Асмунд, светлоликий красавчик, выглядящий так, словно полчаса назад вышел из барбершопа. В любую свободную минуту он расчёсывал волосы и бороду гребнем и умасливал их какими-то снадобьями.
Токи, недалёкий и доверчивый парень, объект беззлобных шуточек всей команды, но в бою надёжный и храбрый. И Рагнвальд, жестокий и набожный, знаток всех примет и суеверий, которых здесь оказалось гораздо больше, чем я предполагал.
Это те, кто мог идти и сражаться. А наши раненые постепенно отходили в мир иной, один за другим, и мы вынуждены были останавливаться, чтобы вырыть очередную неглубокую могилку в стороне от дороги. Надежд, что кто-то из них выкарабкается, было мало, но Кетиль Стрела и ещё трое бедолаг пока держались. За ними ухаживал Хромунд, меняя им повязки и давая питьё, но на этом, собственно, вся медицинская помощь заканчивалась.
Я же, хоть и несравнимо больше разбирался в полевой медицине, к раненым не лез. Ничего сверх того, что уже делал Хромунд, я сделать не смогу, по крайней мере, здесь и сейчас, а лишний раз тревожить раны не стоит.
Мы шли на юг, навьючив всю нашу добычу на лошадей, а себе оставив только оружие и щиты. Эту местность никто не знал, и мы опасались преследования или засады. В конце концов, местные жители жаждали мести и легко могли бы перестрелять нас из придорожных кустов.
Нас выручало только то, что никто не знал, куда мы направились, последнее, что саксы знали наверняка, так это то, что мы вернулись к берегу. А в стычке на пляже никто из мерсийских ополченцев живым не ушёл. Конечно, любой толковый следопыт вмиг определит, сколько нас и куда мы направляемся, но небольшая фора всё-таки у нас имелась, и я хотел воспользоваться ей в полной мере. Так что темп с самого начала мы взяли приличный.
— Куда мы так спешим? — проворчал Вестгейр, когда наш кормчий по моему совету отдал приказ выступать.
Я старался держаться рядом с Гуннстейном, видя растерянность старого морехода на суше. Похоже, прежде ему не доводилось командовать в таких условиях. Так что я помогал ему советами, насколько мог, хотя, по сути, он просто транслировал мои приказания.
— За пределы Мерсии, — откликнулся я.
К этому моменту я постарался разузнать, что вообще творится в Англии. Остров был разделён на несколько королевств, самыми важными и крупными из которых были Нортумбрия, Мерсия, Восточная Англия и Уэссекс, которые, словно жабы и гадюки, соперничали между собой. Как пауки в банке. Рано или поздно один из королей объединит весь остров, хотя лично я бы предпочёл, чтобы всё оставалось как есть, а мелкие местные корольки продолжали грызться между собой, не влезая в дела на континенте.
Благо, тут хватало своих проблем. На западе — валлийцы, коренные жители острова, пышущие ненавистью к захватчикам-саксам, на севере — скотты и пикты, точно так же ненавидящие англичан. В соседней Ирландии, разделённой и раздробленной, где у каждой навозной кучи объявлялся собственный король, вовсю хозяйничали викинги, в основном, норвежцы, как и на других близлежащих островах вроде Оркнеев или Гебридов.
Поэтому я стремился покинуть Мерсию как можно скорее, ведь на территории соседнего королевства нас могли встретить совсем иначе. Особенно, если мы поделимся долей добычи, взятой у соседа.
Ближе всего находилась Восточная Англия, болотистая, бедная земля, и мы шли именно туда. Сперва надо уйти из Мерсии, а дальше будем действовать по ситуации. Всё равно любые планы имеют свойство рушиться в самый неподходящий момент.
— Лучше бы лодку какую нашли, ей богу, там, в камышах, наверняка притоплены были у местных, — сказал Хальвдан. — А то вот так сапоги стаптывать…
Мореходы летом и лыжники зимой, норвежцы терпеть не могли ходить пешком. Но деваться всё равно некуда, и мы шли вдоль берега, низиной, подальше от любопытных взоров местных крестьян. Ладно хоть совсем бестолковых в команде не оказалось, и ноги себе никто не натёр, как я поначалу опасался.
— И как бы мы все туда поместились? — возразил Кьяртан. — Да и нашу «Чайку» менять на рыбачье корыто? Нет уж, я лучше пешком.
— Парни, а как вообще та деревня называлась? — спросил Торбьерн. — Я сочиняю сагу, мне надо знать, где это происходило.
