Двигались саксы двумя колоннами, Элла и Осберт действовали порознь, не желая иметь друг с другом ничего общего, но в бой они пойдут вместе, и будут вынуждены всякий раз оглядываться, не предал ли ещё союзник? С такими союзниками и врагов-то не надо, и это снова давало нам преимущество.

Весь Йорвик тут же оживился, словно просыпаясь от зимней спячки, норманны с утроенными силами принялись за строительство укреплений, саксы тихо радовались скорому освобождению, веря в победу своего короля. Каждый день мы дежурили на стене, высматривая, что происходит в лагере Эллы, расположившемся на поле напротив города.

Саксы остановились там, решая, что делать дальше. Повторить наш собственный трюк у них не выйдет, мы оставались бдительными и днём, и ночью, круглосуточно наблюдая за подступами к стенам. Тут были и наши лучники, немногочисленные, но меткие, и мои камнемёты, как их прозвали в войсках, и простая пехота.

— Вот бы по их лагерю из камнемётов долбануть, — сказал Лейф.

Мы стояли на стене, наблюдая, как вдалеке копошатся обозники саксов, напоминая рабочих-муравьёв.

— Бранд, может, дострелим? — спросил он. — Вдруг получится. Натянуть посильнее, и всё.

— Нет, — отказал я. — Надо подпустить поближе.

Война — это путь обмана, недаром здешний бог войны, Один, зовётся ещё и Отцом Лжи.

Нельзя раскрывать наши преимущества раньше времени. До лагеря саксов мы всё равно не дострелим, а вот принцип действия раскроем, и в атаку они пойдут не плотными рядами, а поодиночке и короткими перебежками, собравшись вместе только перед самым последним рывком. А если мы станем тянуть чересчур сильно, то верёвки просто лопнут, и мы останемся без наших онагров.

Рагнарсоны тоже замыслили хитрость. Самое главное на войне это не бить сильнее и не убить как можно больше, самое главное — перехитрить врага. Ещё лучше, конечно, заставить его сложить оружие без боя, но пока что саксы были настроены решительно. Братья намеренно оставили городские ворота без внимания, когда ремонтировали стену, и теперь они выделялись на фоне остальной стены как гнилой зуб. Ударь сюда, и защита рухнет, вот только сразу за воротами атакующие попадут в западню из ещё одного ряда укреплений. Достаточно самонадеянный план, но можно было полагать, что саксы так и поступят.

Но прежде, чем атаковать, саксы выслали переговорщиков. Это значило, что в своих силах они не уверены.

Из саксонского лагеря выехали несколько всадников, какой-то олдермен в кожаном шлеме и плаще из медвежьей шкуры, пара воинов из его личной охраны и пятеро священников верхом на осликах.

Бескостный лично вышел на стену, чтобы выслушать их предложение.

— Я — олдермен Херебрюхт! Я говорю от имени короля Нортумбрии! — прокричал переговорщик, остановившись у стены.

Херебрюхт, несомненно, понимал, что всю их делегацию могут нашпиговать стрелами по первому же знаку Бескостного, но держался в седле уверенно и прямо. Зато священники за его спиной нервно поглядывали то на него, то друг на друга, то на стену, заполненную ужасными норманнами.

— Которого из них? — спросил Ивар.

Олдермен оглянулся на лагерь, на своих сопровождающих.

— От имени короля Эллы! Он предлагает вам почётную сдачу!

— Элла желает сдаться? Так чего он сам не пришёл? — спросил Ивар.

Викинги на стене захохотали, Херебрюхт покраснел, но сумел сохранить достоинство.

— Вы должны освободить город и покинуть его! В обмен на это вы получите золото! И жизнь! — продолжил он.

— Пусть Элла придёт и заставит нас это сделать, — бросил Ивар, развернулся и ушёл, не дожидаясь ответа.

— Да будет так, — сказал Херебрюхт.

— Сегодня священный день! — воскликнул один из сопровождающих его священников, скособоченный и горбатый. — Вход Господень в Иерусалим! И король Элла, как и Господь наш Иисус Христос, войдёт в город истинным царём!

Они развернулись и уехали, сопровождаемые жестокими насмешками, свистом и улюлюканьем. В город-то Элла войдёт, а вот выйти из него живым уже не сможет. Скоро всё начнётся.

В лагере саксов началось движение, воины выходили и вставали в строй, но не для того, чтобы пойти в атаку, а для богослужения и причастия. Священники ходили чёрными воронами по полю, благословляя саксов на битву, а мы наблюдали за всем этим с городских стен.

Саксы не просто причащались, они напивались допьяна, чтобы вселить в себя хоть немного храбрости. Даже в священный день, с благословением и осознанием того, что им предстоит сражаться за правое дело, они боялись.

Среди норманнов некоторые тоже пили перед боем, но никто не стремился нажраться до беспамятства. Лишь немного разгорячить кровь.

И очень скоро на краю саксонского лагеря начали выстраиваться боевые порядки. Клин. Стена щитов. Скьялдборг.

Первыми шли самые храбрые и сильные воины, с головы до ног закованные в железо, призванные проламывать вражеский строй, рассекать его надвое. Те, кто умел и любил сражаться. Позади толпились самые робкие, ополченцы из фирда, готовые в любой момент развернуться и дать дёру. А сразу за ними катили таран из тяжёлого обтёсанного бревна, укрытый деревянной крышей.

Затрубил рог, саксы двинулись шагом, экономя силы для битвы, но с каждым шагом они грохотали оружием о собственные щиты, пытаясь внушить страх в наши сердца и посеять уверенность в своих. Многие кричали, вопили оскорбления и проклятия так, что слова долетали даже до стен.

Я дождался, пока задние ряды саксов доберутся до первой вешки, воткнутой прямо в землю высокой ивовой ветки.

— Заряжай, — приказал я. — Дистанция двести. По тарану не бить.

Олаф и Токи начали крутить ворот, в ложе онагра закинули камень, один из специально отобранных среди прочих.

— Бей, — сказал я.

Кьяртан выбил стопор уверенным ловким движением. Метательное плечо с размаху врезалось в укреплённую балку, отправляя снаряд в полёт, и мы, как завороженные, следили за его траекторией. Камень пролетел над головами первых рядов саксов, заставляя их пригибаться от страха, и рухнул точно на задние, собирая кровавую жатву. Разбежаться ополченцы не успели, построение оказалось слишком плотным, а паника — слишком сильной.

Заранее пристрелянные орудия — залог победы, и я пожалел, что не удосужился изобрести пушки и порох. Всего один залп картечи мог бы обеспечить нам решительную победу.

— Свистящие заряжай, — вновь приказал я.

Онагров у нас было всего три, но я полагал, что больше нам и не понадобится. Саксы либо дрогнут и побегут назад, либо доберутся до стен и мы будем драться уже по-старинке. После одного камня они не дрогнули. Просто пошли чуть быстрее, обходя раздавленных камнем соплеменников и ломая при этом строй. Они ещё не перешли на бег, но заметно ускорились.

— Дистанция сто пятьдесят, — сказал я. — Бей.

Стена задрожала от синхронного удара трёх онагров, камни снова полетели, вселяя ужас в сердца несчастных саксов оглушительным свистом. Пусть думают, что это вопят банши, сражающиеся на стороне демонов-норманнов. В цель попали только два снаряда, разбрасывая своих жертв переломанными куклами. Саксам приходилось подниматься вверх по склону, и камни ещё и продолжали катиться после падения, иной раз даже так находя себе цель.

Над полем вместо проклятий и оскорблений звучали крики раненых и просьбы о помощи, но армия Эллы упрямо шла вперёд, хоть я и видел, как некоторые ополченцы падают на ровном месте, притворяясь ранеными, чтобы не идти в битву.

Лучники открыли огонь, запели тетивы. Саксы прикрывались щитами, на которых теперь словно само собой вырастало белое оперение, но стрелы всё равно находили то одну, то другую цель.

— Всё, готовимся встречать, — громко произнёс я. — Все за мной!

— Бранд, ещё раз успеем! — возразил Кьяртан.

— Нет! За мной! — приказал я.

На близком расстоянии от онагров уже нет особого толку, дальше пусть работают лучники. А мы пойдём встречать дорогих гостей.

Саксы шли именно туда, куда было нужно, к воротам. Прямо в пасть к тигру.