В первое мгновение я даже чуть было не поверил, что нахожусь в больнице. Но потом окинул взглядом голые каменные стены без единого окна, решетки на дверях и понял, что никакая это не больница.

— Где я? — голос мой прозвучал настолько чужеродно и сипло, что я сам удивился.

Мужчина в пижаме удивленно обернулся.

— В самом деле, просто запредельная скорость регенерации для человека, — проговорил он.

— Где я нахожусь, черт вас подери⁈ — уже громко выкрикнул я, чувствуя, как жжение внутри достигает предела, после которого мне будет трудно сдерживать рвущийся из груди стон. — Что происходит?

Не обращая на меня никакого внимания, доктор посмотрел куда-то вдаль над моей головой и сказал:

— Жизненные показатели у него в норме. Болевой порог почти на шестьдесят процентов выше средних показателей. Двигательная активность медикаментозно снижена до безопасного. Так что в принципе можете переводить его в главный блок, просто через пару часов я зайду и на всякий случай повторю инъекцию.

— Какую… какую еще инъекцию?.. — пробормотал я, пытаясь вывернуть голову и посмотреть, с кем разговаривает лысоватый ублюдок, но не смог

— … А потом начнем процесс подавления жизненных функций, и он будет готов к использованию, — продолжал тот, не обращая внимания на мой вопрос.

— Вы успеете решить этот вопрос до девятнадцати часов? — раздался в ответ, как мне показалось, молодой мужской голос.

— Да, разумеется.

— Хорошо. Только держите ситуацию под контролем. Я постараюсь вернуться к указанному времени, чтобы лично присутствовать на его первой жертве.

— Первой жертве?.. — эхом повторил я. — Что это значит?..

Я услышал звук шагов по бетонному полу, мерзкий скрип — и стук закрывающейся двери.

— Хоть бы… петли смазали, — проговорил я. — Слышь ты, лысый?

Но меня снова проигнорировали. Пижамный чувак, глядя мимо моего лица, принялся отсоединять провода и отключать один за другим свои загадочные аппараты.

— А ты на меня не смотришь, чтобы нежную психику не травмировать, что ли? — с усмешкой проговорил я. — Интересно, это помогает? Не снятся потом люди, которых ты вот так вот… катаешь?

— Ваш укор неуместен, — неожиданно ответил мне лысый. — Я никогда в своей жизни не причинил вреда ни одному человеку.

— Хочешь сказать, все, что ты делаешь со мной — мне на благо?

— Хочу сказать, что вы — кто угодно, только не человек, — отозвался доктор.

— Да что ты говоришь!..

Лысый в первый раз взглянул мне в лицо.

— Вы — Даниил Кораблев, погибший год назад в авиакатастрофе. Ваш энергетический фон не имеет аналогов, тело обладает способностью самовосстанавливаться. Ритуальный нож, которым пытались тронуть вашу грудную клетку, раскалился в руках святейшего патриарха и обжег ему руки. Так что если вы — человек, то я — инопланетянин. И довольно об этом.

Доктор взялся за каталку и, насвистывая, повез меня к двери с решеткой.

— Что со мной будет? — спросил я.

Тот пожал плечами.

— То же, что и с остальными нелюдями. Вы послужите на благо человечества.

Доктор стукнул в дверь, и ее с той стороны открыли два парня в черных костюмах.

Меня выкатили в длинный коридор, освещенный тусклыми желтыми лампочками, как в бункере, и повезли по нему мимо железных дверей. Возле третьей по счету стоял целый отряд охранников — не меньше десяти человек. В бронежилетах, с оружием. При виде каталки они расступились, давая дорогу.

Меня вкатили в большую комнату с каменными стенами, украшенными поблекшими и осыпавшимися росписями. В ближайшем углу сидел уже знакомый мне бронзовый сфинкс. Возле стены на похожей каталке я увидел Фортуну.

Она лежала с закрытыми глазами, будто мертвая. Под глазами — сине-зеленые мешки. На руках и ногах краснели следы ожогов. Медицинская распашонка топорщилась на беззащитном круглом животе.

У меня сжались кулаки, под языком стало горько. Серьезно? Они пытали беременную женщину только потому, что она — богиня? Да что за хрень творится в этом мире⁈

— Почему он под капельницей? — услышал я голос лысого. И, отвлекшись от Фортуны, повернул голову.

