— Я догадывался, что Олеандр не сам работал. Такое случается.

— Как это, не сам?

— В то время он занимал распорядительскую должность. Умудрился так себя поставить… м-м-м… из-за родственных связей, что многие старались угодить ему не одним, так другим способом.

— Нашёлся энтузиаст, желающий выполнять за него научные труды?

— Могу только предполагать. Позвольте не озвучивать, не имея доказательств.

— Да, конечно. — Мне, в общем-то, было безразлично, кто так топорно сделал работу за королевского кузена.

В арке мы расстались. Ректор тепло пожелал приятных снов и направился в зал, где ещё шумел праздник. Я кинулась к лифтам. Не стала подниматься в общагу, моей целью была просмотровая. Алуст поймал мена на пороге и силой увёл обратно по коридору.

— Что такое, Лустик! — возмущалась я, тщетно пытаясь высвободить руку. — Рассказывай, что ты накопал, или… или я не знаю, что с тобой сделаю!

— Прости, прости, любимая. Не сегодня, — он говорил с такой нежностью, что у меня дыхание перехватило. Однако даже это не успокоило. Чуть не плача, умоляла:

— Пожалуйста, хочу знать. Иначе не усну.

— Тебе нужно отдохнуть. Волнений на сегодня достаточно. Давай, рано утром вместе пойдём в просмотровую. Возможно, к тому времени всё окончательно прояснится.

— Кто-то умер? Папа? Мама? Кто? Говори!

Поколотила бы! Но Алуст крепко держал меня в объятьях, заводя в лифт. Всё что я могла — ударять его головой по плечу.

— Все живы. Не придумывай.

— Заболели? Корона?

— Маленькая моя, что ж ты так разволновалась! — Он коснулся моего виска губами. — Успокойся, пожалуйста. За ночь ничего не изменится, а тебе нужны силы. Пойдём, я тебя уложу.

Мы вышли на седьмом. Я устала бороться, да и силы, признаться, меня совершенно покинули. Смирилась:

— Ладно. Пойдём, «мамочка».

Проспала всё на свете. Вчерашнее напряжение дало неожиданный эффект: я отрубилась как после лошадиной дозы успокоительного. Пасторальные картинки дарили умиротворение. Я будто бы ехала по горному серпантину. Чистенький асфальт с яркой разметкой, по левую сторону живописные горы, справа обрыв и невообразимо далёкий горизонт. Зелень бескрайних полей, синева высоченного неба… Как же я скучаю по просторам и солнцу! В салоне автомобиля негромкая музыка. Английские, немецкие, испанские песни сменялись моими любимыми — французскими. В воздухе витал аромат растаявшего снега и молодой хвои. Я нежилась в тёплых лучах, попадавших мне на лицо сквозь опущенное окно, лишь в глубине сознания понимая, что это сон.

Разбудил меня визг тормозов и женский крик. Успела увидеть, как всё завертелось: бешено пронеслись перед глазами бурые срезы скал, кудрявые ветви кедров, клочки голубого неба. Я обнаружила себя лежащей на животе поверх скрученного в жгут одеяла, подушка валялась на полу, спальню заливало дневное освещение. Приподнявшись, я осмотрелась. Сначала почувствовала облегчение: авария мне привиделась. Потом огорчилась: я всё ещё в академии. Затем испугалась: как долго я спала? Обычно по утрам свет набирал силу постепенно, чтобы пробуждение не было резким. А ещё в качестве будильника использовали мелодии, тоже по нарастающей: нежные и спокойные сменялись ритмичными и бодрыми. Теперь же было тихо и светло. Слишком тихо!

Отсутствие Паулы огорчило. Подруга ушла на завтрак одна. Почему? Побродив по её комнате, расстроилась ещё больше. Похоже, соседка не только позавтракать успела, но уже на занятия убежала. Вот, значит, как? Мало того, что я продрыхла едва не до полудня и не заглянула в ректорат, как было велено, ещё и Алуст не выполнил обещания зайти сразу как проснётся!

Умывалась и одевалась как робот: быстро, чётко, без лишних движений. Посещение ректора решила отложить, спешила в просмотровую, где надеялась застать Алуста. Выйти не успела: распахнувшейся дверью чуть по лбу не получила, хорошо, что вовремя отпрянула. Подруга, влетев в гостиную, заорала как малолетняя фанатка мальчиковой группы.

— Встала? Пойдём скорее!

— Погоди! — увернулась я от протянутых рук. — Ты чего не на лекциях?

