— В твоём мире, Док, прошло семьдесят лет, а в моём — почти сто. А вот у него, — он показал на Фому, — возможно, вообще не знали о Второй Мировой, или сама война была, но не так и не с теми Героями. Понятно теперь?

— Вроде как, — потянулся я чесать затылок…

Вернувшись в регион, в котором начинал первые дни своей новой жизни, и встретив знакомые, абсолютно не изменившиеся места, поневоле впадёшь в ностальгию.

Мы командиру не мешали…

— Ну, что, заправились? — нагулявшись вдоволь по заправке и вспомнив всё, что было с ней связанно, Кир, наконец, подошёл к машине.

Арман жевал шоколадный батончик, сидя на капоте, и поглядывал по сторонам. Фома и Торос копались в пакетах с едой, принесённых Арманом, в поисках чего бы похомячить. Я укладывал помпу и шланги в ящик багажника.

— Да. Сейчас ток за угол схожу, и можно ехать, — сказал я, закрывая крышку ящика.

— Слей-ка мне на руки, — попросил Кира, протягивая ему пластиковую бутылку.

— Куда сходишь? — не понял Кир. Видимо, ещё мозг его летает где-то в прошлом.

Я многозначительно указал глазами.

— А-а. Понятно, — усмехнулся командир и, полив мне руки, поставил бутылку на место, а я направился по своему делу.

Хоть воды и света в здании не было, но уборная оказалась чистой. Наверное, я первый посетитель после переноса. Сижу, листаю какой-то журнальчик, заботливо оставленный, скорее всего для таких вот любителей, как я. Как вдруг услышал резкий возглас моих друзей, предупреждающий об опасности, странный, нарастающий жужжащий звук, открывшуюся стрельбу сразу из нескольких мест, и взрыв! Я только успел вскочить и натянуть штаны, как туалетная дверь, выбитая взрывной волной, сшибла меня с ног.

Первыми очнулись слух и обоняние. Я слышал чей-то храп, жуткую вонь гнили и канализации. Стоило чуть шевельнуться, как почувствовал резкую боль во всём теле. Мозг пробуждался постепенно, вырисовывая всё больше подробностей окружающей меня обстановки — лежал я на холодном бетонном и, кажется, мокром полу. С одной стороны от меня храпели, с другой — еле слышно стонали, с третьей — изредка слышалось движение одного человека. У меня ныла вся правая сторона, начиная с лица. Каждый вздох отражался резкой, острой болью в груди. Правой рукой пошевелить вообще не мог, левая, хоть и с трудом, но слушалась. Глаза тоже открыть не мог. Они почему-то не открывались.

— Чёрт… Где это я? — пронеслось у меня в голове.

— Этого на стол. Этого тоже… Так, а с этим что? До сих пор не очухался, что ли? Что, суки, опять на живце халтурите⁈ Если он до завтра не придёт в норму, я тебя вместо него положу туда, ты понял⁈

— Да, Док, понял! Завтра он как новенький будет, обещаю!

— Нет! Нет! Не надо! Прошу вас!

— А-а-а-а! Твари! Ненавижу-У-У-У-У-А-А-А-А!!!

Сквозь щёлочки глаз на опухшей, скорее всего от удара, морде я наблюдал, как командует невысокий, лысоватый мужик в белом халате и как испугался здоровенный мур, с туповатым лицом дауна, сопровождающий этого Дока. Первым утащили мужика, который храпел; вторым, видимо, был тот, который шевелился за моей спиной; третьим, судя по всему, должен был быть я. Но за последние три часа, как я очнулся, ко мне никто не подходил и ничем не поил. Про поесть, вообще молчу. А есть хотелось очень и пить. Кстати, тоже ко всему прочему мой мочевой пузырь выл волком, переходя на поскуливание, но опорожнить его по-человечески у меня не было никакой возможности. Я терпел до последнего, геройски сдерживаясь, несмотря на резь внизу живота. Но спустя несколько часов и нескольких попыток приподняться, нашёл только единственный выход — расстегнул ширинку более или менее здоровой рукой и, направив струю куда-то влево, сделал своё дело.

— Эй, ты там, вообще живой? — раздалось откуда-то сбоку.

Вновь громыхнул засов на железной двери, и в помещение зашёл молодой парень, лет двадцати. Подойдя к моему телу, легонько пнул под рёбра.

От такого деликатного пинка я чуть не заорал от боли, но сдержавшись, застонал.

— Живой значит, — усмехнулся парень. — Я тебя сейчас напою раствором гороха, только ты дурить не вздумай. На входе охрана стоит. Понял? Не слышу!

Не дожидаясь очередного пинка, я промычал что-то нечленораздельное.

Мне грубо приподняли голову и стали вливать вонючую, уксусную дрянь. Я судорожно глотал, стараясь не обращать внимания на боль, боясь поперхнуться. Кашель сейчас совсем не в моих интересах.

— Может, лучше капельницу ему поставить? — тихо спросил тот самый голос, испуганного, тупого мура.

— А может его ещё и жемчугом подкормить, — съязвил парень, поивший меня из пластиковой кружки.

— Если он Доку завтра не понравится… я готов и жемчуг скормить, ты ж знаешь. Док сказал… я не хочу туда вместо него. Только у меня… нет, жемчуга.

— Не бзди, Тундра. Ладно, прокапаем, неси систему.

— А ты — обратился он ко мне, — давай-ка, вон туда переползай, кушетка как раз освободилась.

Я попытался встать хотя бы на четвереньки, но от боли потерял сознание.

Очнулся от очередного душераздирающего крика. Второго парня вытаскивали из камеры.

Третий, который стонал, теперь лежал тихо.

— Эй, ты живой? — позвал я своего оставшегося соседа по камере. В ответ тишина.

Или помер, или в отключке. А может просто не хочет говорить. Ну, ладно, позже узнаю причину молчания. Я позвал Рыжего и Каштана.

С тех пор, как они забрали призрак своей дочери, мы виделись только единожды и то лишь потому, что я подумал об их уходе на ту сторону, в свет. Но, нет, они остались, и Василиса тоже осталась. Просто им пока было не до меня. Соскучились, а я и не настаивал. Вот теперь мне реально нужна их помощь. Почему именно их? Не знаю, просто, так инстинкты подсказали.

— О, какой ты красивый, — усмехнулся Каштан, — прям, как дед Мороз после запоя!

— Угу, — слегка улыбнулся одной стороной.

Опухоль уже почти сошла, но лицо ещё ощутимо побаливало.

— Где я?

— У муров, — констатировал и без того понятное Рыжий.

Я хмыкнул.

— А, ну, ща, подожди, осмотримся, — сказал Рыжий и исчез.

— Ты тут не скучай пока, — подмигнул Каштан и тоже испарился.

И, вот, лежу я такой хороший под капельницей и пытаюсь вспомнить, что же произошло… Нет, ни черта не помню, кроме летящей в морду двери и унитаза.

За дверью послышались тяжёлые шаги. Открылось маленькое окошко, и широкая, с выпученными глазами, тупая харя, которая даже наполовину не помещалась в проёме, обеспокоенно спросила:

— Ну, что, полегчало?

— Пить, — прохрипел я в ответ.

— Ну, пить — это можно. Пить — это мы щас, — обрадовался мур и, громыхнув засовом, ввалился внутрь. Открутил крышку со своей фляги и заботливо принялся меня поить.

На моё счастье там оказалась обычная вода, а не алкогольная бурда. Живчиком и горохом уже и так напичкали достаточно. Я просто хотел пить. И есть. Пользуясь его беспокойством о собственной шкуре, решил понаглеть.

— Для лучшей регенерации тела нужны жиры и протеины.

— Чего? — его лицо выражало крайнюю степень непонимания.

— Еда нужна, хорошая. И много. Тогда быстрее восстановлюсь.

Тупой замялся, обдумывая вдруг услышанное.

— Или ты завтра хочешь вместо меня? — Напомнил ему слова тёзки.

— Курица жареная пойдёт? — тут же выпалил идиот. — Только я, это, ножку уже съел

— Пойдёт. Неси срочно всё, что есть.

— Ага — активно кивнул здоровяк и вылетел из камеры, чуть не забыв запереть двери.

Вернулся, и минуты не прошло, притащив свою недоеденную курицу, жаренную картошку с тушёнкой, половинку батона и полторашку лимонада.

— Это всё, больше нету, — пробубнил он виноватым голосом.

— Пока хватит. И живчик оставь. Поем, потом выпью. К завтра точно приду в норму. Ты только про ужин не забудь, или что там следующее? — говорил я с трудом, да ещё и шепелявил в добавок ко всему.