— Клянусь, у нее были только две ноги! — с жаром прошептал Оракул. — Честное слово! Признаюсь честно, я был пьян, но не настолько, чтобы не заметить шесть лишних ног! Ведь правда? Нельзя же настолько напиться? Прошу, скажи мне!

Я хмыкнул, пытаясь удержаться от смеха. Взглянул на покрасневшего до корней волос Оракула. Потом — на Арахну. И на бельишко у меня в руках.

— Ну… тебе в утешение я могу только сказать, что, судя по всему, конкретно в этих труселях есть дырки лишь для одной пары ног. Осталось только вспомнить, с какой конкретно персоны они были сняты… — проговорил я, разворачивая кружева. А они все не кончались и не кончались… Окинув взглядом открывшуюся взгляду финальную панораму, я задумчиво добавил. — Хотя иногда лучше не вспоминать.

Пока я освобождал несчастного Оракула от паутины, чувствуя, как ее желудочно-кишечная влага разъедает руки, к нам подъехали и припозднившиеся девочки. Не знаю, отчего они там задержались, но Ника казалась встревоженной — в отличии от Демки, сохраняющей демонстративное спокойствие. Под разъяснения Рыжего моя богиня ловко соскочила с лошади и подошла к нам.

— И почему я не удивлена, что последний пьянчуга из борделя оказался твоим знакомым? — проговорила она с шутливым сарказмом в голосе.

Эрик с улыбкой отвернулся.

Я зыркнул на нее исподлобья и, тоже улыбаясь, ответил:

— Ну… Может, потому что я — славный парень, и в городе меня каждая собака знает?

— Я — не собака! — обиженно отозвался Оракул.

— Ага. Ты — непонятый художник, свершающий возлияния на алтарь своего поруганного таланта, — насмешливо фыркнула Деметра.

— Вообще-то… — проговорил Рыжий, с прищуром разглядывая лежащее перед ним тело. — Даня, это же вроде тот самый мужик, который с криками «я тебя спасу!» голый кинулся на тебя перед королем, когда ты с Шивой с небес звезданулся?..

— Да ладно, — ахнула Демка. — Что, и такое было?

— Эй, не начинайте вот это, — поморщился я.

— Огнище! Точно, он! — рассмеялся Рыжий. — Парень, ты хоть скажи, чего бухаешь, и чем закусываешь, что тебя так кроет? Или фокус просто в том, чтобы не просыхать?

— Да что ты пристал к несчастному, — с искренней жалостью отозвался Эрик.

— Бухарь несчастным не бывает, только разве что, когда трезвый, — загоготал Рыжий. — После того, как высчитает площадь спущенных во хмелю парусов с чьей-то мощной кормы!

— Я не бухарь! — вскричал из глубины души Оракул.

— Эй, не кипятись!.. — попытался я притормозить его возмущение.

Но не тут-то было.

— Не бухарь!!! — во все горло с искренней горечью проорал он. — Я лишь совершил пусть и непривлекательный, животный, но тем не менее физиологически оправданный гормональным фоном и стадией развития телесной оболочки ритуал отвлечения мыслей от источника душевной встревоженности, и, хотя получил кратковременное удовлетворение, тем не менее испытываю глубочайшее отвращение от мучительного ощущения духовного падения! — выпалил он без единой запинки, рывком высвобождая ноги от последних сантиметров кокона.

Гасите свет.

У меня аж рот открылся от офигения.

И ладно бы у одного меня! Рыжий так выпучился, будто был тараканом, увидевшим приход дихлофоса. Ника охнула. Эрик стал серьезным. Арахна озадаченно хлопала ресницами. А моя Демка, нахмурившись, с таким выражением лица уставилась на Оракула, будто взглядом проводила ему МРТ головного мозга, и результат ей не нравился.

Но смешней всего отвалилась челюсть Лёхи, бряцнув по железной решетке.

Я больно схватил болтуна за локоть, но того по пьяной лавочке уже несло, как телегу по ухабам.

— И я не вижу ни единого повода насмехаться над этим! — дрожа от возмущения, выкрикнул он, выдергивая из моих цепких рук свой локоть. — Поскольку для человеческого тела справление естественных нужд хоть и представляет собой крайне неприглядный процесс, однако же является необходимым условием нормального функционирования заложенных изначально систем, и поскольку передо мной не херувимы, а вполне себе здоровые хероносцы, я не считаю себя обязанным оправдываться!.. Да, я выпил! И снял женщину, объемов которой не помню! Но я — не пьяница! Я…

— Ты — Оракул, — тихо сказала Демка, будто выдохнув это слово.

