– Не понял. А что не так?

– Все не так! Зачем ты потащил меня с собой? – впиваюсь взглядом в своего “соседа” по рейсу.

Мимика парня просто прекрасно отыгрывает глубочайшее удивление и полное непонимание. Выражение на лице такое, как будто я только что выругалась на китайском.

– Девушка, пристегнитесь, пожалуйста. Мы скоро взлетаем, – улыбается стюардесса.

Я послушно щелкаю ремнем. Девушка удовлетворенно кивает и уходит.

– Что б ты знал – это было подло! – рычу, понижая голос. – Я ждала этого дня год, месяц, две недели и один гребаный день, а ты взял и все испортил!

– Что именно я испортил? Больше конкретики можно?

– Ты знал, что у нас в конце июня свадьба с Федором. Знал же? – толкаю парня ладошкой в плечо. – Ты мог взять с собой в командировку любую, но потащил меня. На фига?!

– Ах, вот оно что, – качает головой Сережа, ухмыляясь. – На фига, на фига. Раз потащил – значит, так надо. Решение начальства не обсуждаются. Точка.

– Говоришь, как твоя Людоедовна.

– И вообще, – пропускает мимо ушей мое замечание парень, – такую простую мысль, что я элементарно мог забыть, ты в свою кудрявую голову не допускала?

– Ты бы не забыл. Ты никогда ничего не забываешь. Ты слишком педантичный, внимательный и скрупулезный, чтобы такое забыть.

– Спасибо, конечно, за комплименты, но, да, Стеф, представь себе – я забыл.

– Нет. Ты намеренно решил мне насолить.

– И на кой черт мне это делать?

– Все элементарно: ты меня не любишь, тебе лишь бы испортить мне жизнь.

Сережа молчит. Между бровей залегает хмурая морщинка. С его губ, наконец-то, сползает любой намек на улыбку. Фантастика!

Качнув головой, Нагорный отворачивается, упираясь затылком в подголовник. И что это значит? Я попала в точку? Разговор исчерпан?

Ответа нет.

Я разочарованно отворачиваюсь. Вставляю в уши наушники и тянусь к первой песне в подборке свежих. За секунду до того, как заиграла мелодия, слышу:

– Нет у меня причин тебя не любить, Ростовцева.

Дальше мне по ушным перепонкам оглушительно начинают бить басы.

Плюсы перелетов на близкие расстояния – ты только взлетел и уже садишься. Минусы – заснуть не успеешь, даже когда очень хочется.

Так думала я, прикрывая глаза.

Я ошиблась.

Не помню, в какой момент, но музыка в наушниках ушла на задний план, впоследствии вообще исчезнув. Зато перед глазами поплыли хаотичные картинки: от студенческих вечеринок в Лондоне до рабочих будней на фирме и каких-то бытовых мелочей с Федором.

Дальше в мозгу что-то щелкает. Память переключает изображение, как в кинофильме. Сцена меняется, появляется знакомая кабина лифта. Запах сирени. Горячие ладони. И жадные влажные поцелуи…

Я явственно ощущаю, как меня бросает в жар. Градус неумолимо накаляется. Как и наши с Нагорным действия в моем сне. Я не представляю, как далеко готово было зайти мое подсознание, но на моменте, когда пальцы Сережи оказываются у меня под платьем, что-то щекочет меня за нос. Легко, как перышком, поскребывет по кончику.

Я морщусь.

Отмахиваюсь раз.

Отмахиваюсь второй.

На третий – просыпаюсь.

Распахиваю глаза, резко отдергивая голову от плеча Нагорного. Вот ешкин кот! Это он щекотал меня за нос!

– Выспалась, Карамелька?

– Мы уже прилетели?

– Начали снижение.

Вытягиваюсь по струнке, сонно озираясь по сторонам. Душно, жуть какая! Бросаю взгляд в иллюминатор, под нами уже виднеются очертания пригородов. Это хорошо, еще немного, и мы будем в отеле.

Приглаживаю ладонью выбившиеся из пучка непослушные пару кудрявых прядей. Сережа сидит рядом и посмеивается. Старательно отводит от моего лица взгляд. Я не выдерживаю:

– Что смешного?

– Ничего. Анекдот вспомнил, старый, бородатый.

А я вспоминаю, что слушала музыку в наушниках. Которых сейчас у меня в ушах нет.

– Где мои наушники? Выпали?

– Убрал в сумку, – прячет улыбку за кашлем в кулак парень.

