I

Наконец то выпал снег. Белый, как бывает только в деревне, он напоминал простыню, на которой ещё никто не спал. Выйдя во двор, я невольно залюбовался магией природы. Конечно, не нужно было больше брать лопату, и применять физический труд, чтобы прочистить себе дорогу к курятнику, но, если честно, мне это сделать очень захотелось. Поработать, и размять свои мышцы — это благородный поступок. Как для своего тела, так и для пользы домочадцев. Маруся вышла на крыльцо, облизала свою лапу, после сытного завтрака, и наблюдая, как я сгребаю снег с дорожек, произнесла:

— Дима, ты забыл совсем, что тебе делать этого самому не надо?

Я продолжал чистить снег, оставив без комментария её маленькое «фи». Когда закончил чистить пространство, был уже мокрый весь. Но удовольствие, которое я получил, не сравнить было ни с чем. Покормив кур, и выслушав целую кучу претензий пернатых, я, угомонив их, вышел с полной корзиной яиц. Удовлетворённо посмотрев на белые, ещё тёплые овалы скорлупы, я улыбнулся. Кто жил в детдоме, тот меня поймёт. Никакая магия из меня это не вытравит. Что есть, то есть.

Зайдя в дом, я хорошенько почистил от снега свои старенькие валенки, и поставив их на полку, засеменил на кухню. Увидев своих домашних за столом, присоединился к чаепитию.

— Знаешь, Маруся, что я хочу тебе сказать? — начал я и с прищуром посмотрел на белую принцессу. Когда она округлила свои огромные глаза на меня, я продолжил. — В моём детстве, сняли очень поучительный мультик, который нам по воскресеньям, разрешала посмотреть нянька. Он назывался: «Великий нехочуха». Сюжет незамысловатый, и правильный. Автор этого мультика, показывал нам, ребятам, через экран телевизора, как из нормального мальчика, который рос очень ленивым, машины будущего делали ненормальным. Аномально толстым, и таким же аномально ленивым. В итоге, этот нехочуха, попросился обратно. В нормальный мир. И машины — разрешили ему это сделать. Мне такой перспективы не видать, поэтому, чтобы не стать «Великим нехочухой», я иногда должен не забывать, что я могу работать и руками. Вот такая история.

— Дима, а ты хочешь нам сказать, что скучаешь по миру, где всё нужно делать своими руками? — с испугом спросил Татарин.

— Да, я скучаю. По друзьям, телевизору, городу, и даже по работе скучаю. Но это не говорит о том, что я не рад, что со мной произошло. Магия — это чудо. И то, что я овладел ей, не говорит о том, что я забыл, что многое можно делать самому.

Договорить я не успел, в дверь постучали.

— Войдите — попросил я, уже зная, кто на пороге. Такой вежливый у нас только один — Фёдор. И действительно, отряхивая валенки от снега, в дом вошёл ветеринар.

— Доброго здоровячка всем обывателем хаты, и хозяину поклон — сказал он, снимая дублёнку, — можно ли погреться у вас?

— Чего спрашиваете, конечно можно — сказал молчаливый Васька, и начал чесать спину об его ногу.

Фёдор внимательно посмотрел на кота, поднял его, и ушёл на кухню. Его манипуляций я не понял, и вопросительно повернулся к Марусе.

— Чего? Не может в туалет сходить третий день — сказала Маруся, и попыталась своровать ватрушку из блюда. Я врезал ей по лапе, и взяв за шкирку, повернул её мордаху к своему лицу.

— Что за подстава? Васька мне почему не сказал? — уже вовсю орал я.

— Ты занят был, у тебя уроков много. Три дня назад мы только и делали, что смотрели, как ты то приходишь, то уходишь. А вчера ты вообще не пришёл ночевать. Как сказать то? — начала оправдываться она. Я опустил кошку на пол. Действительно, некогда было. А вчера я…У Ольги остался. Вздохнул, пошёл на кухню.

— Фёдор, не знал, что кот заболел. Клянусь — начал оправдываться я. Ветеринар тем временем уже вовсю делал отвар. Двигая предметы мыслями, он проворно держал кота, чтобы тот не успел сбежать, или сильно испугаться.

— Дима, ты не виноват. Они как дети, не любят папе про «бо — бо» рассказывать. На — то есть доктор. Ему и ведают, что у них происходит в организме. Не думай об этом. Я Ваську уже около двести лет лечу, и всё о нём знаю. У тебя другая задача по магическому смыслу. Сейчас экзамены сдашь, зашлют куда-нибудь подальше. Я на Сахалине тридцать лет отпахал. Столько работы, как там, я никогда больше не видел. Сейчас хоть немного легче, деревня не очень большая.

