В этот раз цена опоздания была бы слишком высокой: Синтетический Театр давал премьеру свето-проекционной оперы «Скульптор», посвящённой первым людям в дальнем космосе. И ни один завсегдатай не мог позволить себе пропустить такое событие.

Последние зрители появились у проходов в ложи поздно, всего за несколько минут до грома, когда лёд ожидания уже треснул, и людская река, бурля и волнуясь, встискивалась в отведённые ей пределы. Четверо очень сдержанных мужчин в простых чёрных костюмах и модных в прошлом сезоне рубашках с капюшонами совершенно не привлекли внимания публики: в ложу прошли быстро, не оттоптав ни одну туфлю из блестящего серебристого металла; вычурностью нарядов и манер не поразили; учинить скандал не попытались. Так зачем же на них внимание обращать?

И грянул гром. Вслед за ним ударила молния — ослепительная, чисто-белая, вопреки обыкновению оставившая после себя не ровный свет прожекторов и софитов, а синеватую тьму. Не успели зрители зашептаться, обсуждая, чего ещё новаторского ждать от гениальной Когтевой, как на занавесе зажглись глубоким фиолетовым светом слова: «Для космоса человек всё равно, что мрамор для скульптора». И, внезапным низким крещендо[1] струнной группы, опера началась.

Четверо мужчин в ложе были чуть ли не самыми внимательными её слушателями. Замерев, они следили за тем, как в широкое и плавное оркестровое звучание вторгся какой-то совершенно новый, режущий ухо, звук, и как часть оркестра присоединилась к его теме. Как слились воедино мотивы корабля и капитана, и как оборвалась на высокой ноте нервная арфа.

Среди зрителей вспыхивали и гасли почти осязаемый проекции звёзд, планет и кораблей. Пятна света то прыгали по смычкам струнной группы, то дрожали на полированных боках медных духовых. А дирижирующая оркестром Кристина Когтева отчаянно жалела о том, что «Вестник» никоим образом не смог бы поместиться в большой зал Театра.

***

Послепремьерная вечеринка, для которой музыканты традиционно захватывали театральный буфет, на сей раз шла с нарушением всех традиций — не присутствовал ни композитор, ни дирижёр, ни автор свето-проекционных эффектов. Все они, единые в одном худощавом женском лице, сидели в каморке размером три на три метра, спрятавшейся практически под самой крышей театра и нагло узурпированной Кристиной. Разумеется, у неё, как у постоянно-приглашаемого дирижёра была и своя — большая и уютная — гримёрка. Но её Кристина не любила: слишком продуманный интерьер, слишком яркие светильники, слишком удобные кресла… Любила она каморку под крышей, значившуюся на плане, как дополнительное хозяйственное помещение, но так ни разу и не выполнившую свои прямые обязанности. Стараниями администрации театра там появились стол и стулья, посуда и письменные принадлежности, бумага и нейропанели. Всё достаточно хаотичное и разномастное, чтобы каморку не постигла участь гримёрки. Однажды Кристина привела сюда дружественного художника, украсившего стены и потолок африканскими мотивами, и комнатушка приобрела законченный, удивительно гармоничный, вид.

Представляя, какой будет первая за два года встреча с соратниками, Кристина не сомневалась: сначала она крепко-крепко обнимет всех четверых разом. Потом расскажет, как заканчивала оперу; как ругалась с дирекцией театра, настойчиво предлагающей изменить кое-что в сюжете; как рассказывала деревянным духовым, ведущим партию «Дружбы», о днях урезанного рациона и полной неопределённости… Ничего этого не произошло. Потому что кто же, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, стал бы обнимать собственную руку?

Теперь они впятером сидели в каморке и следили за тем, как Муха ловко разливает в разномастные кружки травяной чай из термоса. Роланд, слегка смущаясь, расставлял по столу цветные контейнеры из ближайшей доставки. Экипаж «Вестника» мог бы отправиться в любое из модных ленинградских мест, и быть уверенным в том, что большинство посетителей деликатно сделают вид, что не узнают ни одного из космонавтов. Но среди шумной толпы рядом с ними не было бы двух едва заметных теней: пухленькой невысокой блондинки, навсегда оставшейся на дне далёкого Океана, и высокого растрёпанного брюнета, немёртвого, но застрявшего в огромной высокотехнологичной клетке.

