ЗАКЛИНАНИЕ ПРИ ОХОТЕ НА ЛИСУ Встань, хозяйка мелколесья, встань, хозяин с бородою, поднимайся поживее, ждут тебя и окликают, здесь нужда в твоем народе. Волосков своих надергай, нащипай, нарви шерстинок, надери своих волокон, брось их к ждущему мужчине, к ожидающему мужу, вынянченному у груди. Ты бросала раньше, дева, на мои пути пушнину, делала мой край богатым, красным берег мой родимый. Муж красивый, красношлемый, Тапно белобородый! Красный шлем возьми с когтями, в землю коготь брось поменьше, в землю коготь брось побольше, на места моей охоты, на мои приспособленья. Пяйстярюс, чащобы дева, натряси своих волокон, набросай своей кострики на места моей охоты, на мои приспособленья. Мимеркки, хозяин леса, в шапке хвойной, с бородою! Мимеркки, хозяйка леса, с оловянными ножнами, с поясом из серебра. Раммикко, хозяин денег, Лоухи, Похьёлы хозяйка, звякни денежной рукою, прозвени десницей щедрой этой ночью, ночью первой, ночью среднею, второю, ночью третьего, последней. Если нету тех, кто ближе, пригони их издалека мимо девяти ловящих, через восьмерых смотрящих, через полдесятка ждущих на места моей охоты, на мои приспособленья. Пригони ты шерсть носящих на своих ногах проворных. Если нету тех, кто ближе, пригони их издалека, проведи равниной Похьи, наклоняя крышу Лаппи. Пусть бегут они быстрее, пусть проворнее несутся из краев неокрещенных, незнакомых, безымянных, из краев, где нет попов. Вицу в пять возьми саженей и т. д. ЗАКЛИНАНИЕ ПРИ ОХОТЕ НА ЗАЙЦА Уккойнен, отец всевышний, старец наш, владыка неба, с севера окликни тучу, с запада пришли другую, третью вызови с востока, тучи те столкни ты вместе, ты направь их друг на друга, веточкам моим дай меду из небес медоточащих, с тучи сладкого накапай, дай ты меду веткам средним. Все тут горькие побеги, лишь один побег медовый, что опущен в снег верхушкой, в небеса уперся комлем. На конце его распорка, лук, натянутый на комле. Я вчера ходил по лесу, там заметил я три замка, три дворца я там увидел. Есть из дерева, из кости, третья крепость вся из камня. Это крепость полководца. Шесть там золотых окошек на углу любого замка. Я смотрю вовнутрь в окошко, там дарительниц я вижу, там живут хозяйки стада, руки в золотых браслетах. Анникка, ключей хозяйка, Ева, дева-невеличка, ты пойди в амбар на горке, отпусти своих ягняток, пригони своих овечек. Пусть бегут они скорее, пусть они проворней скачут мимо всех чужих ловушек, под чужою западнею на места моей охоты, на мои приспособленья, прямиком к ловцу-герою, к мужу, ждущему добычи, вынянченному у груди. Если кто бежать не хочет, подхлестни его ты вицей, подгони его легонько, стегани концом хлыста, если кто сойдет с дороги, за ухо верни на тропку, хлестани кнутом ременным, мелкими хлестни камнями, сыпани вослед им галькой. В понедельник Кайнулайнен так и не вернулся и пришел только на следующий день, но, устав с дороги, решил сначала отдохнуть. Вечером Кайнулайнен все же кое-что спел и, закончив, стал уверять, что мне дня не хватит, чтобы записать все руны, которые он знает. На следующее утро я попросил его продолжить пение. Но он ответил, что, будучи старшим сыном в семье, он не может остаться в стороне от хозяйственных работ, это не понравится его братьям, а ссоры он не хочет. Кайнулайнен пообещал остаться дома в случае, если я найду ему замену. Я стал искать поденщика, но в эту горячую пору все были заняты делами. И мне пришлось примириться с тем, что Кайнулайнен вместе с другими отправился на работу. Я попытался найти поденщика хотя бы на следующий день, но мои попытки не увенчались успехом. Вечером Кайнулайнен с братьями вернулись из леса. Я поведал им о своей неудаче и стал уговаривать братьев рунопевца принять у меня дневной заработок поденщика с тем, чтобы они при возможности могли нанять его вместо остающегося со мной брата. Они обещали все взвесить и наутро приняли мое предложение. Теперь рунопевец был в моем распоряжении. Он был очень доволен этой передышкой и с радостью повторял, что никогда еще песни не приносили ему такой пользы. После обеда пошел дождь, и он обрадовался еще больше — мы-то были под крышей. Весь день, с утра до позднего вечера, я записывал его песни, не считая перерыва на обед и того получаса, пока он готовил кофе. Последнее было выражением его радости по случаю обретенной им свободы на целый день. Вообще-то здешние люди не привыкли к кофе, но Кайнулайнен приобрел кофейник и научился готовить его. Он был выборным церкви и, видимо, ради своего престижа приобрел этот предмет роскоши. Когда я вечером спросил у него, знает ли он еще руны, он ответил, что их, наверное, осталось не меньше, чем записано за день, но сразу все трудно припомнить. Я попросил его петь на тех же условиях и следующий день, но он посоветовал не тратить из-за него столько денег. «Завтра, — сказал он, — мы все останемся работать дома, и если вам удобно, можете записать и остальное, мне нетрудно петь и работать одновременно». Я согласился и на следующий день, сидя подле него, записывал карандашом все, что он диктовал.
|
