То, что Нагорному от меня нужно, в двух словах можно описать так: ручная обезьянка. Желательно смешная и по команде стукающая в тарелки. Шут, короче.

Судя по прошедшему дню, я пока что прекрасно справляюсь со своей ролью.

Нет, конечно, за завтраком Сережа начал мне воодушевленно расписывать, как важно мое присутствие на встречах с потенциальными инвесторами, с которыми у нас назначена целая череда обедов и ужинов в этом месяце. Мол, я лучше всех знаю все нюансы нашего производства, и прочее бла-бла-бла. А толстосумы, съезжающиеся на экономический форум, будут слушать умную и красивую меня, разинув рты. Захлебнуться в собственных слюнях и отупев от возбуждения, подпишут все, что его-величеству-гениальному-боссу пожелается им подсунуть.

Реально?

Я отнеслась к этому более чем скептически. Та же жаждущая «Сочи и романтики» сплетница Настенька знает все тонкости производства не хуже меня, а сиськи у нее и подавно будут побольше, чтобы ловить на них дяденек с внушительным банковским счетом. Там как занырнут! И до конца стройки не вынырнут.

Ладно, я просто утрирую. Ворчу и преувеличиваю…

Слова Нагорного звучат логично, и я не вижу в них никакого “второго дна”. Как бы сильно не хотелось, приходится признать: вряд ли у него была цель мне досадить.

Я действительно руководитель отдела, и это правда моя работа – контролировать качество материалов, закупки и прочие мелочи, которые большинству наших работников невдомек. Я могу быть полезной на встречах. Тем более, когда вопросы касаются расширения производства…

Да, тут не поспоришь.

Но это не исключает того, что все время монолога Сережи я не устаю хмыкать, фыркать и вставлять свои пять копеек на каждую реплику. В итоге парень не выдерживает и рычит:

– Ты дашь мне хоть слово сказать или так и будешь перебивать?

Я обиженно дую губы и затыкаюсь.

Что поделать, если настроение у меня такое сегодня? Злиться, кусаться и быть всем недовольной. Меня можно понять и простить – я не выспалась! И скорее усну где-нибудь на табуретке в ресторане, чем еще хоть раз лягу на тот проклятый неудобный диван.

Кстати, надо попросить у Галины и Александры книгу жалоб. Накатаю им разгромную “простыню”, чтобы руководство немедленно пересмотрело свой номерной “honeymoon” фонд. А то, будь на нашем месте реальные жених и невеста, чем бы это могло закончиться? Травмами, переломами, увечьями и испорченным медовым месяцев с таким-то диваном! Да там пока до пика дойдешь – десять раз позвонки пересчитаешь и ребра трещинами пойдут. Ни в какие ворота.

– Стеф, прием!

– А?

– Ты вообще меня слушаешь?

– А ты как думаешь?

Сережа недовольно хмурится.

– Короче, в целом план такой: мы привлекаем новых инвесторов, модернизируем производство, открываем новые филиалы по всей стране. Фирма растет, бренд набирает популярность, денежные обороты увеличиваются в разы. Все счастливы. Что скажешь?

Я развожу руками.

Сережа поджимает губы.

Ой! Кажется, в этот момент его обезьяна должна была радостно хлопать тарелками?

– Первая встреча уже через час, – заявляет, пялясь в экран своего телефона. – Людвига только что скинула где. Ты готова ехать?

– Готова.

Нагорный приземляет пустую чашку из-под кофе на блюдце, жестом подзывая официанта. Легким взмахом руки оплачивает наш счет своей пафосной золотой картой.

Я хватаю сумочку и тут же подскакиваю с места. Дожидаюсь, когда встанет Сережа.

Мы идем к лифтам.

– Правда, я до сих пор не понимаю, зачем тебе я. Не разумней ли было взять с собой Людоедовну?

– Людвига нужна мне в головном офисе. Без нее там будет бардак. И вообще, она не мой секретарь. Она мой зам. Кстати, а почему Людоедовна, Ростовцева?

– Потому что она вечно смотрит на меня так, как будто готова сожрать! Я больше чем уверена, что на завтрак она пьет кровь младенцев.

– Ты преувеличиваешь, – ржет Сережа.