— Пёс его знает, — хмуро ответил Гуннстейн.
— Говенбург, — процедил Олаф.
— Дерьмоград, — произнёс Лейф.
— Да идите вы, — обиделся Торбьерн. — Я же серьёзно спрашиваю!
— А мы серьёзно отвечаем, — расхохотался Лейф. — Какая разница? Эти саксонские деревни все одинаковые.
— Ладно, попробую так, без названия, — нахмурился Торбьерн. — Слушайте.
— Давай в другой раз, Торбьерн? — попросил Олаф, но мой кузен его проигнорировал.
— Звон мечей кровавых! И звенящих копий! — нараспев начал декламировать Торбьерн, громко и с выражением. — Вот тут я не придумал, тут надо было название деревни… В сече жаркой славу! Добывали вои!
Стихи Торбьерна были не то что совсем паршивыми, скорее, посредственными, но почти все норманны скрывали усмешки и качали головами.
— Торбьерн, прекрати, во имя всех богов! — взмолился Лейф.
— Брат, зачем тебе в одной строчке «звон» и «звенящих»? — спросил я.
Кузен завис на несколько мгновений, поскрёб светлую бороду.
— Тебе не понять, ты всё равно никогда не разбирался в поэзии, Бранд, — произнёс он.
— Конечно, куда уж мне, — усмехнулся я. — Но в самом деле, давай пока без песен. Дома будем песни петь, не здесь.
Остальные викинги закивали, соглашаясь с моими словами, лишь бы избавиться от поэзии Торбьерна хоть на какое-то время.
— Верно, будешь тут петь, саксы нас услышат, — сказал Токи.
— И помрут со смеху от такой поэзии! — выпалил Олаф.
Взрыв хохота. Заржал даже вечно хмурый Хромунд, даже раненые, кривясь от боли, улыбались. Только Токи и Торбьерн залились румянцем, но в глазах у них всё равно плясали смешинки.
Иногда такие моменты жизненно необходимы, не только для сплочения коллектива, с этим у норманнов был полный порядок, но для того, чтобы не сойти с ума от постоянного напряжения и стресса. А стресса нам всем в последнее время досталось с лихвой.
Дорога постепенно превращалась в топкое месиво, идти становилось всё тяжелее, и я понял, что если бы не захваченные лошади, нас бы давным-давно догнали и схватили. О том, что здесь делают с пленными викингами, я старался не думать. Наверняка ничего хорошего.
Изредка встречались наведённые гати из скользких подгнивших брёвен, по бокам от которых разливалось настоящее болото, иногда тропа внезапно кончалась, чтобы найтись снова через несколько метров. Нам нужен был проводник, кто-то из местных жителей, и, желательно, не носящий фамилию Сусанин.
Вот только деревни, встречающиеся нам на пути, мы старались обойти стороной. Добычи у нас и так хватало, еда и фураж имелись в избытке, так что нам не было нужды грабить кого-то ещё, чтобы выжить. Хотя если судить по темпам, с которыми убывала провизия, уже через несколько дней нам придётся охотиться или грабить селян. Полторы дюжины взрослых мужиков и десяток лошадей жрали очень и очень много.
Мы шли весь оставшийся день почти без остановок, лишь дважды Гуннстейн по моему совету объявлял привал, чтобы пообедать и поужинать, но даже эти перерывы были короткими, как любовь за деньги. Костров не разводили, пищу не грели. Перекусить, оправиться, шагом марш дальше.
Викинги, само собой, тихо роптали, ворчали, но всерьёз никто не пытался оспаривать наши решения. Кетиль Стрела повёл бы нас точно так же, и в те редкие моменты, когда он приходил в сознание и Хромунд тихо рассказывал ему о происходящем, наш хёвдинг молча кивал, а значит, одобрял все действия Гуннстейна.
Впрочем, хёвдинг приходил в сознание всё реже и реже, у него началась лихорадка, и я не был уверен, что он дотянет до завтрашнего утра. Если бы не распоротые кишки, он, может, сумел бы выкарабкаться, но начавшееся воспаление не оставит ему никаких шансов.
Если бы Кетиль погиб в том бою, то командование «Чайкой» на себя принял бы его ближайший родич, Онунд, его племянник, но и сам Онунд теперь лежал в сырой земле, а снекка Кетиля покоилась на дне безымянной бухты. Так что мы теперь были командой без корабля и капитана, и вместе нас удерживали только родственные узы и необходимость выбраться из Англии.
