научной фантастики, - пробормотал частный детектив.

- Коко? – вскинула брови Катя, - Коко была любовницей Бурхасона?!

- Я этого пока не утверждаю, - осторожно проговорила Марго, - Такими слухами кидаться не стоит. Особенно, если в ее руках каким-то образом оказался мой портрет.

- А вы в этом, кажется, почти уверены? – Петр склонил голову на бок и усмехнулся, разглядывая Марго.

Та поджала губы. Она не любила, когда мужчины разглядывают ее вот так – как музейный экспонат. Впрочем, взгляды частного детектива ее не особенно волновали. Она, вероятно, расстроилась или даже обиделась бы, если так ее разглядывал кто-нибудь, кем она хоть немного бы дорожила. А Петр Бочкин был для нее временным явлением, которому она уже обозначила место в своей жизни – он должен найти ее портрет. И не более. Поэтому она мотнула головой и продолжила, как ни в чем не бывало:

- Я оказалась рядом с домом Полуниных в тот момент, когда Коко вела со своим приятелем - охранником этого поселка довольно странный разговор. Из него было ясно, что несколько дней назад они вместе совершили что-то, о чем никто знать не должен, иначе их обоих посадят в тюрьму. Каково, а?

Андрей Россомахин тупо смотрел перед собой. Он сидел на оббитом дерматином стуле, на котором, по всей видимости, сиживали разного рода посетители этого печального заведения с годов эдак 60-х прошлого столетия. Мимо него ходили туда-сюда разные люди и в погонах, и без них. У тех, что в погонах, выражение лиц было одним и тем же – сосредоточенное спокойствие. На лицах тех, кто таскался по этим коридорам без погон, играли всевозможные гаммы чувств: от откровенного страха до гневной досады. Оно и понятно: на Петровку, 38 без погон приходят либо свидетели, либо потерпевшие, либо подозреваемые. И в любом случае радостного предвкушения от встречи с работниками этого заведения трудно ожидать. Россомахин задумался над тем, с каким лицом он тут сидит. Страх и надежда на спасение? Сказать кому, так ведь тут же сделают героем популярного анекдота.

«Тебя уже укокошат, а вся Москва еще долго будет над тобой потешаться. И станешь ты героем анекдотов, навроде Чапаева», - пришло ему в голову.

Андрей вздрогнул и затравленно огляделся по сторонам. Сказать по совести, он впервые за несколько дней тут отдыхал. Отдыхал от постоянного страха. С момента как он узнал о смерти Ляпина, он постоянно чувствовал спиной приближение убийцы. Он знал практически наверняка, что его попытаются застрелить как Бурхасона или задушить как Ляпина. То и дело волоски меж его лопаток вставали дыбом, в горле пересыхало, а в висках начинало стучать так, что в глазах темнело. Он боялся. Боялся постоянно. И днем, и ночью, хотя он с трудом понимал какое вокруг него время суток. Он не мог спать, не мог есть, его музыкальные руки тряслись как у последнего алкоголика. В конце концов, он решил, что нужно что-то с этим делать. Во-первых, нельзя так жить. Такая жизнь неминуемо ведет к инфаркту. А, во-вторых, этого инфаркта он может и не дождаться. Ведь убийца, как он думал, уже подобрался к нему вплотную. И Россомахин, взвесив все «за» и «против», все-таки решил прогуляться до Петровки. Точнее до кабинета следователя Кутепова. Сейчас он сидел в коридоре и ждал, когда же следователь откроет дверь и позовет его. Минуты ожидания не тяготили его. Если б можно было, он сидел бы тут часами, а может быть, даже поселился на коврике перед кабинетом, как дворовый пес. И все потому, что только здесь, в этом милицейском рассаднике, он чувствовал себя в относительной безопасности. Убийца Бурхасона и Ляпина (а то, что это один человек, Андрей не сомневался), конечно, рисковый тип. Но, в самом деле, не будет же он стрелять посредине коридора на Петровке. Он точно не идиот. Ведь как ни крути, а чтобы догадаться и провернуть то, что он провернул нужны мозги. Россомахин вздохнул. Еще две недели назад он строил планы на свое светлое будущее. Присматривал домик под Инсбруком, подумывал о катерке… И вот как оно все повернулась. Теперь он вынужден не о светлом будущем заботиться, а хлопотать, как бы вообще у него хоть какое-то будущее состоялось. Дверь открылась, из кабинета вышел какой-то молодой ухарь в кожаной куртке, видимо оперативник, потому что на лице у него было написано служебное рвение и уважение к уголовному кодексу. Он мельком глянул на съежившегося на стуле Россомахина и так же мельком сообщил:

- Проходите. Следователь свободен.

Оказавшись в кабинете один на один со строгим Кутеповым, Андрей растерялся. Кутепов явно боролся с недосыпом, глушил кофе стаканами, и лишний посетитель был ему в тягость. Он раскрыл рабочий блокнот, чтобы записать сведения по делу об убийстве Бурхасона, посулив которые, Россомахин получил пропуск на прием.

- Фамилия, имя, отчество… - вяло пробубнил следователь.

- А? – испугался Андрей.

Кутепов посмотрел на него исподлобья и усмехнулся:

- Как вас зовут, спрашиваю. Порядок у нас такой. Перво–наперво устанавливаем личность. Паспорт дайте посмотреть.

- Мой? – еще сильнее испугался посетитель.

- А у вас и чужой имеется? – следователь изготовился что-то записать.

- Нет-нет! – истерично выкрикнул Россомахин и суетливо вытащил из кармана пиджака паспорт, - Вот он, только мой.

Кутепов долго рассматривал документ. Андрей и не предполагал, что беседа со следователем станет таким испытанием для его и так уже расшатанных нервов. Его трясло как при приступе тропической лихорадки, бросая то в жар, то в озноб. Следователь поднял на него глаза:

- Что с вами?

- А? – вздрогнул Андрей.

- Проехали, - буркнул тот и снова уставился в его документ. Успокаивать посетителя, который, судя по поведению, думает, что в подвале Петровки все еще работают камеры пыток, в его планы не входило, - Что же, Андрей Викторович Россомахин вас ко мне привело?

Посетитель вжался в стул. Он и не подозревал, что ему будет так страшно. Еще страшнее, чем на улице, под прицелом убийцы. В этот момент рассудок начал работать против него. Он вдруг подумал, что убийца Бурхасона вряд ли может его вычислить. А если даже и вычислит, то смысла лишать его жизни никакого нет. Схему всего процесса и картину он у него уже отобрал. И он уверен, что Россомахин жаловаться на него не станет. Андрей вздохнул и промямлил:

- Да… в общем-то…

Брови следователя поползли к переносице:

- То есть вы на экскурсию сюда пожаловали?!

- Ну… да… как-то… - снова промямлил Андрей, мучительно соображая, как бы ему выбраться из кабинета до того момента, как его упекут за решетку. Почему его должны были упечь, он еще не успел придумать. Но он ведь и всего уголовного кодекса не имел чести знать. Так что там вполне могла быть статья за назойливые приставания к следователю и отвлечение последнего от исполнения своих профессиональных обязанностей.

- И вы совсем ничего не хотите сказать? – Кутепов как-то погрустнел и даже сник. Словно ждал от незнакомого и не проходящего по делу персонажа откровений, которые действительно помогут найти убийцу.

- Ну, я… видите ли… - Россомахин вздохнул. Говорить что-то нужно было. Иначе следователь начнет подозревать его черти в чем. Такая уж у этих следователей порода. Врать внаглую он не мог, стены заведения не позволяли. В таких стенах ложь в горле застывает. Поэтому Андрей решил попытаться сказать полуправду, - Я только хотел сообщить, что у Бурхасона с Ляпиным странные делишки были. Понимаете, Ляпин ведь спился совсем, работал за копейки. Своих картин уже давно не писал, но художником он был, как говорят, от Бога. Все, что угодно мог изобразить. Вот ему Бурхасон работенку и подкидывал время от времени. Ну… копию какой-нибудь с картины изобразить, понимаете?