Над головой Влада что-то хлопнуло и он, глянув наверх, увидел, как один из уцелевших парусов, только что надувавшийся попутным ветром, бессильно повис на мачте.

-Ветер сменился! – крикнул с соседнего дромона префект Геннадий.

-Вижу! – рявкнул в ответ Влад и, обернувшись к Левию, бросил, - оставляю корабль на тебя. Моли своего Яхве, чтобы он сохранил «Морского князя» – иначе и я со дна морского взыщу за его потерю.

Ответить Левий уже не успел – Влад, придерживая меч Форкия, перевалился через борт «Морского князя», спрыгивая в одну из проплывавших мимо лодей-однодеревок.

- Ходу! – крикнул он, наваливаясь на первое попавшееся весло, - ох и повеселим мы сегодня Богов! Ходу, забери вас Морской Царь!

В ответ ему бойники разразились многоголосым волчьим воем, особенно дико звучавшим здесь. Владу показалось, что в этот вой влился и иной звук – хриплый, жутко звучавший лай, то и дело прорывавшийся нелюдским хохотом. Влад быстро оглянулся – показалось ему или средь волн и впрямь мелькнула знакомая оскаленная морда? Однако вскоре ему уже было не до видений – нос лодьи с треском врезался в бок ближайшего арабского судна. Сверху полетели копья и стрелы, возле Влада рухнула огромная балка, пробившая голову сидевшему рядом с ним гребцу. Однако славян, забрасывавших на борт судна веревки с крюками и разлапистыми якорями, было уже не остановить. Сам Влад, проворно словно кошка, вскарабкавшись на борт дромона, сходу отбил выпад ближайшего араба, замахнувшегося на жупана кривым клинком. Ответный удар разрубил и белый бурнус и шлем под ним и голову араба. Стряхнув с меча ошметки мозга, Владислав вломился в наскакивающих на него арабов, словно медведь в стаю волков, отрубая головы, круша черепа и кости. Арабы, не выдержав столь свирепого натиска, отшатнулись и Влад, воспользовавшись передышкой, громко проревел:

-Перун с нами, братья! Стрибог с нами! Насытим их кровью сарацин!

Восторженный вопль тысяч глоток ответил на языческий призыв вроде бы крещеного вождя. Одна за другой лодьи причаливали к арабскому флоту, на борта которого карабкались жаждущие от крови язычники. Здесь были не только славяне – громко взывая к Аресу и Аполлону, на борт карабкались майниоты, словно одержимые духами своих спартанских предков. Рядом с ними ожесточенно рубились дикие сарды – эти горцы, все еще державшиеся своих старых богов, были набраны лично Владом, также как и наиболее дикие из берберов, с которых в этой битве в одночасье слетел поверхностный налет христианизации, открывая ощеренный в кровожадной ухмылке лик ливийца-язычника, взывающего к безжалостному демону пустыни – Ашу-Сету.

Все эти дикари, ослепленные жаждой крови, обрушились на арабов, словно жестокая буря, перед которой молодой арабский флот оказался бессильным. Арабы рассчитывали, что в рукопашном бою с ромеями, они смогут одержать победу – но никто из них не мог предвидеть дикой ярости варваров, разрушивших весь их план. То, что мусульмане рассчитывали обратить в свою победу, ловкая уловка, не позволившая разъединить их флот, обернулась против них же – и сейчас уже сами арабы, в суеверном ужасе перед кровожадными язычниками, рубили цепи, стремясь обрести свободу и уйти в открытое море. Однако не все успевали это сделать – приходилось все время отражать атаки язычников, со всех сторон лезших на суда. Меж тем уже и ромейские дромоны, один за другим врезались во вражеский флот и имперцы, воодушевленные тем как сражаются их союзники, с не меньшей яростью обрушивались на арабов. Все корабли, - и арабские и ромейские, - сбились в кучу, сблизившись так, что чуть ли не переплелись мачтами. Владу это было на руку: теперь он мог, перепрыгивая с одного корабля на другой, вносить хаос и панику на все новые суда, пока позади него подходили отстающие дромоны, выплескивавшие на скользкие от крови палубы отряды ромейской пехоты.

