Людмила явно собиралась возразить, но почему-то передумала. Лишь поджала губы, одарила Константина злым взглядом и вылетела из рубки, чуть не сбив по дороге Власова, осторожно несущего перед собой большую чашку кофе.
—И почему же Людмила перекинулась в свою злобную ипостась? — Власов приподнял брови, обозначив лёгкое недоумение. — Надеюсь, она не собиралась сшибить меня с ног, оставив Констю без кофе?
— «Дружбу» попытались пожевать. Земля отдала приказ продолжать путешествие к магнетару. Люда не согласна. — Константин благодарно кивнул, схватил подставленный под руку кофе, сделал несколько больших глотков, но не почувствовал никакого вкуса и отставил кружку на маленький столик для бумаг, перенесённый из библиотеки специально ради того, чтобы было, куда поставить чашку чая или кофе.
— Там «Дружбу» снова жуют.
Услышав лишённый всяческих интонаций голос Мухаммеда, Юрий и Костя одновременно обернулись к экрану. В строке, описывающей состояние челнока, быстро-быстро бежали цифры, означающие, что от «Дружбы» снова откалывают мелкие частицы материи. Цифры строчкой ниже оповещали, что двигатели «Дружбы» работают вхолостую, не в состоянии правильно взаимодействовать с пространством.
В самом худшем для экипажа, но и самом реалистичом варианте это означало, что медленно разрушающаяся «Дружба» летит к Безымянной, управляемая исключительно силой притяжения планеты.
А потом цифры пропали. Связь с «Дружбой была потеряна». Под перекрестьем взглядов Юрия и Мухаммеда, Константин коротко повторил:
— Мухаммед, курс на Змеиную.
Затем залпом допил кофе и аккуратно поставил кружку на место. Юрий Валерьевич сочувственно посмотрел на Костю, не замечая того, что потирает правое ухо, там, где должна была бы быть мочка.
[1] Мышью все поголовно космонавты ОСР называют штатный корабельный передатчик, в официальных документах именуемый Передатчик Информации на Квантовой Запутанности (ПИКЗ). Так уж вышло, что создатели передатчика использовали для опытного образца серый пирамидальный корпус, на котором – без всякой задней мысли! – разместили три светодиода, примерно совпавших с расположением глаз и носа на мышиной голове. Первый же сторонний наблюдатель, увидевший передатчик, не удержался от вопроса: «И что эта мышка нам пропищит?». Так и повелось. Причём название настолько прижилось, что прошло с передатчиком все стадии тестирования и утверждения, и только перед финальной сертификацией создатели, сообразившие, что числиться во всех документах создателями мыши смешно только первые полгода, придумали «на скорую руку» название ПИКЗ. Естественно, о том, как на самом деле называется «мышь», знают от силы три сотрудника сертификационного бюро, непосредственно занимавшиеся передатчиком.
Земля, Москва
Костя отключился, и столешница со встроенным проекционным экраном сдвинулась в сторону и встала вертикально. Из недр «стола» плавно поднялась новая — со стоящими на ней двумя высокими кружками серого туманного[1] стекла. И небольшой кабинет, в который Добронравов предпочитал приглашать людей, разговору с которыми мешало чёткое следование субординации, наполнился густым кофейно-малиновым запахом.
— Вячеслав Артемьевич, вы уверены? — Возвышенский кивком поблагодарил председателя за свой любимый малиновый чай, но кружку брать не торопился.
— В чём?
Когда Добронравов разговаривал таким тоном, собеседники обычно переставали задавать вопросы и вообще вспоминать о том, что у них есть какое-то собственное мнение. Но Возвышенский был слишком далёк от Земли, чтобы обращать внимание на такие мелочи.
— В приказе насчёт «Дружбы». «Вестник» лучше оснащён технически, думаю, они смогут хотя бы забрать экипаж с Безымянной.
— Думаете или уверены? Сейчас потенциальные человеческие потери — три человека. Вы готовы превратить их в семь? — Добронравов отпил кофе и бесшумно поставил кружку обратно на столик.
— Но… Мы могли бы произвести расчёты, попытаться минимизировать риск.
