Мы подошли к роще, в которой я познакомился с белкой — сладкоежкой, сели на лавочку, и Тимофей Иванович положил мою руку на набалдашник своей трости, и прикрыл своей лапой.

— Ничего не бойся, Дима. Просто расслабься — сказал медведь, и мы начали потихоньку растворяться…

Транспортировались мы очень мягко. Не было стресса в отношении уменьшения массы тела, и страха, что мы не долетим до цели. Просто закрыл глаза, и когда ноги ощутили твёрдую поверхность, открыл их. Несколько секунд, не более. Здорово. Тимофей Иванович улыбнулся мне, и мы вместе пошли по дороге к зданию. Вот тут-то мне и «поплохело». Я очень внимательно посмотрел сначала на правую сторону от дороги, потом на левую. Потом снова на правую, а потом снова на левую. И встал «столбом». Никакие уговоры хозяина не могли сдвинуть меня с места. Никогда, ничего подобного я в своей жизни ещё не видел.

Огромная дорога, гравий которого был покрыт серебряным лаком, отливающим таинственной дымкой, на фоне предрассветного неба, разделяла образы, которые были повсюду, на две половины. Правая сторона принадлежала — «белому» ведомству. Вдоль дороги, вплоть до здания суда, стояли фигуры — принадлежащие ему. Яркое солнце, пушистые облака, медведь (очень похожий на того, с кем я транспортировался сюда), котята, коты, кошки разных мастей, домовые, добрые старушки, и парни, похожие на меня. Куры, утки, кролики и зайцы, синички и воробьи, белочки и бобры. Все они улыбались, и смотрели мне прямо в глаза. Везде и всюду на правой стороне дороги присутствовал белый цвет. Очень много этого цвета. Но… Левая сторона, поразила меня гораздо больше.

Чёрно — красная символика этого ведомства, сразила меня наповал, и заставляло сердце биться гораздо чаще, чем нужно. Огромные фигуры чертей с рогами на голове, которые мешали половниками в котлах с кипящим маслом загубленные души. Из этих самых котлов торчали человеческие ноги и руки, а так — же искажённые болью лица грешников. Повсюду были изображены проводники «чёрного» ведомства — крысы и мыши. Злобные, с торчащими зубами и хвостами. Окончательно добило меня изображение хозяина «чёрного» царствия. Огромная фигура чёрной кобры. Капюшон на голове не скрывал блеска злобы и жестокости на лице его. Жалости и человечности не было. Только — «чёрный» ад. Мне было очень страшно.

— Дима, пойдём дорогой, — просил Тимофей Иванович, пытаясь сдвинуть меня с места, — мы опаздываем, прошу тебя, поторопись.

Я не могу — честно сказал я, и продолжал смотреть в глаза кобре.

— О!!! Кто прилетел на «шабаш» «нейтральных» — пропел рядом со мной смутно знакомый голос, — никак «прозрачный» Дима — электрик. Давно не виделись. Так и не сдох, после моих огненных шаров? Ну конечно, добро же побеждает.

Я повернулся на голос, и снова встал в ступор. «Чёрное» ведомство транспортировалось у меня на глазах. Ещё до конца не появились ноги, а эта красотка, из — за которой я до сих пор на больничной койке, уже рот открыла, и из него много гадости полилось. Но вот её хозяин, который уже встал на ноги после транспортировки, вызывал у меня куда больше опасений, чем её слова. Большой, чёрный, с красными глазами, и с огромным капюшоном змеи. Ноги человека, а хвост сзади — змеиный. Кошмар во плоти. Он тоже был с тростью, как и наш Тимофей Иванович. Но набалдашник у него был сделан из чёрного мрамора, с россыпью ярко — красных изумрудов. «Чёрная», которая меня ранила, тоже была вся разукрашена в драгоценные камни. Девчонка симпатичная, а рот поганый.

— Илларион, успокой свою подчинённую — приказным тоном сказал Тимофей Иванович и строго посмотрел на змея.

— Карина, заткни рот свой — обратился к «чёрной» змей, — итак из-за тебя здесь куковать часов шесть придётся, не меньше.

Девочка, которую как выяснилось зовут Карина, как подменили. Она испуганно сомкнула губы, и пошла вперёд, продемонстрировав нам свою спину.

— Здравствуй, хозяин «белых» — прошипел он.

— Здравствуй, хозяин «чёрных» — спокойно сказал медведь.

— Может после заседания по пивку дерябнем? — улыбаясь спросил Илларион.