Сам же Влад, залитый кровью с ног до головы, собрав вокруг себя лучших бойцов, упорно прорывался к кораблю, осененным белым стягом с арабской вязью – знамя командующего флотом и всем сегодняшним походом – Абу аль-А'вара. Его корабль уже был взят на таран ромейским дромоном и теперь греки, громко призывая на помощь Христа, сцепились в ожесточенной схватке с арабами, вставшими насмерть за своего вождя. Влад уже видел его – высокий чернобородый воин, окруженный телохранителями в белых бурнусах, бился насмерть с таким же смуглым чернобородым ромеем в надраенном до блеска ламелярном панцире и высоком шлеме с красным плюмажем. Влад узнал его и мстительная улыбка искривила его губы: стремительно подхватив с палубы брошенный кем-то дротик, он что есть силы метнул его в сторону сражавшихся. В этот же момент морской магистр Мануил с такой яростью насел на аль-А'вара, что тот, отступая поскользнулся в луже крови и чуть не упал. Мануил, торжествуя, уже заносил над ним меч, когда брошенный Владом дротик вошел прямо в распахнутый в победном крике рот армянина. Абу аль-А'вар обернулся, чтобы увидеть своего спасителя – ив тот же миг, прорубившийся сквозь его телохранителей Влад, одним могучим ударом развалил тело арабского флотоводца от плеча до пояса. Ромеи, в пылу боя так и не заметившие, откуда прилетело копье, сразившее их командира, за неимением лучшего сплотились вокруг Владислава, свирепо мстя за военного магистра. Кровавый котел взбурлил от кормы до носа, а когда он утих, на всем судне не осталось ни одного живого араба.

Смерть командующего окончательно подкосила и без того павших духом арабов – те, кто сумели отцепиться от основного массива, на всех веслах и парусах, удирали обратно на восток. Остальные же бросались на колени, моля о пощаде, однако озверевшие, не хуже самых диких язычников, ромеи безжалостно вырезали их, не различая христиан и мусульман.Кроваво-красное солнце уже клонилось к закату, когда арабский флот перестал существовать.

- Пап, смотри, что у меня!

С вершины холма, сбежал светловолосый мальчик лет десяти, одетый в черную рубаху, с золотой вышивкой и желтые шаровары, заправленные в кожаные сапожки. За плечом у него свисал небольшой лук, в правой руке он держал большую чайку, с торчащей из ее груди стрелой.

Стоявший у подножья холма Влад снисходительно хмыкнул, принимая добычу сына.

- Я ее сбил на лету, - гордо произнес мальчик, - даже солнце в глаза не помешало.

-Стрелять, положим, ты наловчился, - усмехнулся Владислав, - а вот понимать, когда и в кого – еще нет. На что нужна твоя чайка? Мясо ее воняет рыбой, сколько ты ее не вари, не жарь - вкусней она не станет. Не дай бог так оголодать, чтобы ничего кроме такой птицы есть не пришлось.

Мальчик тяжело вздохнул, провожая взглядом презрительно отброшенную птицу.

-На сегодня хватит, - сказал Владислав, - возвращаемся на виллу. Мать, поди, уже заждалась нас к столу.

-А какая именно мама? – простодушно вымолвил мальчик, стараясь приноровиться к размашистому отцовскому шагу.

-Обе, - усмехнулся Влад, - шагай быстрее.

Роскошная мраморная вилла, где обосновал свое имение Влад, находилась недалеко от моря – временами из-за ближайших холмов доносился рокот волн. Некогда это строение принадлежало одному из потомков стародавней римской знати, на старости лет залезшего в долги и с радостью ухватившегося за шанс продать имение Владиславу, отвалившему за нее немалые деньги. Чуть ли не больше, чем за саму виллу, пришлось вложить, чтобы привести ее в порядок – зато теперь загородное имение Влада считалось одним из самых успешных хозяйств в окрестностях Карфагена. Сама вилла утопала в зелени виноградников, финиковых пальм и оливковых рощ, тогда как дальше на юг простирались бескрайние хлебные поля. На них работали бывшие соплеменники Влада – из тех, что он сам пустил на принадлежавшие ему земли, позволив их обрабатывать за оброк и военную повинность. Поля перемежались обширными пастбищами, на которых паслись отары овец и коз, а также табуны лошадей. У моря же, несколько славянских ватаг, занимались промыслом рыбы, благодаря чему Влад имел возможность поставлять лучшие из даров моря к императорскому столу – за что получал щедрое вознаграждение от именитого тестя.