– Да почему ты улыбаешься? – начинаю злиться я.

– А почему я не могу улыбаться?

– Долго я проспала?

– Уснула почти сразу, как мы взлетели.

– О, правда? Я просто не выспалась, – зачем-то оправдываюсь.

Нагорный ухмыляется теперь уже нагло:

– Мирились с Федором? Или прощались так долго, как будто я тебя на Камчатку увожу?

– Ч-что? Не твое, блин, дело!

– Правильно, от Сочи до Москвы расстояние-то ведь, как от Земли до Луны. Самолеты не летают, поезда не ходят, да что там, ни одной захудалой кобылы туда не поскачет.

– Заткнись!

– Знаешь, Карамелька, было бы желание приехать. А средства у взрослых мальчиков всегда найдутся.

– Это ты на что сейчас намекаешь?

– Я? Совершенно ни на что. Просто мнение со стороны. Отсюда, – тычет пальцем в свое кресло, – виднее.

Слишком много у меня за последние сутки «мнений со стороны». Прямо какое-то поветрие.

Я хмурюсь, Нагорный опять странным взглядом рассматривает мое лицо.

– Хватит! Что у меня там? Рога выросли или усы? Чего ты ржешь?!

– Над ситуацией в целом, – отвечает пространно. – Ты и твой Федор – то еще…

– Лучше не заводи эту тему снова! – предупреждаю, – а то мы опять поругаемся. Ты мне жизнь испортил. У тебя права слова нет.

– Да пожалуйста. Я просто задвинул мудрость.

– В мудростях от того, кто и в отношениях серьезных ни разу не состоял, не нуждаюсь. Мое положение не настолько отчаянное. Мы и без тебя разберемся.

– Тогда я все еще жду свое приглашение на свадьбу.

Мы зло бодаемся взглядами.

Я демонстративно отворачиваюсь первой. Остаток пути лечу, уставившись в иллюминатор, а Сережа на задницу стюардессы. Нет, я не видела. Просто предполагаю. Куда-то же ему надо было смотреть все полчаса, что самолет заходил на посадку, садился и готовил трап?

Сочи встречает нас комфортными «плюс двадцать три» и легкой облачностью.

Мы молча покидаем салон самолета и так же, не проронив ни слова, идем к выдаче багажа.

Топая по длинным коридорам аэропорта, я то и дело ловлю на себе любопытные взгляды. Сначала стюардессы в самолете провожали меня по-особенному радушно. Теперь вот, каждый второй встречный улыбается. Да что за ерунда?

Притормаживаю и смотрю на себя: майка на месте, пиджак тоже, джинсы и подавно. Все прилично. Ничего не просвечивает. Чего они все смеются?

– Ростовцева, ты чего зависла? – оглядывается Сережа, прилично ушагавший вперед.

Я оглядываюсь и вижу дверь в женскую уборную.

– Я сейчас.

Залетаю в туалет. Лечу к зеркалам.

– Вот скотина кудрявая!

Одного взгляда на свое отражение достаточно, чтобы понять, что всех так страшно веселит. Он подрисовал мне усы! Кошачьи усы моей темно-бордовой помадой! И кончик носа разукрасил. Вот гад! Ребенок, ей богу!

Зло выдергиваю пару салфеток, оттирая следы от помады. Она у меня, как назло, суперстойкая. Приходится знатно повозиться, и все равно, окончательно оттенок не ушел. Я его прибью!

Умываюсь и выхожу в коридор. С ходу припечатывая Нагорному ладошкой в плечо:

– На фига ты это сделал?!

А потом бью еще и еще парочку раз для профилактики.

Сережа ржет. Отбивается.

Я замахиваюсь рюкзаком. Он уворачивается, посмеиваясь:

– Да ладно тебе, Карамелька, зато ты улыбаешься, а то ходишь все утро хмурая.

– Я не… – начинаю и понимаю, что таки да, губы разъехались в улыбке. Предатели! – Это от нервов мое лицо перекосило!

– Очаровательно перекосило.

Я все-таки попадаю рюкзаком ему по заднице:

– Больше так не делай!

– Заметано, – лыбится парень, сгребая меня своей лапищей за плечи.

Я дергаюсь и, ткнув локтем ему по ребрам, скидываю с себя руку. Припускаю вперед к багажной ленте. Третий десяток, а ему все хихоньки да хахоньки!

В зале выдачи багажа настоящее туристическое столпотворение. Дорожная сумка Нагорного появляется в числе первых. Мою приходится ждать. Долго ждать.