Добронравов отодвинул тяжёлую тёмно-зелёную штору, открыл окно и закурил, стряхивая пепел медленными и плавными движениями.
— Алексей Петрович, вы можете назвать мне хотя бы точные сроки? Не говоря уж о гарантии того, что эти расчёты действительно будут работать в условиях, весьма далёких о тех, о которых вам вообще было известно? Я прекрасно помню, что, пользуясь технологией магнитно-квантового перемещения, мы, тем не менее, понятия не имеем, как работает существенная её половина. Вы уверены, что, имея только теоретические модели происходящего у Безымянной, сможете правильно определить, почему «Дружба» внезапно начала ускоряться? Или разобраться, что за чудовища летают у её поверхности, ориентируясь только на то, что они жрут металл в микроскопических дозах? — Профессор молчал, и Добронравов, докурив, мягко закрыл окно. — Вы не можете. И никто не сможет. И, заметьте, я молчу о материальном и политическом аспектах происходящего. Самое лучшее, что мы можем сделать в сложившейся ситуации — верить в наших ребят и ждать их возвращения.
Возразить было нечего, и Алексей Петрович сделал несколько глотков чая, желая перебить эфемерное, но такое сильное и горькое послевкусие.
— Позволите вопрос не по теме? — Возвышенский предпочёл бы уйти, но следовало дождаться материалов о недавнем запуске «Ириды», миссии Штатов к Альфе Центавра, — председатель хотел получить экспертное мнение о продемонстрированных технологиях.
— Спрашивайте. — Вячеслав Артемьевич бросил вопросительный взгляд на помощника, возвышающегося над рабочим столом у дальней стены, затем еле заметно нахмурился. — Доклад всё равно запаздывает, можно и поговорить.
— У вас ведь в каждом рабочем кабинете подобные столики, связанные с кухней? — Дождавшись кивка, Алексей Петрович продолжил. — Неужели ювелирно проложить ходы сквозь стены Кремля действительно было проще, чем нанять штат официантов? Или дело в безопасности?
— Не в безопасности. Ненавижу, когда мне подают еду и убирают за мной. — Увидев недоумение на лице профессора, Добронравов внезапно улыбнулся. — Алексей Петрович, вы помните, какую задачу сейчас решает ЛИИС[2]?
— Ну да, удешевляют кухонных и уборочных исксов настолько, насколько это возможно. Как и предусмотрено вектором развития робототехники на ближайшие три года. Вы подаёте пример?
— Не совсем. — Добронравов щёлкнул пальцем по стеклу, глядя, как серый туман колеблется в стенке кружки. — Как же объяснить, за один-то раз? Вот смотрите: приготовить еду, это искусство. Подобрать блюда, подходящие под вкус конкретного человека, расширив его картину мира — тоже. Создать в доме уют, починить или отреставрировать что-то, украсить дом к празднику — всё это достойно, всё это — некий акт творения, что ли. Но подача еды, но уборка… — председатель выразительно скривился. — Приучить людей к ответственности можно и другими способами. Бесспорно, раньше — когда мы не могли создать достаточно дешёвого помощника, самостоятельно собирающего девяносто восемь процентов домашней пыли — и этот труд был достоин человека. Но сейчас-то зачем?
— Тогда я не очень понимаю, почему вы лично зарубили проект Никольского. — Добронравов приподнял бровь, и Алексей Петрович напомнил. — Тот автономный робот-домоправитель. Гуманоидный, с возможностью настройки функций и внешнего облика.
— А, этот. Слишком похож на человека. Нехорошо это. — Увидев, что профессор допил свой чай, Вячеслав Артемьевич вернул на место проекционный экран. — Не желаете партию в сёги, раз уж наш докладчик задерживается?
— С удовольствием. — Над экраном замерцали снабжённые стрелками слоны, кони и золотые слитки, и Возвышенский наморщил лоб. — В этот раз первый ход за вами.
[1] Стекло, во внутренний слой которого нагнетают газ или жидкость так, чтобы создавалось впечатление, что предмет целиком состоит из тумана, облаков, воды, и т.д.
[2] Ленинградский Институт Искусственных Существ
SGR 1806-20
Оставив позади злосчастное «Мю Стрельца», «Вестник» величественно двигался сквозь свет и шторм.