– Я преувеличиваю? Позавчера на собрании она всему коллективу напомнила, что я засоня. На прошлой неделе не дала уйти на обед, а две недели назад разбудила меня своим звонком посреди ночи и заставила вносить правки в черновые эскизы, якобы их срочно надо сдать, хотя дедлайн был назначен только через месяц! – увлеченно жалуюсь, размахивая руками. – Так что да, она страшная и злобная баба, – оглядываюсь. – Эй? Сережа? – рядом со мной его нет.

Не поняла. Куда успел сбежать? Опять за какую-нибудь юбку зацепился?

Оборачиваюсь. Ага, вот он. А что…

– Ч-что ты делаешь?

Нагорный что-то пихает официанту в нагрудный карман, улыбается и бодро нагоняет меня. Без предисловий тянет к моему лицу свои руки.

Я отшатываюсь.

Парень поднимает и покручивает зажатый в пальцах цветочек. Это пышная белая ромашка с ярко-желтой сердцевиной. Красота нереальная.

– Позволишь?

– Где ты ее взял?

– Где взял, там уже нет.

– Зачем?

– Иди сюда, Карамелька. Не вредничай.

Послушно делаю шаг обратно. Задерживаю дыхание, когда его пальцы касаются моих волос, путаясь в буйных кудрях. Сережа зводит прядь за мое ушко и втыкает ромашку.

Всего на мгновение его глаза цвета шоколада замирают, любуясь проделанным, а горячие подушечки задерживаются на моей щеке. Ласково и нежно поглаживая, большим пальцем касается скулы и добирается до уголка губ. А за ним и его взгляд. Падает на мои губы…

Я делаю тяжелый вздох. Если он не прекратит, то я окончательно рискую потерять связь с реальностью. Его глаза они… Почему я в них тону? Они засасывают. В яркой радужке бушует пламя и тлеют угли, а яркие золотые крапинки, как воришки – солнечные лучики – пляшут и манят. Ох…

– Стеф…

– Я… кхм…

Отступаю и убираю мягко, но настойчиво руки парня со своего лица.

– Мы опаздываем. Так вот, о чем мы говорили? – разворачиваюсь и, старательно пряча дрожь в ногах, топаю к лифтам.

– О Людоедовне, – проскальзывает разочарование в тоне Сережи. – Не пойму, у вас с ней какие-то контры, Ростовцева?

– У меня с ней – нет. У нее со мной – да.

– Да ладно? – искренне удивляется мой “босс”, щелкая на кнопку вызова лифта.

Я провожаю взглядом зеленую стрелочку и бегущие цифры на табло.

Десять, девять, восемь…

– И чему ты удивлен? Я была уверена, что ты специально ее вымуштровал, чтобы она на меня всех собак спускала. Если кому в офисе от твоего зама и достается, так это мне. Ростовцева то, Ростовцева се, сядь, встань, гавкни, прокукарекай…

– Зачем мне ее на тебя натравливать, Карамелька?

Двери лифта разъезжаются, я захожу первой и только потом отвечаю:

– Понятия не имею.

А, немного помедлив, добавляю:

– Просто она появилась в нашем коллективе ровно два года назад. Это наводит на определенные мысли.

Мы с Нагорным переглядываемся.

И снова тот же лифт. И снова мы наедине. И снова все внутри переворачивается. С одной только разницей: в этот раз я отвожу взгляд, разрывая наш зрительный контакт первой. Все время до открытия дверей смотрю в зеркало на ту самую ромашку у себя в волосах. Она одна. А у меня в квартире сейчас вянет в одиночестве целый потрясающий букет.

Букет таких же шикарных ромашек…

Подаренных, как всегда, в утро вторника…

И, как всегда, без открытки и имени отправителя…

Цветы от анонимного поклонника…

А что если…

Стреляю глазами в сторону Сережи.

Он ведь тоже знал, что в этот вторник, в одиннадцать утра меня не будет на работе…

Парень вскидывает вопросительно бровь.

– Слушай, Сереж…

Начинаю и прикусываю язык. Да нет, чушь!

– Слушаю.

– Забей.

– Что такое, Стеф?

– Ничего. Глупости, – отмахиваюсь. – Показалось.

С чего бы ему тебе слать целый год цветы, Ростовцева? Скажешь тоже!

Мы молча возвращаемся в номер. Я меняю джинсы на легкий сарафан, Сережа остается в том же, в чем спускался на завтрак. Собираю волосы в пучок и проверяю, чтобы нежный цветочек был хорошо закреплен.