Неприятный во всех отношениях господин Андрющенко отбыл в заграничный вояж с целью ознакомления, как там в различных государствах обстоят дела с фитнес-клубами. Ваханьков перетряхнул свою рассыпающуюся записную книжку, полдня просидел на телефоне и составил список стран, куда были оформлены визы. Список оказался таким длинным, что ждать господина Андрющенко назад можно было разве что через пару лет.
Охранник Алексей Мерцалов уволился и, навроде Савиной, отбыл в неизвестном направлении. Неутомимый Ваханьков пообщался с родителями парня и его другом с детского сада. Опухшая от слез мать сообщила, что Лешенька вернулся в армию служить по контракту и теперь его обязательно отправят в горячую точку, а там наверняка убьют. Друг детства поюлил некоторое время, потом проникся обаянием Павла и сообщил по величайшему секрету, что Алешка подался во Францию наниматься в Иностранный Легион и велел назад не ждать.
Группа духовного самосовершенствования в фитнес-клубе заниматься перестала. Регистраторша Мариночка рассказала видному из себя Ваханькову, что в эту группу народу ходило мало, плату вносили неаккуратно, и руководителю группы накладно показалось арендовать дорогостоящее помещение. Группа куда-то переехала, а куда — неизвестно.
— Вообще-то, — щебетала регистраторша, вовсю стреляя глазками на Пашку. — Их так мало было, что можно и на квартире у кого-нибудь заниматься. Да они совсем зал не использовали. Не прыгали, не бегали, упражнений, как йоги, например, почти не делали. В тренажерном зале на снарядах не занимались. Сядут в позу «лотос» и сидят так час. Потом в круг соберутся, возьмутся за руки и еще час сидят. Им наш клуб и не нужен был, зря снимали. Ну, конечно, у нас бассейн, душевые, фитобар, этим пользовались. Удобно и комфортно. А вы не хотите у нас позаниматься?
— Обязательно надо, как-нибудь на днях! — ослепительно улыбнулся Ваханьков и записал Мариночкин домашний телефон.
Ваханьков завершил отчет, помахал записанным номером перед носом Захарова и с довольным видом спрятал блокнот в карман пиджака. Захаров проводил яркую книжечку взглядом и вздохнул. Телефон Мариночки был, несомненно, ценной информацией, но Юрий предпочел бы что-то, больше относящееся к расследуемому делу.
— Ты не расстраивайся! — говорил в это время Пашка, сам вконец расстроенный. — Что-нибудь обязательно всплывет. Сатанисты твои в норе отлежатся и вылезут в конце концов. А тут мы их цап!
— Ну да, само собой, — сказал Юрий.
Павел внимательно изучил лицо приятеля, хмыкнул, полез в карман пиджака и снова вытащил блокнот и мобильник.
— Ладно, дам тебе еще наводочку. Жалко и стремно, мало ли что, но ради друга, сам понимаешь… Я, когда работал с братствами этими всякими, с девицей с одной познакомился. Танцы там разные, медитации, родство душ, все такое… М-м-м… Вот, телефончик имеется. Сейчас прямо и наберем. Единство кармы и все такое прочее… Инночка?! Привет, дорогая! Как ты?.. Я? Да нормально все… Да… Да… Ну, конечно!.. Да дела все разные, нет времени на себя любимого… Ну?! А ты что сегодня вечером?.. А!.. Ну да!.. Ну все, договорились!.. Ага… Да, записываю… Обязательно!.. Ну, до вечера! Слушай, погоди! Тут со мной друган… Да… Служили вместе… Угу… Я с собой его прихвачу, а то куда его, не бросать же одного дома, лады? Еще плакать будет, без духовных-то ценностей!.. Ну да… Надежнее некуда! Можно сказать, уже наш человек…Угу… А то!.. Ладно, тогда до вечера… Целую нежно… Пока!
Ваханьков спрятал мобильник и подмигнул Захарову.
— Видал?! Кармическая связь — это тебе не хухры-мухры! Вечером идем на собрание Братства Пентакля. Форма одежды — свободная, форма мыслей — возвышенная! Инночка особа ну очень восторженная, всем и каждому проповедует идеи братства. Тянет на собрания всех, до кого дотягивается. Другую давно бы придавили, братство у них суровое и буквой закона не заморачивается. Но Инночку не обижают, у нее папа отстегивает дочке, не считая. Ну, а она, соответственно, братству… Но ты все равно поосторожнее, не спали мне девочку. Смотри, слушай и помалкивай. Не нарывайся.
— Понятное дело.
Тусовка Братства Пентакля проходила в кое-как приспособленном под клуб обширном подвальном помещении кирпичной пятиэтажки на городской окраине. За пятиэтажкой начинался заболоченный пустырь, частично превращенный в свалку, а еще дальше — лес.
В подвале кое-где стояла старая мебель с ближайшей помойки. Из проходящих по стенам и потолку многочисленных труб капало в подставленные кастрюли и банки. На полу в беспорядке валялись грязные подушки и матрасы. Середина помещения оставалась свободной. Там на бетонный пол был постелен расчерченный мелом темный линолеум. Захаров увидел большую пентаграмму, еще какие-то значки. Пентаграмма была нарисована голубым мелом, толстыми лохматыми линиями. Самодеятельный художник явно попытался изобразить пламя. С сомнительным успехом, но Юрию хватило. Сразу тошно стало.
На матрасах и подушках лежали и сидели странные и оригинальные личности во всевозможных прикидах, от вечерних туалетов до живописных лохмотьев. Особенно поразила Юрия девица с волосами, заплетенными в множество мелких косичек, облаченная только в очень длинный черный фрак. Сзади фрака было вырезано круглое отверстие, в которое выглядывала розовая девицына попа с вытатуированной розой.
Пока Юрий обалдело рассматривал собравшуюся компанию, Паша Ваханьков двинулся по подвалу, целенаправленно выискивая знакомых, подсаживаясь на грязные матрасы к радостно приветствующим его компаниям, особенным образом пожимал протянутые руки. Его хлопали по плечам и спине и целовали в щечку.
В подвал собиралось все больше членов общества, громкими возгласами приветствуя знакомых. Вошла милая рыженькая веснушчатая девушка. Очаровательная девушка. Ее не портили ни веснушки, сплошь усыпавшие белую кожу, ни нелепые широкие джинсы с висящей на уровне колен мотней, ни перекошенный, небрежно, огромными петлями связанный свитер, напоминающий рыболовецкую сеть. Павел воскликнул:
— Инночка! Сердце мое! Наконец-то!
Он двинулся к девушке, раскрыв объятия. Они смачно расцеловались. Среди мужской и женской частей обравшихся понеслись разочарованные возгласы и стоны.
Павел уцепил в углу два замызганных свободных матраса, втиснул их в совсем узкое место рядом с девицей во фраке с голой попой, шепнул Юрию:
— Отсюда хорошо будет видно и слышно магистра!
Устроил Инночку и Юрия и по всем правилам хорошего тона представил их друг другу. Инночка с удовольствием пожала протянутую Юрием руку, кокетливо улыбнулась и спросила:
— А почему вы к нам, а, скажем, не к йогам или к рэйки?
Юрий замялся. Павел придвинулся к девушке и таинственно приглушенным голосом произнес:
— Мой друг взыскует истину и смысл жизни. У йогов и рэйки, а также у баптистов и адвентистов седьмого дня мы уже были. Не впечатляет. У йогов завязывай ноги узлом за спиной до одурения по три часа в день, и никаких радостей жизни. У рэйки знай отстегивай денежки, которых нет. А у баптистов и адвентистов верь да молись, и тоже никаких материальных радостей. А здесь очень концептуально и эклектично, даже на первый взгляд. Юрию пока все нравится. Правда ведь, Юр?
Захаров выдавил:
— Ну, все, что я пока видел… Это все так… В общем… Ну…
Он в отчаянии поглядел на Павла. Тот подхватил радостно:
— Мы мечтали о встрече с вами, о королева! А также жаждем прослушать дивную речь магистра! Он будет сегодня?
Инночка хихикнула.
— Обещал вроде. Но неважно, будет речь или нет. Я-то твердо решила сегодня остаться на оргию. И не отговаривай меня, Паша!
Павел набычился.
— Я и не собирался тебя отговаривать. Но что скажет Петр Семенович? И где, кстати, твоя охрана?
— Папа ничего не узнает. И с охраной я уже разобралась, не бери в голову.
— Подумай, здесь полно всякого отребья, и я как представлю себе, что ты с каким-то…
Инночка снова захихикала.
А ты оставайся, и я буду только с тобой, обещаю!