— Какие лекции! Не представляешь, что творится!

— Так… — я с сожалением покосилась на дверь. Давай, сядем и поговорим спокойно.

Паула метнулась к столику с графином, плеснула в стакан воды и залпом выпила. Только потом плюхнулась в кресло. Я села напротив и приготовилась слушать.

— Парни взбунтовались!

— Твои парни? — уточнила я, представив её кавалеров, устроивших потасовку с выяснением, кто из них достойнее.

— Инна! Ну что ты говоришь! — артистично закатила глаза подруга. — Все! Весь курс. Представляешь?

— Пока нет. Говори толком.

— У них системы и множества сегодня.

— Ну?

— Что ну? Магистр зашёл в аудиторию, а там свист, топот, крики. — Щёки Паулы раскраснелись, а глаза хитро заблестели. — Повторить не смогу. Оскорбительные крики.

— С чего бы? — удивилась я, но подруга не заметила вопроса.

— Олеандр пытался магию применить, но не тут то было! Наши-то хоть и первокурсники, но не бездари какие-нибудь! Блоки поставили, так что магистру обратка прилетела.

— Ё моё… — вырвалось у меня, уж очень ярко представила сюжетец.

— Короче… там стихийный митинг. Магистр слинял, понятное дело. Прячется в покоях. А может и королю жаловаться полетел.

— Что за митинг?

— Студенты требуют нового преподавателя. Вот. Ректор выступал, успокаивал, не смог. На тебя одна надежда.

— В каком смысле? — Мне передалось возбуждение подруги, тоже пришлось выпить воды, чтобы немного успокоиться. — Я-то причём?

— Ну… — поморщилась Пуала, — сама не разобралась пока. Навскидку так: ректор согласен поставить Алуста вместо Олеандра, но для этого нужно, чтобы ты согласилась выйти за него.

— Бред какой-то.

— Почему бред? Хотя… да. Бред. Но так сказал Диор. — Подруга с застенчивым видом поморгала и пояснила спокойнее: — Меня делегировали за тобой.

— Та-а-ак, — протянула я немного осипшим от волнения голосом, — а что по этому поводу думает стажёр?

Словно в ответ на мой вопрос, магическая защита двери засияла, сообщая имя гостя: Алустон Диор.

— Пусть войдёт! — крикнули мы с Паулой одновременно

Алуст поздоровался с таким унылым видом, словно ему предстояло выслушать приговор суда о вечной ссылке на необитаемую планету. Я напряглась, догадываясь о причинах. Паула же удивлённо всплеснула руками:

— Да что с вами обоими? Можно подумать, кто-то другой организовал свержение магистра!

Алуст словно не слышал упрёка, обратился ко мне:

— Инна, приглашаю прогуляться по оранжерее.

Голос его звучал глухо, но по едва уловимым интонациям я уловила, что возражать не стоит. Сразу же пошла к выходу, ни о чём не спрашивая. Подруга моя успела возмущённо крикнуть вслед:

— А как же митинг? Вас обоих ждут!

Мы с Алустом едва не бегом пересекли лифтовый холл и нырнули в арку, ведущую на галерею.

Прогулки вдоль облаков за стеклом стали традицией. В другое время усмехнулась бы, но сейчас была в другом состоянии. В горле набухал ком, а сердце мелко трепетало в ожидании плохих известий.

Десять шагов, двенадцать, пятнадцать. Я первой решилась нарушить молчание:

— Посещение оранжереи отменяется?

— Я нарочно сказал, — откликнулся Алуст, — там нас долго будут искать.

Ну да, ну да… аллейки, беседки, растительные лабиринты. Есть где спрятаться влюблённой парочке.

— Я жду. Ты обещал рассказать, что там стряслось.

Мы остановились, посмотрели друг другу в глаза. Алуст взял мои руки и пожал их, пытаясь приободрить. Я чуть не вскрикнула: да говори же, не тяни!

— Они попали в аварию. Олег и Милаина.

— О-о-ой… Живы?

— Да.

— Уф… пострадали?

— Машина врезалась в ограждение на горной дороге.

— Кто был за рулём?

— Это важно? — удивился Алуст. — Парень.

Для меня это было важно. Года три назад я выучилась на права, но почти не ездила. Изредка на отцовской Тойоте по просёлочным дорогам, когда заглядывала к родителям на дачу. Милаина — сядь она за руль — вряд ли могла рассчитывать на память тела.