— А-ааааа!!!

Поднос с гулким металлическим звуком громыхнул об пол, инструменты со звоном разлетелись в стороны. Кто-то пронзительно вскрикнул, и в стену передо мной, задевая каталку, со стуком влетел один из медиков. Оглушительные крики и сдавленный стон расплескались по комнате, отдаваясь гулким эхом от голых стен.

Изо всех сил вытянув шею, я увидел Яна, сидящего на своем ложе и одной рукой сжимавшего мучителя за шею.

— Давай, магистр, мочи гадов! — крикнул я, испытывая такую сатисфакцию от происходящего, что аж петь захотелось! Собрав всю волю в кулак, я забился в своих мягких кандалах, пытаясь освободиться.

А единственный уцелевший мужик в пижаме с криками бросился к дверям.

— Нештатная ситуация три-ноль! — заорал он, высунувшись наружу. — Вмешательство разрешаю!

Охрана влетела в палату, едва не подмяв себе под ноги щуплого медика, призвавшего их на помощь. Они всей толпой навалились на рычащего Яна, в то время как уже знакомый мне лысый мужик, влетев в помещение следом за охраной, на ходу готовил инъекцию.

— Помо… помогите… — просипел парень с разбитой головой, отлепляя себя от каменной стены рядом со мной. — Кажется… У меня сотрясение… Перелом…

— Уберите его отсюда! — крикнул через плечо лысый, брызгая из шприца в потолок. Пара охранников подбежали к пострадавшему, подхватили его под мышки и выволокли прочь из палаты.

А я криво улыбался разбитым ртом.

Так их, магистр. Пусть знают наших. То, что других убивает, для грифов — пища, дающая силу.

Краем глаза я видел, как Яну скрутили руки, и лысый сделал ему укол.

Еще несколько минут охрана удерживала пленника. И отпустили только когда он совсем обмяк.

Поругиваясь себе под нос, мужики начали расходиться. И я заметил, что все они бледные, как полотно, а пряди волос слиплись в сырые сосульки.

Похоже, Бельский говорил правду — им и правда непросто здесь находиться, в особенности если приходится напрягаться и энергично утихомиривать слишком активного пациента. Или, верней сказать, заключенного?..

Лысый дождался новую группу врачей, и вместе с ними ввез безвольно раскинувшегося на каталке Януса в стеклянный куб, и все звуки сразу стихли.

Что там происходило дальше, я уже не видел, потому что меня опять отвернули к стене.

Несколько минут я просто дышал, прислушиваясь к невнятным и едва различимым отзвукам за спиной.

А потом насильно запретил себе это делать.

Судя по всему, убивать Яна прямо сейчас никто не будет. Да и в любом случае, как я могу ему помочь, находясь в таком положении?

А значит, нужно сосредоточиться на более продуктивных задачах, чем мучительное сопереживание.

Например, довести свою ярость до предела и попытаться тем самым спровоцировать спящего чужого.

Я напрягся, нахмурился, стараясь вызвать эту странную тварь наружу, но все безуспешно. Она не реагировала на призывы и упреки. Все, что я мог — это сжимать кулаки от разочарования.

Что ж, ладно. Чужой — не единственный козырь у меня в рукаве, есть еще кое-какая возможность. И если ею воспользоваться как надо, все должно получиться!

А для этого надо остановить все эмоции и мысли. Сосредоточиться на внутренних ощущениях. Пусть у меня связаны руки, но кто сказал, что символ конструкта непременно должен быть написан всей рукой, а не, скажем, одним только пальцем?

Я закрыл глаза и попытался почувствовать свой источник энергии. Глухо. То ли меня каким-то образом уже хорошенько выкачали, то ли, наоборот, чем-то накачали, потому что какая-то неприятная сонливая ватность потекла по телу, проникая в сознание и не давая собраться.

От досады я хорошенько прикусил себе опухшую губу. Соленая жидкость плеснула мне в рот, и от боли в голове наступило легкое прояснение.

Ну давай же, Даня! Хотя бы что-то простое. Нож, например, чтобы освободить себе руки и ноги.

Оружие. Сталь. Острый. Гладкое блестящее лезвие, как бритва. Удобная рукоять.

Символ вспыхнул в сознании с такой четкостью, что я от радости чуть не выматерился вслух.

И медленно, с особой тщательностью повторил сложившийся в голове символ указательным пальцем, пытаясь так изогнуть кисть, чтобы призванный предмет упал ко мне на каталку.

И я неплохо рассчитал угол наклона, потому что он действительно появился прямо надо мной!

Вот только это был не нож, а зависший острием вниз хороший такой полуторный меч! И, блин, да, выглядел он очень даже острым!

Я дернулся всем телом в сторону — но это было совершенно напрасно.

Задержавшись на мгновение в воздухе, меч рухнул вниз. Он вошел в каталку легко, будто в именинный торт. Вжих — и утонул до половины в моей лежанке.

Аккурат между моих раздвинутых коленей.

Я медленно выдохнул.

Холодные капельки пота сползли с моего виска.

Хорошо, что он не воткнулся чуть выше. А то петь бы тебе, Даня, тенором!

Если вообще петь.

Опасливо покосившись в сторону двери я на мгновение аж дыхание затаил, прислушиваясь.

Но, судя по всему, местные инквизиторы были слишком заняты Яном, а охрана то ли ничего не слышала, то ли ей без особого разрешения было запрещено сюда заходить.

Вот только это ненадолго. Так что теперь мне терять было нечего!

Крепко зажмурившись, я стал придумывать самого жуткого монстра, какого только мог придумать. Здоровенного, мощного, страшного!

Главное — чтобы он меня слушался, как собака. Но понимал все, как человек, иначе как я с ним командами объясняться буду? На уровне Бельского, «дай» и «кака»? А еще моему монстру нужны руки, как у обезьяны, и, конечно же, острые зубы и когти! А еще лучше — две головы. Да, сразу две головы, и пасть такая, чтобы если укусил — то как в «Челюстях». Хрясь — и нет половины противника, только кишки по полу стелятся!

Я смело набрасывал целую кучу вводных, прекрасно понимая, что стопроцентного попадания у меня почти не случается, но, если соединить в одном конструкте несколько синонимичных понятий, шансов заполучить хоть один из этих признаков становится куда больше.

Несмотря на множество элементов, символ в моем сознании понемногу склеивался, пока, наконец, не обрел цельность.

Ну, давай, Даня.

Погнали!

И я принялся сосредоточенно и тщательно выводить пальцем загогулины конструкта. К сожалению, визуально я толком не мог проследить, все ли правильно рисуется. Но выбора не было, и действовать приходилось на ощупь.

Пространство слева поплыло, будто от сильного жара, и даже будто бы подернулось легкой дымкой.

А потом из пустоты на каменный пол шлепнулось мое чудовище, вынырнувшее из глубин небытия.

В том, что оно действительно когда-то плавало, не могло быть никаких сомнений, поскольку у зверюги имелись жабры, плавники и золотистая чешуя. Еще у нее наличествовали четыре руколапы, как у мартышки, и две акульи головы, по одной с каждой стороны туловища. Оно дернулось одновременно в разные стороны и странно, по-мышиному пискнуло.

Что же мне с рыбами-то так не везет?..

Не будь все остальное вокруг так плохо, я бы, наверное, заржал.

Но прямо сейчас мне смеяться не хотелось от слова совсем.

Рыба обиженно моргнула и тоненьким голосом пропищала:

— Ну и что за херню ты сделал?..

— Эмм… Не могу не согласиться, — пробормотал я.

Тут краем уха я услышал за спиной какой-то стук.

— Атакуй врагов, всех, каких только видишь! — крикнул я своей херне, выворачиваясь на каталке полубоком, чтобы увидеть хоть что-нибудь.

— Есть! — отозвалась моя акула и с громким заливистым лаем бросилась куда-то за горизонт моего обзора.

— Мортус! — последовал громкий возглас, и в тот же миг я услышал пронзительный собачий визг.

— Да что же это такое!.. — не выдержав, выругался я. — Ну давай, малышка, сожри их всех!!!

Ко мне неторопливой усталой походкой подошел лысый.

Выглядел он так, будто постарел лет на десять, или неделю не спал.

— Она не может, — сказал лысый и повернул меня лицом к центру комнаты.