В дом завел его хозяин,
Показал ему чулан.
— Будешь спать здесь, словно барин.
Тряпки — это твой диван.
— Эй, Проныра! — крикнул громко.
— Дай мальчишке, что пожрать.
Буду звать тебя Метелка.
В доме будешь убирать.
Чернокожая рабыня
Принесла бобов горшок.
— Если есть на кухне дыня,
То отрежь ему кусок.
Он поел. Чулан закрыли.
Лег. Подушкою рука.
Значит, вот, как люди жили
В эти древние века.
Хорошо, что в Риме ночи
Очень теплые. Уснул.
Кто теперь он? Скот рабочий.
Собственность, хозяйский мул.
Вместо пышного обличья
Города, что центром стал
Мира, символом величья,
Он изнанку увидал.
Солнце даже и не встало,
А его уже трясут.
— Поднимайся, Убирала!
Или как тебя зовут?
Дома спал бы в это время
Он еще без задних ног.
Сам он выбрал это бремя,
Простодушный дурачок.
— Вон стоят твои орудья
Все в углу до одного.
Здесь, смотри, такие судья,
Не прощают ничего.
Никогда еще уборкой
Он себя не утруждал.
Но из страха перед поркой
Он метлою замахал.
Двор он вымел. Вроде чисто,
Оценил свой новый труд.
В дом отправился он быстро.
Сколько всё же комнат тут!
Вымел комнату, другую,
Просто выбился из сил.
А работу вот такую
Как-то раньше не ценил.
Он присел в углу. Немного
Отдохнуть от этих дел.
Тут вошел хозяин. Строго
На него он поглядел.
— Это что еще такое?
Ах, ты лодырь, черт возьми!
Поведение такое
Исправляется плетьми.
И за волосы хватает.
— Мне не нужен раб-лентяй!
К полу низко наклоняет
И хлестать его давай.
Порка та была короткой.
Но обиднее всего:
Пальцем, а не то, что плеткой,
Не касались до него.
— Мой урок не очень трудный,
Чтоб его позабывать.
Ни минуты, ни секунды
Раб не должен отдыхать.
И до вечера парнишка
Моет, скоблит, драит, трет,
Озираясь, как воришка:
Не хозяин ли идет.
На спине лежать не может
И не может он уснуть,
Мысль одна его тревожит:
Как отсюда улизнуть.
Дверь подергал он тихонько.
Дверь закрыта на засов.
Можно железякой тонкой
Сдвинуть. И бывал таков!
В этот день он так старался,
Не присел и не прилег.
Ни на что не отвлекался.
Да! На пользу был урок.
Вот и ножичек нашелся.
Что ж! Мы ножичек возьмем.
Оглянулся и утерся.
Пот бежит с него ручьем.
Вечером пришел хозяин,
Ходит из конца в конец.
— Ну, сегодня вижу, парень,
Потрудился. Молодец!
Порцию ему двойную
Повелел он наложить.
— Как работу мне такую
Щедро не вознаградить!
Вот и ночь. Ему не спится.
Да и как же он уснет?
Ведь сегодня, словно птица,
Он на волю упорхнет.
Торопиться здесь не стоит.
Пусть уснут все крепким сном.
Подождал. Теперь откроет
Эту дверь своим ножом.
Вот и всё! Открыл он двери.
Шаг шагнул. Стоит. Затих.
Так крадутся только звери,
Чтоб никто не слышал их.
И у самого порога
Он увидел: раб сидит.
Перекрыта им дорога,
Мимо мышь не пробежит.
Нож — оружие. Несложно
Им охранника убить.
Только это невозможно,
Чтоб ему убийцей быть.
Это всё же не стрелялки.
Это ж человек живой.
Так что, мальчик, ёлки-палки,
В свой чулан иди, не стой.
Что такое? Храп он слышит,
С переливами при том.
Глубоко охранник дышит,
Значит, спит он крепким сном.
Не дыша, бочком выходит,
За собою дверь прикрыл.
Во дворе собака бродит.
Он, как статуя, застыл.
Подошла к нему собака.
— Ну, пожалуйста, пусти!
Ты ж хорошая, не бяка.
Дай отсюда мне уйти!
Есть душа и у собаки.
Почему бы не помочь?
И без лая, и без драки
От него отходит прочь.
Стену он перелезает.
Ни людей и ни огней.
А куда идти не знает.
Рим ночной еще страшней.
И по улицам ночного
Рима он искал нору,
Ног не чуя от такого
Путешествия к утру.
Рассвело. Глазам не верит.
Перед ним дворец. А вход,
Скалясь, мраморные звери
Охраняют круглый год.
А пока глазел, собралась
У дворца уже толпа.
И охрана показалась
Здесь у каждого столпа.
Вышла стража. И глашатай
К тишине людей призвал.
Тимофей, толпой зажатый,
На носочки быстро встал.
Вот выходит император,
В алой тоге облачен,
Всех побед организатор
И богов потомок он.
Вой такой — оглохнуть можно.
Как с концертом не сравнить
Поп-звезды, где очень сложно
Хладнокровье сохранить.
Но едва он поднял руку,
Всё затихло тут и там.
— Чтобы Рим не ведал скуку,
Зрелища народу дам!
В Колизеи начинаем
Грандиозные бои.
Всех бесплатно приглашаем,
Дети, римляне мои!
И опять такие вопли.
Все с ума сошли в конец.
Боги б в небе не оглохли,
И не рухнул бы дворец!
— Дам я вам не только зрелищ,
Хлеба и вина вам дам,
Чтоб напились и наелись,
Чтоб спустилось счастье к вам!
— Авэ, Цезарь! Слава! Слава
Пусть в веках твоя живет!
Кто налево, кто направо,
Расходиться стал народ.
— Колизей! — ревут повсюду.
— Там бои, вино, еда.
Лучше жить совсем не буду,
Если не пойду туда.
И захваченный потоком,
Словно щепка, Тимофей
К этим зрелищам жестоким
Унесен толпой людей.
Никакие стадионы
Не сравнить с ним. Колизей –
Это монстр, где миллионы
Побывали здесь людей.
Здесь всегда кипели страсти,
Здесь рекою кровь текла,
Рвали здесь людей на части,
Разрубали их тела.
Здесь, считай, почти весь город.
Тимофей бы не пошел,
Только очень сильный голод
В Колизей его привел.
Хлеб бесплатно раздавали.
Он наелся от души.
На трибунах восседали
Взрослые и малыши.
Громко трубы загудели,
Император дал сигнал.
На трибунах зашумели.
Час сражения настал.
Вот решетки поднимают.
И звучит приказ «вперед».
Гладиаторы шагают.
Многих смерть сегодня ждет.
Римляне не знают скуку.
Очень весело живут.
Император поднял руку,
Дал сигнал, пускай начнут.
Боевые колесницы
Выезжают из ворот.
По арене, словно птицы,
Мчатся. Колизей ревет.
А с коней слетают хлопья
Пены. И бойцы стеной
Встали. В них метаю копья.
Вот один упал, другой.
И всё ближе колесницы,
Косы острые блестят.
Не успеешь уклониться,
Сразу ноги отлетят.
Это бой, а не театр.
Здесь секунда дорога.
Вот отважный гладиатор
Прыгнул сзади на врага.
Он возничего пронзает.
И на стену всем бортом
Колесница налетает.
Все погибли. Кровь кругом.
Среди пеших оживленье:
Ведь врагов слабее рать,
Могут в этом столкновенье
Победителями стать.
Вот вторая колесница
Разбивается. И меч
Снова кровью обагрится.
Головы слетают с плеч.
Но редеет и пехота.
И не вытрешь пот с лица.
Умирать кому охота?
Все дерутся до конца.
С каждой жертвой рев сильнее.