— А это практикуется у нас? — спросил я.

— А как же. Конечно. За всё нужно платить. У тебя очень сильные учителя были, они много сил потратили на обучение, и естественно, будут просить о каком ни будь подарке. Мы хоть и «белые», а дары любим. Вон, Антонина, которая тебя отварам учит, знаешь, что от будет просить?

— Догадываюсь. Скорее всего, она попросит голос.

— Верно, это её единственное желание за последние триста лет.

— Ну и почему никто ей ещё его не подарил?

— Потому что невозможно исполнить всё, что учителя просят. Только одно желание исполняется. От одного ученика. И то, это только в том случае, если он захочет его попросить. Зачастую, просят за себя. Например, остаться в деревне, или распределиться куда ни будь потеплее от России, ну или какого — либо блага, которое у них нет и в перспективе не будет. Это так устроено здесь. Пройдёшь экзамен, проси. Здесь помогать учителям можно, но не обязательно. По сути, это их работа — учить. А желание — это премия. Её заслужить нужно.

— Вы все заслужили премию, я ученик сложный.

— Нормальный ты, талантливый. Не гений конечно, но мы «прозрачных» насмотрелись, и пришли к выводу, что ты хороший.

Я больше ничего не сказал, но на «ус» себе намотал. И твёрдо решил, что моё желание будет не одно. И посмотрим ещё, кто кого.

После, мы всей толпой ловили Ваську. Как он так умудрялся прятаться, что его даже заклинания не могли найти, мы так и не понимали. Но было смешно. Искать приходилось в чулане, на чердаке, в курятнике. Кот категорически отказывался пить отвар. Фёдор конечно потерпел его характер, а потом три раза хлопнул в ладоши, громко сказал: «Вася, если ты сейчас не выйдешь из убежища, я расскажу твоей семье, кто ты был до того, как попал в тело красивого, белого кота». В мгновение ока, Вася «нарисовался» на пороге комнаты.

— Что, боишься? — сказал Фёдор, и взяв его за холку, влил в рот лекарство. Ваську всего передёрнуло, и он, будучи великим молчуном и ленивцем, пополз на лапах ближе к лежанке. Когда дошёл до неё, вдруг резко подскочил, и быстрее ветра рванул во двор.

— Ну вот, наконец-то, — сказала Маруська и засмеялась, — у моего брата случится сейчас понос. Спасибо, дядя Фёдор.

— На здоровье. А если будешь над ним смеяться, я и тебе «приятное» сделаю — грозно сверкнув глазами, произнёс доктор.

— Не, не, не. Что вы. Я не хотела. Просто очень смешно он не любит лечиться — оправдывалась Маруся и пятилась задом назад, чтобы не дай бог, Фёдор ей магию по глистогону не прописал.

Вечером, когда мы дружно все пили чай, я поинтересовался у Фёдора, а что собственно такого тайного, было в жизни Васьки, что он боится этого прошлого, и очень остро на него реагирует.

— Ничего особенного, — потихоньку шепнул мне доктор, — в прошлом, он был гиппопотамом. И не очень любит это вспоминать. Мы дружно засмеялись, и я внимательно посмотрел на Ваську, пытаясь рассмотреть былое величие на теле кота. Но ничего такого не обнаружив, успокоился. Васька же тем временем, периодически бегая во двор, ругался и визжал.

— Дядя Фёдор, у меня лапы «подкашиваются» всё время. У вас такое бывало? — кричал он из коридора.

— А как же, конечно бывало, — улыбаясь, сказал ветеринар, — вот на прошлой неделе, мы с моей ненаглядной Лизаветой так крестины хорошо отметили, что это явление случилось со мной в аккурат перед дверью собственного дома.

Я скукожился от смеха, пытаясь дышать и не упасть самому со стула. Когда снова представлял ту картину, снова начинал смеяться. Немного поуспокоившись, я, повернув голову в его сторону, произнёс: «А как же запрет на не больше одной чарки?» Он долго не думал, тоже повернул голову, и сказал: «Так не больше одной чарки в день. А я до этого три месяца ни-ни. Вот за этот период времени и пригубил, так сказать, «зелёного змия». Вечер был дружный, и душевно мне было как никогда. Поэтому, я осмелился спросить его: