На бранном поприще искал мой предок славы,
А я мух колотил в деревне для забавы;
Мой предок для того без сна в трудах потел,
Чтоб после правнучек попил, поспал, поел». –
«Ты выслушай меня, – вскричала обезьяна: –
Вот я-то тварь была преславна
И много обществу я пользы принесла:
Изрядно кушала, изрядно и пила,
Отменно прыгала, кривлялась бесподобно,
Играла дамами, как шашками, свободно;
Щелка̀ла по носу и знатных я господ,
Хоть я была ничто, как гаер иль урод,
Достойный забавлять на ярмарках народ.
Пристойность, правда, стыд всегда мне были чу̀жды,
В религии совсем я не имела ну̀жды,
И будучи во всём глупее лошака,
Я принимала вид большого знатока;
В искусстве льстить слыла великой мастерицей,
В обманах, в хитростях поспорила б с лисицей;
На счёт других жила приятно, без забот,
И словом: я была скотина a la mode». –
«Ну, ты, хомяк, скажи, ты что был за детина?» –
«Ах! государь, я был торговый мужичина.
Товаром мелочным сперва я начал торг.
Стыд, правда, совесть, Бог –
На чисты денежки всё это продавалось:
Иной день раз пятьсот божиться мне случалось.
Когда же на̀жил я изрядный капитал,
То так богобоя̀злив стал,
Что лишь по старой я привычке плутовал:
За доброе, подчас, я продавал гнилое,
И брал не более как впятеро иль втрое.
Аршин и ножницы, весы, рука и взор,
Зуб каждый у купца и даже лавка – вор!
Не должен покупщик отнюдь обвёртке верить:
Готова и она обвесить и обмерить». –
«Молчи, подлец, – вскричал Салваназарадом, –
Ты счастлив, сделавшись по смерти хомяком!
Услышь меня, услышь всезиждущая сила!
О, если б ты закон такой постановила,
Чтоб всякий человек: судья, или купец,
Поп, воин, дворянин, учёный и кузнец,
Забывший совесть, стыд, закон, монарха, Бога,
Перед зерцалом ли, средь царского ль чертога,
Иль в доме собственном пируя за столом,
Ко удивленью всех, стал волком иль ослом,
Примеры б таковы безумцев устрашили,
И смертные себя и Бога б больше чтили».
_____________
Отрывки из «Пурсониады»
Из первой песни
1
Помилуй ты меня, о, Феб, парнасский бог!
Кого велишь ты петь, внушая мне восторг?
Ах! сжалься надо мной, чувствительная муза!
Могу ли я хвалить толь дивного француза,
Каков был некогда преславный Пурсоньяк:
В Париже продавал на рынке он табак,
Герой был в кабаках и первый жрец в харчевнях;
Шумел на площадях, смирялся он в деревнях,
Где часто странствовал для чёрствого куска,
Где бледная его, голодная рука,
Тряся котомкою, прохожих умоляла,
И с жадностию хлеб насущный принимала!
Из нищих вдруг потом попался Пурсоньяк
В число мошенников, воров и забияк;
Потом он заклеймён и сослан на галеру,
Но земляков своих последуя примеру,
Чудесным образом в Россию убежал,
И ссылочный француз как солнце возблистал.
2
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Восстал француз, но ах! от слабости шатался;
Вотще он воздухом, как манною, питался:
Лишь первый шаг ногой дрожащею ступил,
Зефир с насмешкою француза повалил;*
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Внезапно выглянул из ада Вельзевул,
Во всю бесовску мочь он крикнул: «Караул!»
И к Гладу так вещал: «О, подлый забияка!
Вот до чего довёл ты славна Пурсоньяка!
Познай, что сей француз мой искреннейший друг;
Ступай к нему, ступай скорее для услуг!»
Уродливый скелет, вооружась клюкою,
Пустился в дальний путь с походною сумою;
По рёбрам повязал широкий он кушак
И пламенный надел на голову колпак;
Гремит он на бегу иссохшими костями,
И челюсть искривив, гигант стучит зубами;
Траву, и дерево, и корни, и цветы
Терѐбит, гложет, жрёт, глотает всё в пути.
«Возможно ль! – он кричит: – я должен быть слугою,
Вот как ругается царь адский надо мною!
Нет, Вельзевул! хотя ты знатный господин,
Но Голод в пекле тож имеет знатный чин,
И род мой твоему ни чём не уступает:
Почтенна Смерть меня отменно уважает;
Война сестра моя, а Нищета кума,
Родная тётка мне сиятельна Чума,
В великой дружбе я с учёностью бываю,
И часто чудеса творить ей помогаю.
О, сколь поругана высока честь моя:
Холопом буду нынь у санкюлота я!*
Хоть должен выполнить бесовско повеленье,
Но Стиксом я клянусь питать к французам мщенье.
И в помощь пригласив Разврат, Болезнь, Войну,
Обрушу гибель всю на горду их главу!»