В центре комнаты располагалась камера со стеклянными стенами. Внутри виднелось деревянное ложе, покрытое какими-то мелкими значками. А чуть дальше в окружении трех медиков я увидел на каталке Януса. Его волосы остались медно-рыжими — такими, как в последний раз, когда я его видел. Могучее тело покрывала белая простынь. И к его руке действительно тянулась прозрачная трубочка капельницы.

— Господин Кулешов велел еще раз опустошить его до половины перед отправкой, — приглушенным голосом сказал один из сопровождающих Януса.

— Но у нас слишком мало времени, чтобы успеть восстановить его жизненные показатели и безопасно погрузить обратно в анабиоз!

— Господин Кулешов сказал, что его не сильно волнует то, в каком состоянии он прибудет в Лондон. Тем более, что эта добыча вообще не должна подлежать передаче в тот филиал…

Лысый оглянулся на меня.

— Давайте-ка выйдем на минуту в коридор.

И весь консилиум двинулся из комнаты на выход.

Когда за ними закрылись двери, веки Януса дрогнули и медленно приоткрылись.

— Ну, здорово, сукин сын, — шепотом проговорил он, скосив на меня глаза. Слабая улыбка проступила у него на губах.

Янус. Живой. В здравом уме и трезвой памяти!

На мгновение я забыл обо всем — и о том, где мы, и что перспективы маячат какие-то очень уж мутные, и про жжение в каждом сантиметре тела.

— Ян… — так же тихо отозвался я, чувствуя, как начинаю улыбаться, но почему-то косо и криво, как после анестезии у зубного. — Черт возьми… Как же я рад тебя видеть!

— Как был дурак, так и остался, — проворчал Ян, опуская веки, но все еще продолжая улыбаться. — Если во вселенной есть что-то неизменное, так это твоя жизнерадостная дурость.

— Но я тебя нашел!..

— Тише ты. Нашел он… Нет, ты не просто нашел, ты залез в ту же самую жопу, в какой оказались мы. Дерьмовое место. Сраные стражи. Видишь вон ту херню в стеклянном кубе? Это их жертвенный алтарь, где они нас убивают и снова воскрешают. Убивают и воскрешают…

Ян снова приоткрыл глаза и посмотрел на меня.

— Не думал, что когда-нибудь это скажу… Но, наверное, лучше бы ты нас не нашел.

Я хрустнул ремнями на запястьях.

— Да с хрена ли? Мы живы, и Фортуна с нами. Выберемся!

— Фортуна спит, Даня. А пока она спит, удачи нет ни у кого. У тебя — тоже. Так что, считай, здесь только ты и полумертвый Сет.

— Это не так уж и мало, — тихо ответил я.

Дверь нашей пыточной открылась, и Ян снова закрыл глаза, изображая глубокий сон.

В комнату вошли трое медиков и вкатили небольшой столик с металлическим подносом, на котором, поблескивая лезвиями и ручками, рядами лежали какие-то инструменты.

Покосившись на меня, один из псевдодокторов подошел и развернул каталку таким образом, чтобы я мог видеть только стену прямо перед собой.

Я слышал, как они суетились где-то там, позади. По всей видимости — вокруг Януса, негромко переговариваясь между собой на смеси латинских словечек и простого человеческого языка. Не знаю, что они там делали, но вскоре кроме их голосов я услышал сдавленное хрипение, переходящее в стон.

От ярости мне стало жарко. Вот ведь ублюдки!

Я изо всех сил напряг руки, в очередной раз проверяя надежность креплений. Они противно заскрипели, но запястья держали мертвой хваткой. С ногами была та же песня. Находясь всего в десятке шагов от Яна, я ничем не мог ему помочь!

От осознания собственной беспомощности у меня перехватило дыхание. Твою жеж мать.

А ведь Яну пришлось видеть, как похожим образом мучают его беременную жену. И он тоже ничего не мог с этим поделать, хотя мысленно снова и снова сдавливал руками их глотки и с хрустом ломал шеи.

И вдруг на всю нашу проклятую палату раздался нечеловеческий хриплый вопль: