— Звала, княжна? — спросил Нелюб, одаривая её таким небрежным поклоном, что, если бы на месте зазимца был её собственный слуга, Мстиша бы велела его высечь.

Снисходительная миролюбивость, в которой Мстислава пребывала, разом слетела с неё. Тут же вспомнились все события минувшего дня, то, как этот мужлан в открытую называл её беглянкой, как непочтительно обращался с нею.

— Звала. — Поджав губы и задрав подбородок, пытаясь успокоиться, она принялась перебирать камешки бирюзы в ожерелье. — Помнишь ли, давеча я тебе награду пообещала?

Замешательство на лице Нелюба вдруг сменилось пониманием. Он чуть мотнул головой, тихо хмыкнув себе под нос, и усмехнулся, на миг обнажив ровные белые зубы.

— Помню, как забыть, — помытчик почесал короткую, под стать волосам и бровям чёрную бороду. — Не тревожься, княжна. Как в Зазимье прибудем, князь Любомир, свёкор твой, со мной сочтётся.

Мстиша вспыхнула.

— До Зазимья ещё доехать надобно, а свёкра пока у меня нет!

Нелюб выпрямился, расправив плечи и заложив левую руку за пояс, и слегка прищурился, внимательно изучая лицо княжны. Мстиша почувствовала, как под этим нетаящимся, дерзким взглядом всё её нутро сжалось в комок. Она заставила себя смотреть на него в ответ.

Вчера Нелюб показался Мстише середовиком, но сейчас, в солнечном свете, девушка увидела, что он годился в ровесники Хорту. Или Сновиду. Зазимец был крепкий, поджарый и — Мстислава уже знала — сильный. Но кроме телесной силы девушка чувствовала иную, не видную глазу. Ту, что позволяла ему вот так смело смотреть на невесту своего господина, ту, что выковывалась годами и отлилась побледневшими рубцами на лице, ту, что Мстислава ощущала всем своим естеством. Ощущала и ненавидела.

— Проси, чего пожелаешь, — упрямо проговорила девушка.

— Просить мне нечего, у меня всё есть, а коли нет, так руками-ногами Отец Небесный не обделил, сам добуду.

Пальцы Мстиславы застыли, сжав бусину так крепко, что побелели костяшки. Девушка продолжала испепелять зазимца взглядом, ожидая ответа. Тогда он усмехнулся ещё более откровенно и тряхнул головой, убирая лезшие в глаза вороные кудри.

— Мне твоего поклона и благодарности бы с прибытком хватило, да, видно, в княжеском тереме словам таким не учат, — спокойный голос Нелюба гулко проносился по всей поляне, — а с поклона, поди, голова отвалиться может.

Воцарилась совершенная тишина, которую через миг разорвал хлёсткий звон пощёчины.

Мстислава пожалела о содеянном тотчас. Она не услышала, а почувствовала тихий, звериный рокот в груди Нелюба. Он не шелохнулся, продолжая смотреть на неё, но княжна видела, как натянулось сукно вокруг налившихся предплечий. На левой щеке помытчика, прямо поверх шрама будто страшное родимое пятно расплывался бледно-алый отпечаток её ладони.

— И жито забыто, и пиво не в честь, — процедил он. — Что ж, благодарствую, княжна. — Нелюб поклонился до земли. — Вовек твою награду не забуду.

Он обжёг Мстишу последним коротким взглядом и, развернувшись, так же спокойно, как и прежде, зашагал восвояси.

‿︵‿︵‿︵‿︵‿︵‿︵

Всю дорогу до Осеченок Мстислава не снимала позабытый было плат. Она спряталась за покрывалом невесты, словно окрутник за колядной личиной, но и сквозь решечатую завесу видела маячившую впереди спину зазимца.

Мстиша почти не помнила, как они добрались, как её отвели поклониться Богине. Вопреки обыкновению, в святилище княжна почувствовала себя ещё хуже. Раньше Мстиша не сомневалась, что Небесная Пряха на её стороне. Она сама была женщиной и могла понять сердце княжны. Но нынче, когда Мстислава стояла на коленях перед деревянным изваянием, в суровом лике Матери ей впервые в жизни почудилось осуждение.

Впрочем, предаваться излишним терзаниям было недосуг. Мстиша добилась своего, и грядущую ночь путники собирались провести на постоялом дворе Осеченок. Хотя Хорт и пытался создавать как можно меньше шума, приезд таких гостей не мог пройти незамеченным, и Мстислава не сомневалась, что вести о её прибытии уже достигли Сновида. Радостный трепет и волнение постепенно вытеснили тревогу, и княжна с удвоенной силой принялась воплощать в жизнь замысел, который они так долго лелеяли.

Всё было готово ещё в Медыни, поэтому Мстиша лишь по новому разу проверяла содержимое сумы да перекладывала кое-какие вещи из сундука с приданым в дорожную укладку. На подворье ей отвели лучшие покои, но и те оказались тесными и тёмными. В другое время Мстислава бы не стерпела подобного, но нынче княжна не замечала неудобства, а только возбуждённо порхала, заканчивая последние приготовления, почти позабыв о больной ноге.

Векша, ни жива ни мертва, сидела у порога, не сводя полных невысказанной мольбы глаз со своей госпожи.

— Всё сделала, как я велела? — не глядя на чернавку, бросила из-за плеча Мстислава.

— Да, княжна.

— Вот и славно. Ну, что ж, последняя ночь осталась. — Разрумянившаяся Всеславна наконец присела на краешек кровати и сложила беспокойные руки на коленях. — Ох, сердце так и колотится. Уснуть бы теперь. А то, коли глаз не сомкну, поутру буду снулая да бледная, негоже перед ладушкой такой показываться, — озабоченно проворковала девушка.

— Не тревожься, княжна, нет тебя краше. А сон твой я постерегу.

Мстислава только теперь прямо посмотрела на служанку.

— Что это ты мямлишь, точно помирать собралась? — с упрёком спросила княжна. Печаль Векши отравляла её счастливое воодушевление и поднимала со дна рассудка запрятанные, нежеланные мысли. — Да перестань глядеть, будто побитая собака! — начала злиться Мстиша.

— Прости, княжна. Не гневайся. Только я нынче стала Стояне завидовать. Она хоть горе своё отгоревала, да знает, что рано ли, поздно ли, ты пришлёшь за ней.

Мстислава скривилась, будто съела пригоршню недозрелого крыжовника. Едва ли она взаправду думала о том, чтобы вызвать к себе няньку, когда пообещала это старухе. С другой стороны, кто знает, не станет ли ей одиноко на чужбине. Ведь Векша права. С ней она, действительно, расставалась навсегда.

Мстиша нахмурилась. В её замысле была предусмотрена каждая мелочь, каждая подробность, но о судьбе своей самой близкой и верной служанки княжне и не пришло в голову позаботиться. Всеславна не хотела замечать, что чернавка едва притрагивалась к пище, почти не разговаривала и напоминала скорее тень, нежели живого человека. За собственными переживаниями и надеждами до Векши ли было Мстиславе?

Княжна тряхнула головой, гоня от себя непрошеные думы. Идти на попятную всё равно было поздно.

Решение нашлось быстро.

— Подай уборный ларец, — велела Мстислава.

Векша повиновалась, и, отомкнув тугую крышку, Мстиша принялась рыться в досканце, перебирая позвякивающие украшения. Она достала из вороха одежды платочек и стала накидывать в него перстеньки, подвески, шелестящие мониста.

— Вот так, — удовлетворённо сказала княжна, любуясь на выросшую блестящую горку. — Да ещё убор мой, должно быть, к тебе перейдёт, — неуверенно добавила она и прикусила губу. Никто из них не знал, чем могла закончиться Мстишина затея для Векши. — На, бери! — Мстислава накрепко увязала ларечную кузнь в ткань и протянула чернавке.

Векша испуганно отмахнулась.

— Что ты, княжна, как можно!

— Не дури, Векша! Говорят тебе, бери, пока я не передумала. Поди, заслужила. Кто знает, как оно обернётся.

Мстиша всучила служанке платок и, кажется, тотчас забыла и о нём, и о служанке. Дело сделано, она откупилась от Векши единственно известным ей способом, теперь главное было заснуть.

— Со вторыми петухами разбуди. Не позже, — велела Мстислава и, не раздеваясь, повалилась в кровать.

‿︵‿︵‿︵‿︵‿︵‿︵

Мстиша волновалась так, что поджимались пальцы на ногах, но она не могла хотя бы издали не посмотреть на отбывающий поезд. Куда разумнее и безопаснее было бы переждать в маленькой каморке, которую ей накануне заручила у хозяина Векша, но княжна должна была убедиться собственными глазами, что всё получилось.