— В августе стартует экспедиция к системе Наследников. Три корабля: «Вестник» и «Вестник Л», сорок человек исследователей и порядка двадцати пилотов и инженеров. Большинство, конечно, будут на «Вестнике Л» — изучать оставленную технику на орбитах планет и спутников. Но человек десять биологов и физиков мы с Костей доставим на Океан — изучать ящерок, ну и оставшиеся там обломки цивилизации. Быть может разберутся, что за катастрофа у Наследников произошла. — Власов отставил пухленькую кружку, украшенную схематичными изображениями таких же пухленьких Венер. — А мы с Костей отправимся дальше, искать.

— Искать что? — Кристина, задумчиво вырисовывающая бесформенные кляксы на партитуре «Ромео и Джульетты», подалась вперёд, чуть не опрокинув открытую коробку с китайской лапшой.

— Способ. — Вместо Власова ответил Сергей, до того молча гипнотизирующий взглядом самое большое и самое яркое пятно на стене. — Последняя комиссия решила, что Константина необходимо как можно быстрее отделить от корабля. И никакая необходимость ещё раз попытаться повторить эффект запутывания сознания с моделью искусственного помощника на сей раз учитываться не будет. Как и мнение Константина по этому поводу.

— Всё так плохо? Полгода назад я разговаривала с Романовским, он на спектакль приходил, говорил, что Костя держится. И что ещё есть время, чтобы попытаться повторить эффект. — Кристина растерянно обвела взглядом разом нахмурившихся мужчин. — Он что же, решил меня не огорчать и солгал?

— Та комиссия добросовестно заблуждалась. — Сергей пожал плечами. — Человек, Кристи, штука куда более сложная, чем любой музыкальный инструмент. И намного хуже поддаётся настройке. Сейчас ситуация такова, что возможность получить безумный космический корабль перекрывает любые другие возможности. К нашему великому счастью, субординацию Костя ещё уважает. Поэтому он получит приказ и, будем надеяться, успеет его выполнить.

— А как же… — Кристина недоговорила, но очень выразительно перевела взгляд на Власова.

— Кто-то должен отправиться в это путешествие. — Юрий пожал плечами. — Почему бы и не я. Мухаммед перевёлся в штат инструкторов, Арина будет занята в экспедиции к Ослепительной с Роландом, а Валентина допускать к столь ответственному делу никто не рискнёт. Больше никто из пилотов и годных к полёту учёных и не знает о сложившейся ситуации. Сергея к повторному полёту не допустили.

Кристина грустно вздохнула. Её саму к кораблю, направляющемуся дальше Сатурна, не подпустили бы и на пушечный выстрел.

Июль 2096, окрестности Москвы

Лето в две тысячи девяносто шестом году задержалось, целых три законных июньских дня огорчая жителей центральных областей ОСР мелкой раздражающей моросью. А потом, словно пытаясь разом нагнать упущенный график, полыхнуло жарой и не сходящим с небосвода ослепительным солнечным диском.

Пятеро человек, собравшихся в уютной беседке на берегу одного из микроскопических притоков Волги, щурились, прикрывали лица руками и поминутно перенастраивали яркость «умников», но в помещение не уходили. Никто из них не смог бы точно сказать чего в этом больше: желания наслаждаться лёгким ветерком, жужжанием насекомых и запахами цветущих лугов или бессмысленной и упрямой борьбы с обстоятельствами.

— Обе экспедиции готовы, товарищ председатель. — Глава недавно открытого министерства дальнего космоса, принципиально отличающийся от мифического Кащея только модным костюмом из флюошёлка, стряхнул со стола виртуальную пылинку. — К системе Ослепительной отправится делегация из трёх учёных: физиков Ройской и Зубова и биолога Бембиева. Пилотов будет двое: Иванов, командир экипажа, и второй пилот Лис. Мы считаем, что этого достаточно для выполнения текущих задач по укреплению контакта с народом звёзд.