— Медовуху предпочитаю, ты же знаешь. И только по праздникам. А сегодня вроде не намечается ничего, или я ошибаюсь? — спросил медведь.

— Сейчас «серебряные» всё порешают, и будет праздник. Либо ты проиграешь, либо я. Вот тебе и веселье.

— Да это скорее трагедия, чем веселье. Ладно, там видно будет. Хотя пить с тобой, Илларион, одни проблемы только на хвост иметь. Ты же сразу в драку полезешь, или мантию на груди рвать будешь. Закон только две чарки разрешает испить, а ты с двумя вёдрами вечно путаешь.

— Так чарки разные бывают. В моём ведомстве из маленькой посуды не пьют, иначе какое веселье?

— Вот поэтому в твоём хозяйстве одно безобразие. А в моём — порядок. Пошли уже к «нейтральным», а то мне недосуг с тобой болтать — сказал Тимофей Иванович, и мы пошли к зданию.

Я чувствовал себя полным дебилом. Не меньше. Рот мой от удивления не закрывался, от слова совсем. Жался к правой половине дороги, где был привычный белый цвет, и старался на левую сторону дороги не смотреть. И вроде потихоньку в себя приходить начал, так на пути ко входу в суд, увидел стражей порядка. И опять встал, как вкопанный. По обе стороны от двери сидели на задних лапах — львы. Огромные, с пушистыми гривами, и красивыми хвостами с кисточкой. Одно удовольствие было посмотреть, если бы не их оскал. Они держали пасти приоткрытыми, и их огромные клыки торчали весьма серьёзно, не вызывая сомнения, что, если ты хоть одно лишнее движение сделаешь, они тебе пол попы в раз откусят.

Я ещё плотнее прижался к медведю. Не сказать, чтобы я был трусом, но впечатлений на сегодняшнее раннее утро, было уже для меня более чем достаточно. Тимофей Иванович по-доброму мне улыбался и всячески подбадривал. Когда мы всей компанией вошли в зал заседаний, то и здесь я нашёл для себя массу открытий. Зал был выкрашен колером из трёх цветов. Белый, чёрный, серебряный. Причём серебра была мало. Только дорожка посередине зала, стол судьи и его молоточек с дощечкой. Сам зал уже был заполнен до отказа, и только четыре стула соответствующих цветов были пусты. Понятно было, куда мы должны присесть.

После того, как мы скромно присели на свои места, с грохотом закрылась на засов дверь судебного зала. Я вздрогнул. Тимофей Иванович спокойно положил свою лапу на мою руку, успокаивая меня. Но какой там. Мои глаза были прикованы к противоположному от нас ведомству. Лишь тонкая серебряная полоска краски разделяла нас, но как же на самом деле это было не так. Нас разделяли не цвета на одежде, и не поступки, и даже не задания, в которых мы иногда работали сообща, хотя совершенно разными методами. Не объяснить эту пропасть, её можно только почувствовать. И в тот момент, я в полной мере ощутил это на своей раненой коже. Каждый миллиметр моего тела покрыт был пупырями страха, боли, и ненависти.

«Чёрное» ведомство даже не стеснялось своих грязных методов борьбы, и всячески демонстрировало их нам, «белым» в любой удобный момент. Они сидели на своих стульях напротив нас, и всячески демонстрировали власть над ситуацией. Карина периодически высекала голубой огонь из своей ладони, показывая мне, что может выстрелить ещё раз, если захочет. Боль сразу давала о себе знать в моём плече, как только я это видел. Хозяин «чёрных» наоборот, сидел прямо, гордо подняв подбородок, и гладил большую страшную крысу по шёрстке. Она сидела у него на коленях и её жирный, красный хвост свисал почти до самого пола, и на это было противно смотреть. Все пушковые, которые сидели возле них, имели неприятный оттенок шерсти и все как на подбор скалили свои кривые зубы в нашу сторону. Огромный хвост Иллариона лежал возле его ног, периодически приподнимаясь и опускаясь. При этих движениях, чешуйчатая змеиная кожа поблёскивала и переливалась. Хозяин хвоста таким образом любовался собой.

Наконец, зал притих. Гомон, который стоял последние десять минут сошёл на нет, и в зале воцарилась тишина. По серебряной дорожке шла огромная сова в мантии того же цвета. Она не спешила к своему судейскому месту, как бы рассматривая контингент пришедших на юридическое разбирательство между ведомостями. Её голова то и дело резко поворачивалась. Так она здоровалась и приветствовала присутствующих в зале. Когда она встала возле своего стола, и взяла молоточек, зал дружно встал. Я последовал их примеру.