Но его услышали.

Арахна тоненько вскрикнула.

Оракул резко умолк, громко икнув. Пошатнулся и ухватился за меня, будто тонул. В его все еще пьяных глазах промелькнула мольба.

— Я?.. — растерянно пролепетал он, обводя слегка прояснившимся взглядом всех присутствующих. — Да нет, нет. Нет конечно, — натужно попытался он рассмеяться. — Я ж это… Того… Ну, просто… Ну, выпил просто… Вот… Я пьяница, правда!

Да, Станиславский сейчас точно схватился за сердце, от такого-то сценического мастерства. И в агонии умер обратно.

Едитский кебаб, Оракул, какого хрена?..

В самом деле, сколько же ты выпил, если считаешь, что та же Деметра поведется на вот этот твой Кабуки?

Чтобы не видеть происходящей сцены, я аж ладонью глаза прикрыл.

Еще бы уши выключить, чтобы совсем хорошо.

Но я продолжал слышать.

— Пьяница? — переспросила Демка, надвигаясь на нас со своим неумолимым диагнозом. — Способный выдать зубодробительную тираду, которую любой нормальный человек и прочитать без запинки не сможет, не то, чтобы выродить и озвучить?

— Идишь ты… — проговорил Лёха. — И правда похож!..

— Что значит «похож»? Да это он и есть, вон как глаза сразу забегали и в воздухе энергией запахло!

— Да я… Я не… — продолжал мямлить Оракул.

Тут уж я не выдержал:

— Хватит! Все. Конечная станция, приехали. И с платформы говорят: «Это город Ленинград». Спалился ты, братец, по-черному. И не говори, что я не пытался тебя остановить!

Оракул со вздохом опустил голову. Руки его, изъеденные соком паутины до красно-розовых отметин, безвольно повисли вдоль тела.

— Да знаю я… — пробормотал бедняга. — Всю твою матершину как собственные мысли слышу…

— Подождите, — проговорила Арахна, все еще с недоверием вглядываясь в лицо своей жертвы. — Получается, что я едва не съела… великого протобога?.. И даже не почуяла этого?

— Ну, видимо, энергию он контролирует куда лучше, чем язык, — со вздохом сказал я.

— И это вполне объяснимо, — проговорил упавшим голосом Оракул. — … поскольку энергией я владею уже много тысяч лет, а языком обладаю всего несколько месяцев.

— Отчего же вы не показали госпоже Арахне свою истинную сущность? — обеспокоенно проговорила своим нежным голоском Ника. — Ведь вы были в огромной опасности!

Оракул усмехнулся.

— Наивное дитя. Показать свою сущность зачем? Чтобы она сожрала меня в три раза быстрее?

Арахна глубоко вздохнула.

— О, зато с каким благоговением я бы это сделала… — почти сладострастно прошептала паучиха.

Деметра озадаченно посмотрела сначала на Оракула, а потом на меня.

— Не поняла. А что мешает покинуть тело, как это было с другими одержимыми, через которых ты вещал до сих пор?

— Ты видишь у меня белые глаза? — спросил ее Оракул, повернув лицо. — Слышишь тяжелое дыхание?

— М-мм… Нет, — озадаченно проговорила Демка.

— Так вот, я не гость в этом теле. Я и есть это тело.

Рыжий присвистнул.

Он собирался было тоже что-то сказать, но я так взглянул на него, что Рыжий умолк, еще не начав говорить.

— Давайте закроем тему, — попросил я. И, обернувшись к Оракулу, сказал:

— Отправляйся лучше обратно к своим жрецам. Я был неправ. Нельзя тебе одному по городу шастать. И озадачь там своих птиц хорошенько, пусть вместо того, чтобы раскачиваться без дела обустроят для своего бога нормальное жилище — с местом для сна, возможностью помыться, и приличную еду достают в положенное время. Ладно? А когда я вернусь, мы поговорим.

— Даня, ты что? — воскликнула Демка. — Нельзя его вот так отпускать! Он же и есть твоя удача. Не понимаешь? Он же может стать для нас настоящим маяком!