Захаров незаметно потряс головой. Глупости, не может такого быть! Но предчувствие настаивало на своем. Более того, на какой-то миг ему почудилось, что лицо беззаботно болтающей Зои Константиновны превратилось в устрашающую маску мумии. Бред! Бред и галлюцинации! Это из-за того, что в зале слишком душно, вентиляционная система при таком скоплении народа захлебывается. А тут еще жара…

Необходимо быстрее найти эту Вареньку! И с профессором поговорить по душам. След все горячее и горячее! Необходимо пресечь безнаказанную деятельность преступников и защитить законопослушных граждан!

Слушатели профессора Успенского почти все разошлись. Сам профессор расслабленно присел на стул, появившийся возле кафедры; раньше его там не было. Наверное, кто-то заметил болезненное состояние лектора. Целитель нехотя, через силу беседовал с давешним представителем духовного центра, тем, в галстуке поверх клетчатой рубашки.

Захаров постоял, поглядел на дверь с надписью «выход», к которой шустро устремилась его новая знакомая, взяв с Юрия обещание непременно посещать лекции в оздоровительном центре. Повернулся к целителю. Собеседник Успенского уже отбыл, и чародей сидел один, неловко пакуя в объемистый кожаный портфель какие-то брошюры и пачки исписанной бумаги. Неряшливый подарочный пакет стоял на кафедре очень далеко от профессора.

Захаров подумал и решительно подошел к Успенскому. Тот поднял на Юрия измученные, враз обведенные темными кругами глаза.

— Эк его скрутило за какие-то двадцать минут! — подумал Захаров и сказал:

— Как я понимаю, похищенная из квартиры вещь к вам вернулась? Счастливое совпадение! Но вы плохо выглядите. Вызвать вам врача?

Успенский сглотнул, кашлянул, прочищая горло и выдохнул хрипло:

— Не надо… врача… Не поможет. Скажите, сколько человек… Впрочем, откуда вам знать…

Целитель махнул рукой и продолжил укладывание бумаг в портфель. Но увесистая пачка не подчинялась дрожащим рукам и норовила рассыпаться.

Захаров подхватил разлетающиеся листы, сбил их ровной стопкой и ловко засунул в положенное место. Уж с пачками бумаг обращаться он на работе приноровился! Посчитал про себя, сбился, начал считать снова, загибая пальцы. Сосчитал наконец:

— Десять. Десять человек. Это те, о ком я точно знаю.

Успенский со всхлипом втянул в себя воздух.

Захаров продолжал:

— Вообще-то вы должны все-таки написать заявление о пропаже, пусть даже задним числом, и передать предмет на оценку. Временно, само собой. Под расписку.

В глазах Успенского загорелась сумасшедшая надежда. Он пробормотал: «Конечно, конечно, забирайте!» Не дожидаясь обещанной расписки, схватил расстегнутый портфель и, забыв попрощаться, бросился к выходу.

Захаров попытался притормозить профессора, но какое там… Тогда Юрий подтянул к себе подарочный пакет и зажал его под мышкой. Неудобно так. Вроде бы, напротив оздоровительного центра есть какой-то ларек, надо там пакет с ручками прикупить, а то кто ж так вещдоки носит?! И скорее к экспертам. Но вначале нужно заглянуть к милейшей Варваре Михайловне и выяснить, как у нее дела. Повлиял ли на нее и ее семейство злополучный бокал? Может быть, все происшедшее просто череда невероятных совпадений? Захаров очень хотел в это верить. Но верилось все хуже и хуже.

Юрий прошел через прохладный вестибюль, особенно прохладный после духоты переполненного людьми зала, вежливо попрощавшись с темноволосой регистраторшей, сразился с многотонной дверью и выпал в одуряющий жар улицы. Обжигающий воздух вонял бензином и разогретым асфальтом. Голова отяжелела, ставшие ватными ноги отказывались служить, а звон в ушах решил заменить отсутствующий у Захарова плейер.

Таинственный бокал, плотно прижатый к боку, зловеще шуршал подарочной упаковкой. Юрию вспомнилось, что так же шуршала, ползя по сухой прошлогодней траве и листьям проснувшаяся весной гадюка, которую он видел в детстве за городом.

Юрий совершенно не представлял, с какого испугу он очутился тогда на природе. У родителей дачи не было. Кроме того, они оба являлись убежденными горожанами. Панически боялись грязи, микробов, простуды, насекомых, диких зверей и ядовитых грибов. Потому Юрия даже в пионерский лагерь не отправляли. Лето он коротал в лучшем случае во дворе и городском саду. Раз ездил к двоюродной тете в Днепропетровск и там тоже бегал во дворе, играл с приятелями в войнушку… Непонятно, откуда всплыло воспоминание.

Чешуйчатое тело гадюки блеснуло рядом с ногой Юрия. Змея замерла, шевельнув маленькой головкой с немигающими глазами, равнодушно оглядела мальчика и устремилась в кусты. Бр-р-р.

От воспоминания Захарову даже в жару на миг стало холодно. Он передернулся и рванул к ближайшему ларьку за пакетом. Вещдок не желал залезать в пакет, запутался в ручках, прилип подарочной упаковкой к полиэтилену и шуршал, шуршал… Вот черт! Ну просто с ума сойти!

Справившись, наконец, с капризным свертком, Юрий тяжело перевел дух. Пришлось даже лезть за платком и вытирать со лба пот. Кстати троллейбус подошел, полупустой. До улицы, где жила Варвара Михайловна, ехать было минут двадцать. Захаров с наслаждением плюхнулся на свободный диванчик и уставился в окно. В троллейбус все подсаживались пассажиры, но место рядом с Захаровым почему-то никто не занял, хотя многие стояли в проходе. Захаров подумал, снял вещдок с колен и положил рядом на сиденье. Все равно никто не садится. А держать полиэтиленовый пакет неприятно, в такую жару он как горячий компресс.

Следователь легко нашел нужный дом: панельную пятиэтажку без лифта. Такие дома составляли львиную долю городской застройки. По номеру квартиры определил нужный подъезд, поднялся на пятый этаж и замер: дверь квартиры была опечатана.

Захаров постоял немного, тупо глядя на белую бумажную ленту с двумя печатями, вздохнул, махнул рукой и начал было спускаться вниз, но тут из двери напротив высунулась голова в бигудях.

— Вы к Ержиным?

Захаров притормозил и снова вздохнул. Второй раз за этот день на него навалилась тяжелая усталость. К чему всякие разговоры, когда все понятно и ничего изменить нельзя. И сделать в данном конкретном случае ничего нельзя. Наверняка тут следствие классифицировало несчастный случай. Если бы было возбуждено уголовное дело, то Захарову стало бы о нем по меньшей мере известно. А скорее всего, это дело легло бы к нему на стол. Он представил, как подает Носорогу рапорт о смертоносном бокале…

Но, с другой стороны, если информация сама идет в руки… В душе Юрия снова вспыхнула надежда прищучить все-таки зарвавшихся преступников.

Дама в бигудях запахнула поплотнее ярко-красный в зеленых розах синтетический халат и пригласила следователя в самую большую комнату хрущевской трехкомнатной «распашонки», разгороженной по совету популярной телепередачи «Квартирный вопрос» на гостиную и кабинет. Гостиная в результате получилась такая крошечная, что в ней помещались лишь два кресла и малюсенький журнальный столик, заваленный красочными изданиями в глянцевых обложках. Захаров задумался, как станут устраиваться хозяева, если к ним в гости пожалует больше одного человека. Он вспомнил свои семейные праздники, многолюдные и шумные. Даже если приглашать только самых близких друзей и родственников, все равно получалось никак не меньше пятнадцати человек. Часто приходилось устраивать два приема, группируя гостей по принципу психологической совместимости, попросту говоря, тех, кто между собой не поцапается.

Пока Захаров пробирался к предложенному креслу, половина стопки журналов сползла и веером рассыпалась по полу. Юрий смутился и полез подбирать. Дама заохала, выхватила у него собранную пачку, сунула, не глядя, в общую кучу, и в результате рассыпала весь бумажный Монблан, столкнулась лбом с Захаровым, покраснела и попросту задвинула все под кресла и столик ногой. Халат из скользкой синтетики широко распахнулся. Дама раскраснелась еще сильнее, и, лихорадочно поправляя одежду, слегка подтолкнула Захарова к креслу.